Обаламус (СИ) - Страница 6

Изменить размер шрифта:

По этой причине я ограничился единственной тарелкой, допил чай и, подхватив многострадальную сумку, покинул столовую. В сумке лежал пакет с результатами наблюдений байкальской летней экспедиции, который я должен был, в соответствии с полученными вчера в Иркутске указаниями, вручить сотруднику университетской метеообсерватории Жарикову Георгию Михайловичу в собственные руки.

Руки в комплекте с самим Жошей (как его называли сослуживцы за то, что представлялся всем новым знакомым, начиная с фамилии — Жариков Гоша) встретили меня в коридоре. Жоша закончил нашу кафедру два года назад и был уже старшим инженером. Сейчас, во время летнего отпуска, он временно исполнял должность начальника отдела, чем ужасно гордился.

Мы с Жариковым — давние знакомые. Впервые увиделись в зимней экспедиции моего первого курса, когда в составе группы таких же молодых и нахальных «подопытных кроликов» я участвовал в бальнеологических[8] исследованиях на одном из пятигорских курортов. Жоша (тогда студент пятого курса) в этой экспедиции выполнял функции исследователя и никак не мог понять, почему так получается, что каждое утро при малейшей нагрузке у нас резко взлетает пульс и скачет давление, а к обеду все устаканивается. Только через две недели, в последний день наблюдений, он догадался, что это — обычный похмельный синдром. Так что ум и сообразительность не были сильной стороной моего старшего товарища. Но зато был он очень добрым и каким-то домашним. Слегка округлые — но ни в коем случае не толстые — щеки и пышные пшеничные усы, любимая вязаная безрукавка, а главное, искреннее желание всем помочь делали его очень обаятельным. Вот и сейчас, пренебрегая субординацией, Жоша встретил меня в коридоре, провел в свой кабинет, предложил чаю, посвятил в последние кафедральные новости. Я узнал, что послезавтра из обсерватории отправляется экспедиция в лесной заповедник на Оке близ города Пущино. В метеогруппе в последний момент появилась вакансия. Так что, если вдруг есть желание…

Вообще-то я собирался на оставшееся после практики время рвануть домой: пусть родители хоть раз в год на сына посмотрят! И пока Жоша подробно излагал своё видение целей и задач экспедиции, я подрёмывал в кресле, не забывая держать глаза открытыми и периодически кивать головой. Включился только в тот момент, когда в рассказе прозвучало имя руководителя. Оказывается, главным в этой лавочке две недели назад был назначен А. И. Михельсон — личность настолько примечательная, что моё прохладное отношение к предлагаемой Жошей авантюре сразу резко переменилось.

Алексей Исаакович — сын американских коммунистов, эмигрировавших в Советский Союз по идейным соображениям и притащивших с собой в социалистический рай маленького Алекса. Сейчас «малышу» перевалило за пятьдесят… Работал он на кафедре гидрологии, читал лекции по технике безопасности на воде и был известным на весь университет бабником, вечным тамадой на любых банкетах и вечеринках, выдающимся филателистом и проч. и проч. и проч.

Курил Михельсон практически беспрерывно, частенько запаливая новую сигарету от предыдущей. Его именем на нашем факультете была даже в шутку названа единица измерения задымленности — один михельсон. Это когда в помещении на высоте один метр висит топор массой в один килограмм. Из скандалов, связанных с бесконечными пьянками и аморалками, урождённый американец не вылезал, был постоянным героем доски приказов о взысканиях и большинства факультетских анекдотов. Но при этом никто лучше Михельсона не мог в полевых условиях организовать работу группы людей любой численности, состава и степени знакомства. Его беспрекословно слушались студенты и аспиранты, раскопщики из вчерашних зэков и степенные доктора наук. Очень примечательная личность!

И почему-то мне вдруг расхотелось ехать домой на каникулы, а появилось острое желание: испытать на собственной шкуре все методы руководства человека, о котором так часто судачили в факультетских курилках.

— Хорошо, согласен! Каковы дальнейшие действия? — сказал я, когда в Жошином рассказе наступила небольшая пауза.

— Собеседование завтра в десять утра, — сообщил мне довольный «охотник за простофилями»[9], и тут же добавил радостно. — В Формозе.

«Формозой», или «Тайванем», университетский люд именовал пивную, расположенную у самых стен китайского посольства в пяти минутах ходьбы от главного здания МГУ. Чувствовалась, что твердая рука Алексея Исааковича уже крепко держит бразды правления коллективом.

Наверное, может показаться невероятным, что после окончания летней практики меня снова потянуло в поле[10], да ещё в такой компании, но уж очень скучным и размеренным был последний учебный год. С утра до ночи я занимался лишь лекциями, семинарами да беготнёй по библиотекам, а потому был полностью лишен развлечений. И вот теперь, когда необходимость в «монашеской» жизни наконец-то отпала, безалаберную и шебутную половину моей студенческой души неудержимо потянуло в загул. А уж в том, что вся Пущинская экспедиция будет одним сплошным загулом, сомневаться не приходилось…

10

На следующее утро, ровно в «десять ноль-ноль», я стоял в дверях пивного бара и обшаривал глазами зал. Точность, как известно всему факультету — главное, что Михельсон ценит в людях. Вторым необходимым условием было умение быстро и органично вписаться в «крепко спитый» коллектив.

Где же? А, вот они, голубчики! Ждущая моего прихода комиссия состояла из трех человек. Между вгрызающимся в распотрошенную воблу Жошей и жестикулирующим сигаретой Михельсоном за столиком неподвижной скалой расположился лучший друг Алексея Исааковича и восходящая звезда отечественной гидрологии доктор физико-математических наук Андрей Христофорович Упоров. Лица не видно — стоит спиной к двери, но Упорова и так ни с кем не спутаешь. На первый взгляд, он обычно напоминает одетый по последней моде двустворчатый шкаф. Симпатичный такой шкафчик в расстегнутом бежевом плаще! И это — несмотря на летнюю жару.

Гм… Значит, высокая комиссия не пивом единым мозги промывает. Что ж, да здравствуют приключения! А приключения — это то, что постоянно, как сильнейший магнит, притягивал к себе сын американских эмигрантов. Вот и сейчас он дымил в аккурат под самой табличкой: «За курение в общественном месте штраф 5 рублей». Обычно завсегдатаи, сами иной раз втихомолку «дымящие в рукав», ястребами накидывались на нарушителя и начинали его «клевать», но сейчас они старались устроиться подальше от живописной компании и сделать вид, что ничего не замечают. Уж очень колоритно возлежали с двух сторон от упоровской кружки покрытые коричневыми мозолями от ударных тренажеров двухпудовые волосатые кувалды. Рядом с ними полулитровая пивная посудина производила впечатление стопарика. Голова доктора наук была слегка наклонена влево к рассказывающему о чем-то Михельсону. Коротко стриженый затылок плавно перетекал в могучую шею и тонул в воротнике плаща.

Верилось с трудом, что семнадцатилетний первокурсник Андрюшенька Упоров был худеньким невзрачным очкариком. В те далекие времена он великолепно играл на фортепьяно и даже выступал с концертами. Но в экспедициях требовались сила и ловкость, и Андрей стал заниматься несколькими видами тяжелой атлетики и силовых единоборств одновременно с тем же фанатизмом, с которым прежде разучивал гаммы. Результат — к тридцати пяти годам при росте сто семьдесят пять сантиметров он весил около ста тридцати килограммов, носил брюки пятьдесят шестого размера и пиджак шестьдесят восьмого, собрал коллекцию кандидатских и мастерских удостоверений в различных видах спорта, имел чёрный пояс по каратэ. Очки Андрей Христофорович надевал теперь только на лекциях, а в обычной жизни обходился без них. На эту тему в прошлогодней факультетской стенгазете появилась даже карикатура с подписью: «У носорога очень плохое зрение, но при такой массе это не его проблемы». Упоров не обижался.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com