Обаламус (СИ) - Страница 2

Сергей отстегнул ошейник.

— Пусть ночью по участку бегает, а то весь день на привязи просидел. Вас он теперь не тронет, раз своими признал.

Радостный Пальма неторопливо и деловито потрусил по кругу вдоль забора. А мы двинулись к дому. В сенях сбросили кроссовки и прошли на кухню. Сергей начал доставать из холодильника продукты, а Миша вынул из дипломата и сунул в морозилку бутылку «Сибирской». Я «Токайское» охлаждать не стал, сразу на стол выставил обе бутылки. Пусть высокое начальство убедится, что мы хоть и студенты, но не халявщики. Сергей одобрительно хмыкнул:

— А вот это правильно, водка пусть охладится немного. Начинать лучше с лёгких напитков, а потом идти на повышение градуса. Так и перебрать труднее, и голова утром болеть не будет.

Наш руководитель знал, о чём говорит. Наутро, когда вся троица выскочила умываться во двор, голова у меня действительно не болела. Мы плескались, намыливались и ополаскивались у бочки с прозрачной дождевой водой, не забывая довольно отфыркиваться. Солнце слепило глаза, отражаясь от волнистой поверхности.

— А почему вы в наш отдел практиковаться подались? Это же скука несусветная! — голос Сергея сквозь полотенце звучал слегка приглушенно.

— Мне нужно было перепройти часть практики за первый курс; три недели в июле, — ответил я. — А в оставшееся время успевали только к вам. Зато на следующий год иркутяне пригласили нас в экспедицию на Байкал.

— И вы согласились? — Сергей протянул нам два белоснежных вафельных полотенца.

— Шурик всегда готов родных сибирских комаров подкормить, а я ещё не решил пока, — ответил Миша.

Он увлекался математическим моделированием и особой любви к энцифалиткам с накомарниками не испытывал. Я собирался защитить свой таёжный выбор, но не успел. В колено требовательно ткнулась собачья голова.

— Доброе утро, Пальма! — я начал гладить мускулистую шею и наклонился поближе к могучему черепу. — Доброе утро, дорогой!

Я придвинулся ещё ближе к собачьей морде. Пёс довольно заурчал, подставляя прижатое к шее ухо… И вдруг резкий бросок!.. Мгновение назад перед глазами был покрытый шерстью затылок, и вот уже на его месте громадная оскаленная пасть, которая неторопливо, будто в режиме замедленной съемки продолжает раскрываться и приближается к лицу. Резко двигаю головой влево, пытаясь убраться подальше от огромных белых зубов. Правая сторона дёргается вниз, громко хрустит раздираемое клыками ухо. В лицо ударяет покрытая щебнем дорожка. Перекатываюсь налево, подальше от страшной пасти…

Пульсирующими толчками к уху приходит боль, но она где-то на периферии сознания. Главное — враг, ещё секунду назад казавшийся четвероногим другом. Пёс всего в метре от меня, он готов к следующему броску. Прыжок по кратчайшей траектории… Мои ноги — сжатая пружина, взведённая к подбородку… Удар в самый центр летящего к горлу снаряда… Зверюга квыркается в воздухе, падает на бок… Взлетает в новом прыжке… Мои пятки снова бьют его в грудь, точь-в-точь, как прошлый раз… В горящих глазах пса яростный блеск… Что на него нашло?! Третий рывок по кратчайшей… Удар… Кувырок… Белые лица друзей… Они ничего не понимают… Ещё один прыжок… Но почему опять по прямой, чуть-чуть вбок — и собачьи челюсти сомкнутся на моём горле!?

Хриплый вопль «Убери собаку-у-у!!!» разрезает застывший от ужаса воздух. Кто кричал, и почему так саднит горло!? Сергей, наконец-то, приходит в себя и бросается на выручку. Пальма, в очередной раз взлетевший в воздух, зависает на середине прыжка. Ошейник глубоко врезается в горло ошалевшего от крови хищника. Пёс рычит, но смиряется. Сергей тащит его к будке и сажает на цепь. Миша протягивает мне руку, помогает подняться. По воротнику рубашки течёт что-то теплое, пятна крови появляются на щебёнке. Пытаюсь правым глазом разглядеть повреждения. Вижу свисающий к шее кусочек чего-то красного с неровными краями.

— У тебя ухо оторвано, нужно срочно в больницу, — говорит Миша, протягивая носовой платок. — Держи.

— В дом за документами и к хирургу, здесь десять минут ходу! — секундное замешательство прошло, Сергей вновь предельно собран и решителен.

В прихожей на пару секунд отнимаю от шеи платок и бросаю беглый взгляд на зеркало. Влажный красный зигзаг разделил правое ухо по вертикали на две части, соединённые узкой перемычкой мочки. Нижний кусок болтается, как маятник, изредка роняя на плечо красные капли. Ну что ж, по-крайней мере, сосуды на голове не задеты и гибель от потери крови мне не грозит…

Очередь к кабинету хирурга встретила нас недовольным ворчанием. Никому не улыбалось торчать в коридоре лишний час. Но шедшая передо мной медсестра, не останавливаясь, решительно толкнула дверь. Через минуту она вышла из помещения, бросив в сторону нашей троицы «Постойте чуть-чуть, он уже заканчивает», и удалилась. Ждать пришлось недолго.

Минуты через три дверь отворилась, выпуская молодую румяную толстушку с забинтованным запястьем.

— Ну, кто там экстренный с ухом?! Заходи! — прогремел из глубины комнаты хорошо поставленный баритон.

Все посмотрели на меня, и я шагнул внутрь. Стройная молодая брюнетка в синем халате и с марлевой повязкой под глазами хлопнула дверью, отсекая путь к отступлению. Врач — мужчина среднего роста, среднего сложения и среднего возраста — сидел за столом и что-то писал. Было странно, что у этого невзрачного человека такой выдающийся голос.

— Эх, ваши б слова, да до Бога, — попытался я поддержать беседу. — Честно говоря, даже и не знаю, с ухом я или уже нет!

Взгляд доктора оторвался от бумаг и сфокусировался на окровавленном носовом платке, который я прижимал к правой стороне шеи.

— А покажи-ка мне, что там? — махнул он рукой в сторону платка.

Я медленно и осторожно опустил платок.

— Ну что? Всё не так уж и страшно! — хирург внимательно осматривал рану. — Для начала постараемся это пришить, вдруг прирастёт? А коли отвалится — подрежем покороче… Ха… И второе для симметрии…

— А сколько шансов за «прирастёт»? — попытался уточнить я. Перспектива остаться без обоих ушей как-то не радовала.

— Рана свежая, грязи не видно, думаю шансы очень неплохие. Да ты не переживай! — он ободряюще подмигнул. — Ко мне прошлым летом один грузин прибегал, так ему собака другой орган оторвала, поважнее уха, тоже на ниточке болтался. — Доктор уже домыл руки и вытирал их белоснежным полотенцем. — И ничего, всё срослось в лучшем виде. Так что, садись на стул и постарайся не дергаться.

Я старался, но получалось так себе. Новокаин помогал мало.

— Терпи, — периодически повторял врач. — Если хочешь, чтобы шов не был заметен, нужны частые мелкие стежки, а анестезия в таких местах действует слабо, ну да ты частично изнутри обезболенный, похоже ещё с вечера… Короче, если так терпеть трудно, стони или ругайся… Да, хоть плачь! Только не дёргайся! И ещё… Дыши-ка ты лучше, братец, в другую сторону, а то неровно сошью…

Неподвижно стонать у меня не получалось, а реветь или ругаться при женщинах было неудобно — и я стал потихоньку поскуливать и подвывать. Почему? Зачем? Сам удивляюсь! Но терпеть боль это помогало…

Сколько продолжалась операция, сказать не берусь. По ощущениям — часа два или три. А Сергей с Мишей потом говорили, что я провёл в кабинете чуть больше сорока минут.

— Ну, вот и всё! — хирург уже обработал рану чем-то пахучим и едким и заканчивал накладывать повязку. — Теперь посиди в коридоре, минут через пять тебя отведут в палату. Следующий войдите!

…Куски льда отскакивают от оцинкованного металла крыши при каждом ударе. Левая рука сжимает пруток ограждения. Холод добирается до ладони сквозь меховую варежку. Никаких лишних движений. Пять этажей — не шутка. Каждый удар точно выверен, лезвие рубила чуть-чуть не доходит до стальной поверхности, но во льду образуется сквозная трещина. Заканчиваю движение резким боковым рывком, отдирающим отломившийся кусок от кровельного железа. И очередная ледышка падает во двор… С каждой минутой тело всё хуже слушается… Ещё два-три метра, и нужно будет отдохнуть. Шаг левой, передвигаем следом правую, теперь нужно скользнуть рукой по прутку, перехватить поудобнее. Нога отъезжает в сторону… не страшно, опора на левую руку… Чёрт, какая скотина не проварила ограждение!.. Пруток изгибается, варежка скользит… К чёрту рубило!.. Правая рука цепляется рядом с левой… живот бьется об обледенелый край… Стальной прут гнётся все сильнее… До опоры уже не дотянуться… На какую-то долю секунды правая варежка цепляется за неровный металлический кончик… Толстая ткань с треском расползается, край крыши медленно отходит вверх… Его движение всё ускоряется… Руки и ноги болтаются в воздухе… В уши вползает чей-то тихий испуганный хрип…