О войне и победе - Страница 46
Сможет ли он это сделать. И маленькая тема Анохина вдруг стала сложной и большой.
В судьбе, поведении и характере газетчика Абрамов почти сразу уловил трагедию человека, который был одновременно героем, жертвой и даже виновником происходившего в нашей стране в довоенные и послевоенные годы.
10. XII.64
«Редактор пренебрежительно называет Анохина винтиком сталинским. Сойманов не согласен. Анохин – человек идеи. Он отдавал идее себя целиком. Всем жертвовал. Одержим.
А может ли такой человек покончить с собой? Может. Нечем жить.
– Да, в последние годы, – говорит редактор, – он вообще был какой-то растерянный (после 56 г.). Отошла эпоха Анохина. Из-под него выбили какие-то устои. Постарел. Очень. Вы не видели его в последнее время? Так что причина смерти – не один сын».
Через десять лет, в 1975 году, Абрамов делает еще одну запись о причине гибели Анохина: «Трагедия героя. Утрата веры и смерть. Соотнести с Твардовским, с Берггольц». В тот же день – 19 ноября – он размышлял в дневнике о трагедии О. Берггольц и Твардовского: «Долго, долго не давала мне покоя Берггольц… А сегодня я, кажется, понял, что такое Берггольц. Трагический человек, потерявший веру и всеми силами старающийся удержать ее. И только ли это трагедия О. Б.? А Твардовский? Разве не то же самое?.. Заколдованный круг, из которого под силу выйти только гению! и причина запоя Б.?
Социализм, коммунизм в их первозданном виде – это прекрасно. Социализм – знамя эпохи. Вот и трагедия. Тот социализм, который есть, не приемлю. Но в то же время без социализма нет жизни. И отсюда заклинания, заклинания о верности молодости романтической, идеалам прошлого… Да, это тема большой вещи. Может быть, в «Разговоре с самим собой» удастся что-то рассказать. Ведь в сущности мой герой гибнет тоже из-за того, что не может примириться с утратой веры…»
Федор Абрамов, сам участник боев за Ленинград, студентополченец, вынесший все тяготы и крестьянского колхозного лихолетья, и студенческого полуголодного существования, все послевоенные годы неотступно думал о судьбе России, о судьбе народа, который выиграл войну, победил фашизм, а в повседневном быту после победы влачил жалкое существование, недостойное народапобедителя. В чем причины? Где корень зла? Кто виноват? Что делать? Как помочь стране и народу? Эти вопросы мучили его всю жизнь.
Писатель возлагал ответственность за происходившее не только на правящие верхи, на партийную элиту, на диктатуру. Он думал и об ответственности народа за свою судьбу.
О достоинствах и недостатках народа, о многоликости, о разнородности его состава, о подвижничестве и совестливости одних, о корыстолюбии, приспособленчестве, цинизме, карьеризме других – повествуют все книги Абрамова: романы, повести, рассказы, публицистика.
Задуманная повесть «Разговор с самим собой» вызревала в русле тех же нелегких раздумий. Причем чуть ли не впервые судьба рядового человека соотносилась с поведением интеллигентов, ответственных за просвещение народа. Недаром писатель вынашивал повесть так долго.
Первый вариант был создан осенью 1963 года. А затем на протяжении пятнадцати лет – до 1978 года – чуть ли не ежегодно появлялись многочисленные заметки, наброски, углубляющие и расширяющие рамки повествования. Если в первом варианте главное место занимала судьба газетчика Анохина, то в дальнейшем Абрамов хотел столь же укрупнить другие фигуры повести. И прежде всего – журналиста-писателя Сойманова, в судьбе и психологии которого отражалась трагедия интеллигентных слоев нашего общества, тех, которые, в отличие от непросвещенных и одураченных лживой пропагандой масс, постепенно прозревали, видели пороки существующего режима, но все-таки шли на компромисс, боясь за свое хоть и мизерное материальное благополучие.
Сойманов предстал бы в повести тоже сложной личностью. Приведу несколько заметок о нем, сделанных Абрамовым в разные годы. «Сойманов – думающий. Но он промотал талант. У него не хватило мужества сражаться за истину». «Он был из запуганного поколения. Он боялся показать жизнь, которую прожил, так, как она была. Выдумывал, подкрашивал, утешал себя тем, что так надо, так требует партия, а партия – святыня».
Именно Сойманов должен был вести в повести «разговор с собой», когда у него пробудились мысль и совесть. «Долго, чуть ли не всю жизнь откладывал этот разговор Сойманов. Но разговор с собой не отложишь – он должен состояться… Разговор с самим собой. К сожалению, запоздалый разговор. Хватит ли у него сил начать все с начала? Объявить войну самому себе. Самую тяжелую войну из всех войн, которые знал человек». Сойманов должен был осмыслять не только трагедию Анохина, но и свою собственную.
Впервые: Знамя. 1993. № 3.
Повесть «Кто он?» или, как иногда называл ее писатель, «повесть о следователе» – наиболее значимое и сложное произведение из задуманного цикла о войне. Разнородный рукописный материал сохранился лишь в многочисленных черновых заготовках, набросках и вариантах.
Заметки – самые разноплановые. Сюжет, судьбы и характеры героев, детали быта и нравов в контрразведке военных лет, служебные и личные взаимоотношения, методы ведения следствия, атмосфера всеобщего страха и подозрительности, чинопочитания, автобиографические подробности из жизни главного героя, его мечты, унижения, сомнения, духовное возмужание. А кроме того – поиски формы повествования, отказ от первоначального чуть ли не детективного построения повести, решение вести рассказ в форме исповеди-воспоминания, чтобы была возможность осмыслять прошлое с позиции умудренного зрелого человека. Таков далеко не полный перечень содержания авторских заметок.
О значимости замысла свидетельствует дневниковая запись 30 ноября 1976 года: «Роман о прошлом и повесть о следователе будут мои лучшие вещи». Роман о прошлом – « Чистая книга» – сомнений не вызывал, это была бы поистине его вершинная вещь. Но повесть «Кто он?». Почему ее так высоко ставил писатель? Ведь к 1976 году были созданы «Пелагея», «Деревянные кони», десятки рассказов, над романом «Дом» он уже работал тогда.
Я хорошо знала сюжет повести о следователе. Федор Александрович не раз рассказывал мне и близким друзьям, как он вел в контрразведке расследование по делу брянского партизана и его жены, как установил их невиновность, добился освобождения. При этом его особенно поразила личность того человека, который был повинен в гибели партизанского отряда, им оказался бывший раскулаченный. Характеры были колоритными, а сюжет – необычен для Абрамова. Но все это не убеждало, что повесть станет лучшей в его творчестве. Тогда я обратилась к сохранившимся авторским записям и наброскам, пыталась в них найти ответ, почему Абрамов так высоко оценил задуманную повесть.
Многие записи-воспоминания носят явно автобиографический характер и позволяют хотя бы отчасти дать истинное представление о работе Абрамова в «Смерше», развеять бытующие кривотолки.
Писатель не раз в заметках подчеркивал невыдуманность, жизненную достоверность и автобиографическую основу повести. Более того, он хотел ввести не только подробности из работы в «Смерше», но и факты из предыдущей жизни. «Да, мощным потоком включить войну, мою военную биографию… Ладога, бомбежки, ранение…» (22.Х. 1976). «Да, герой во многом я. И моя биография: университет, блокада, отпуск, связь с деревней» (27.XI.1976). Но это решение пришло в 1976 году, а первоначально повесть носила более локальный характер.
Заметки к автобиографической фигуре следователя содержат самохарактеристики, которые дают представление о личностных качествах молодого Абрамова. Одаренность, ум, совестливость, простодушие уживались с наивно романтической жаждой успеха и даже с завистью к преуспевающим службистам.
Привожу наиболее интересные самохарактеристики, сделанные в разные годы.
«Умный, но застенчивый парень, стоявший намного выше своих товарищей», «…и я, филантроп с обнаженным сердцем».