О влиянии идей и образов Милорада Павича на творчество Уильяма Шекспира - Страница 1

До того, как появилось время, существовала Вечность. Когда же Господь Бог создал время, Он создал его сразу и целиком, от начала до конца, и таким образом время существует в Вечности подобно тому, как (в геометрии) отрезок существует на плоскости. Смертный человек ползет от начала времени к его концу, проходя этот отрезок точка за точкой. Однако бого- или дьяволовдохновенные личности получают возможность перемещаться по времени более свободно — на этом принципе основаны предсказания и пророчества. Подобным людям предоставляется случай заглянуть в будущее, которое уже существует где-то там впереди и только ждет часа своей актуализации.

Исходя из вышесказанного, можно предположить наличие влияния не только предков на потомков, но и потомков на предков, которые в глазах Бога одинаково и одновременно живы, находясь каждый на своем участке времени.

То обстоятельство, что Милорад Павич так или иначе признает взаимное влияние судеб потомков и предков, косвенно подтверждается, к примеру, его рассуждением в романе «Пейзаж, нарисованный чаем»:

Признает это двустороннее влияние потомков и предков и Уильям Шекспир — например, в сцене, когда перед смятенным Макбетом предстают духи грядущих восьми королей — потомков убитого Макбетом Банко. В зеркале у последнего из призрачных королей Макбет видит

В данном случае мы снова встречаемся с феноменом влияния потомков на предков: не только предки своими поступками так или иначе определяют судьбу потомков, но и потомки, являясь предкам, подталкивают их к определенным решениям.

Таким образом тема нашего исследования не является бессмысленной.

Впервые мысль о том, что Милорад Павич мог оказать существенное влияние на творчество Уильяма Шекспира, возникла у нас при последовательном прочтении «Хазарского словаря», «Вечности и еще одного дня», «Ричарда Третьего», «Макбета» и «Гамлета».

Как известно, важное место в художественной ткани «Хазарского словаря» отводится теме сновидений: персонажи встречаются во сне, во сне любят и ненавидят, видят одни и те же сны; сны определяют двойничество персонажей и в конечном счете их судьбу.

Абсолютно павичевская тема сна звучит в «Ричарде Третьем». Звучит так открыто, что это не может не бросаться в глаза.

В начале IV акта жена Ричарда — леди Анна — жалуется:

Чуть позже, перед решающей битвой, королю Ричарду и его противнику графу Ричмонду, будущему королю Генриху VII, снится один и тот же сон.

Наутро Ричард говорит:

Граф же Ричмонд рассказывает:

Характерно, что леди Анна является своему преступному мужу не с обвинением в убийствах (в том числе и ее самой), как другие духи, но с напоминанием о чем-то более важном — о погубленном сне:

Во сне погибает шотландский король Дункан, зарезанный Макбетом, гламисским и кавдорским таном. После совершенного убийства сам Макбет в ужасе твердит одно и то же:

Примечательно также, что не спать — или, точнее, странно спать — обречен не сам Макбет, а его жена. Она бродит, не просыпаясь, по замку, пишет какие-то письма, беспокойно трет руки, бормочет: «Повторяю тебе, Банко похоронили. Он не может выйти из могилы…» Как и леди Анна, леди Макбет, несомненно, видит сны своего мужа.

Встречаются в произведениях Шекспира и другие существенные элементы павичевских тем. Так, в «Гамлете» мы видим бродячий театр, который в буквальном смысле слова привез с собой смерть — смерть Гамлета-старшего. Этот сюжет, без сомнения, коррелирует с аналогичным же сюжетом «Последней любви в Константинополе»:

В обоих случаях, и у Павича, и у Шекспира актеры за плату играют специальное представление на сюжет о смерти отца героя.

Другое павичевское место в «Гамлете» связано с темой духового музыкального инструмента. Персонаж «Последней любви в Константинополе», Пахомий Тенецкий, превосходно играет на кларнете, а кроме того, у него есть спутница, которая каждый вечер «должна была сосать его», что она и проделывала, «прикасаясь к нему легкими движениями пальцев и губ». И лишь спустя долгое время, перед самой смертью, Тенецкого осенило: «Впервые он слышал Растинины губы и пальцы изнутри, сквозь самого себя… Растина не на кларнете, а на нем, капитане австрийской армии Пахомии Тенецком, исполняла Франца Иосифа Гайдна… Пахомий Тенецкий понял, что Растина обладает виртуозной техникой игры на кларнете…»

В этом смысле своеобразно преломляется диалог Гамлета с Гильденстерном: