О тех, кто предал Францию - Страница 13

Впервые Думерг был избран премьером в 1913 году. Он был бессменным членом кабинета в течение всей мировой войны. Особенно широкую известность Думерг приобрел, когда в 1917 году, вернувшись из официальной поездки в Россию, заявил, что никогда еще царь не чувствовал себя так прочно, как сейчас... Месяц спустя царь и царское правительство были свергнуты Февральской революцией.

В 1924 году Думерг был избран президентом республики. Вскоре после его избрания Эдуард Эррио жаловался: «Мы выгоняем реакцию через парадный подъезд, а она, в лице Гастона Думерга, вползает к нам через черный ход».

За неделю до истечения срока его президентских полномочий Думерг женился на пожилой даме, своей многолетней подруге. Когда его спросили, почему он выбрал именно дни своей отставки, чтобы расстаться с холостяцкой жизнью, он признался одному близкому другу: «Я хотел доставить ей удовольствие побыть супругой президента республики хотя бы в течение недели».

Покинув пост президента, Думерг, в награду «за оказанные им услуги», был назначен одним из директоров Суэцкой компании с недурным доходом в 200 тысяч франков в год. Уединившись в свое весьма благоустроенное поместье на юге Франции, возле местечка Турнфей, он здесь выхаживал свои виноградники и поигрывал в картишки. «Вечно он выигрывает, — жаловались его соседи по карточному столу.—Он чуть ли не такой же мастер играть в карты, как сбывать свое вино».

В 1933 году портрет Думерга снова замелькал в газетах. Реакционные круги искали подходящего кандидата на должность премьера. В газетных статьях человека с сияющей улыбкой уже не называли, как обычно, иронически-ласкательным именем «Гастонэ». Ему было пожаловано звание «турнфейского мудреца». Думерг часто и усердно выступал по радио для того, чтобы французский народ мог освоиться с его кандидатурой. А тем временем полковник де ла Рок усиленно превозносил его и в одной из своих речей назвал «будущим спасителем Франции». Итак. Думерг был введен в должность премьера как спаситель Франции от демократии и либерализма. На этот раз «200 семейств» решили, что пора свести счеты с либеральными идеями раз и навсегда.

План Думерга о пересмотре и изменении конституции был изложен в книге сенатора Мориса Ординер, к которой Думерг написал предисловие. План этот заключался в следующем:

1. Президент республики имеет право распускать палату и требовать новых выборов.

2. Палата должна избираться не прямым, а косвенным голосованием, причем число депутатов должно быть уменьшено, а сроки их полномочий увеличены. 3. Государственный бюджет составляется и проводится в жизнь по указу правительства, без утверждения парламентом.

Но прежде чем новый кабинет Думерга встретился с палатой депутатов, произошли два события, заставившие Думерга повременить со своими проектами. Через два часа после утверждения кабинета, вечером 9 февраля 1934 года, в Париже начались уличные бои между полицией и народными массами.

Коммунисты выпустили воззвание, призывавшее рабочих к демонстрации протеста против кабинета Думерга. Местом сбора была назначена площадь Республики в одном из пролетарских районов Парижа. Полиция и войска окружили плотным кордоном район предполагаемых демонстраций, однако они вспыхнули подобно пожару во всех рабочих кварталах Парижа — вплоть до исторически известных Бельвиля и Менильмонтана и до Северного и Восточного вокзалов. Безоружные рабочие начали строить баррикады. С раннего утра раздавались залпы полицейских винтовок и треск пулеметов. Рабочие отвечали градом камней. Когда дым сражения рассеялся, не оставалось уже никаких сомнений в том, что кабинет Думерга запятнан кровью. По официальным сообщениям, с обеих сторон насчитывалось свыше двухсот убитых и раненых. В Париже было произведено больше тысячи арестов. Тогда в первый раз появились официальные разъяснения, что во всем происшедшем повинны «интриги и махинации иностранной агентуры». С этого времени басня об «иностранной агитации» стала привычным рефреном парижской правой прессы.

Три дня спустя Париж и крупные французские провинциальные города стали свидетелями всеобщей стачки. По беспристрастной оценке, она охватила сто процентов служащих таких жизненно важных государственных предприятий, как почта, телеграф, телефон, трамвай, автобус, метро. Рабочие крупнейших промышленных предприятий присоединились к забастовке. Железные дороги, водопровод, газ и электричество, по приказу руководителей стачки, продолжали нормальную работу.

Правительство Думерга было напугано внушительным размахом стачечного движения. И, пожалуй, еще больше тем, что в этот же самый день рабочие демонстрации, созванные порознь социалистами и коммунистами, сошлись на обширной территории Венсеннского леса. По окончании обоих митингов более ста тысяч парижан соединились в едином мощном шествии. Правительственные круги были испуганы и ошеломлены. То была первая объединенная демонстрация социалистов и коммунистов после резкого разрыва, происшедшего между этими партиями в 1922 году. И это после жестокой междоусобной войны, свирепствовавшей между ними в течение двенадцати лет.

На утро после стачки Думерг в продолжение нескольких часов совещался с двумя своими ближайшими сотрудниками — бывшим премьером Андре Тардье и Пьером Лавалем. Хотя впоследствии это официально отрицалось, Лаваль в частной беседе признавался, что это они с Тардье составили основные пункты первой декларации Думерга в палате депутатов.

Стратеги решили действовать осторожно с проведением намеченных конституционных реформ. Французский народ был настроен очень решительно. Думерг и его советники рассчитывали, что народ будет подавлен и ошеломлен скоропалительным уходом Даладье и мощным зрелищем силы, продемонстрированной «Боевыми крестами». Вместо этого он увидел сплоченные народные массы, исполненные решимости и готовности к борьбе.

Даже если бы парламент пошел на самоубийство, послушно проглотив так называемые «реформы» Думерга, народ не допустил бы гибели демократии, не оказав решительного сопротивления. Думерг, собиравшийся изложить свою программу коренной реформы конституции в первом же правительственном выступлении перед палатой, вынужден был отложить это намерение. Новый кабинет предстал перед депутатами и сенаторами в скромном и вкрадчивом обличии «правительства примирения партий». «Спаситель» Думерг временно снова задрапировался в халат «папаши Думерга», сияя обворожительной, почти ангельской улыбкой. Первая попытка ввести фашизм «бескровным путем» потерпела крах.

В кабинет Думерга, насчитывавший тридцать четыре человека, входили только шесть радикал-социалистов, включая Эррио в качестве министра без портфеля.

Реакционные члены кабинета Думерга были единодушны в стремлении покончить с системой парламентской демократии во Франции, но они расходились в путях и средствах осуществления этой задачи. Так, например, Тардье, министр без портфеля, призывал к созданию корпоративного государства. Но это не мешало ему быть поборником французской традиционной политики «твердой руки» в отношении к Германии, политики, восходящей к Клемансо и Пуанкаре. Напротив, Пьер Лаваль, министр колоний, стремился сочетать фашистский режим во Франции с развитием дружественных отношений между Францией, Италией и Германией. Точка зрения Лаваля постепенно брала верх в так называемых «национальных» партиях правого крыла. Но чтобы осуществить на деле свою линию в иностранной политике, Лавалю пришлось дожидаться смерти Луи Барту, которого Думерг сделал министром иностранных дел. Думерг не из любви или уважения включил Барту в состав своего кабинета. Причина была та, что «Барту в кабинете был помехой, но Барту вне кабинета был бы катастрофой».

Луи Барту было семьдесят два года, когда он водворился на Кэ д'Орсэ. Он сделал блестящую политическую карьеру. Барту родился в Нижних Пиренеях, на юго-западе Франции. Он был сыном жестяника. Его подвижное лицо с живыми глазами и бородкой а 1а Наполеон III фигурировало чуть ли не в двенадцати министерских кабинетах.