О смысле жизни - Страница 15

Изменить размер шрифта:

Ѳ. Сологубъ? типичный романтикъ, а потому не трудно предсказать, что всѣ его попытки примириться съ Альдонсой раньше или позже обречены на неудачу; но любопытно уже то, что нашъ авторъ видитъ теперь невозможность остаться при одной Дульцинеѣ, при одномъ мірѣ своей фантазіи,? такъ или иначе, но этотъ міръ надо дополнить міромъ реальнаго, пріятіемъ Альдонсы. Надо принять данный міръ. И Ѳ. Сологубъ уже не считаетъ свое «я» единымъ въ мірѣ; онъ уже не утверждаетъ, какъ прежде: «я обманъ личинъ отвергъ», «раздѣленные и многообразные лики? всѣ они только личины Мои»… Наоборотъ, онъ признаетъ теперь эти «личины», признаетъ существованіе многообразныхъ «ты», которые казались ему раньше только насмѣшкой надъ нимъ дьявола; онъ преодолѣваетъ былое свое горделивое юродство и снова входитъ человѣкомъ въ человѣческій міръ:

Преодолѣлъ я дикій холодъ
Земныхъ страданій и невзгодъ,
И снова непорочно молодъ,
Какъ въ первозданный майскій годъ.
Вернувшись къ ясному смиренью,
Чужіе лики вновь люблю,
И снова радуюсь творенью,
И все цвѣтущее хвалю,?

говоритъ намъ поэтъ въ одномъ изъ послѣднихъ своихъ стихотвореній (кн. «Пламенный Кругъ»). И, какъ видимъ, это дѣйствительно возвратъ къ тому настроенію и тѣмъ мотивамъ, которые мы слышали отъ Ѳ. Сологуба еще въ началѣ его творчества.

И съ этой точки зрѣнія «пріятія міра» Ѳ. Сологубъ находитъ оправданіе и міру и жизни. Мы уже видѣли, въ чемъ хочетъ найти это оправданіе Ѳ. Сологубъ? въ «красотѣ», и тогда уже отмѣтили ту долю правды, которая скрыта въ такомъ отвѣтѣ; возобновимъ теперь это въ памяти на отдѣльномъ примѣрѣ. «Люблю красоту,? страстно говоритъ Людмила:?…люблю цвѣты, духи, яркія одежды, голое тѣло. Говорятъ, есть душа. Не знаю, не видѣла. Да и на что она мнѣ? Пусть умру совсѣмъ, какъ русалка, какъ тучка подъ солнцемъ растаю. Я тѣло люблю? сильное, ловкое, голое, которое можетъ наслаждаться»… Ошибочно, разумѣется, думать, что въ этомъ? вся правда: правда шире этого узкаго самоограниченія красотою; но въ этомъ несомнѣнно есть доля правды, заключающаяся въ томъ, что смысла жизни надо искать не въ будущемъ, не на землѣ Ойле, не въ Zukunftstaat'е, не черезъ двѣсти-триста лѣтъ, а въ переживаніяхъ каждаго даннаго момента. Жизнь наша получаетъ непосредственный? но не объективный, а субъективный? смыслъ, если мы поймемъ, что не будущее осмы-сливаетъ нашу жизнь, а настоящее, что не на небѣ, а на землѣ можемъ мы найти свои идеалы. И самъ Ѳ. Сологубъ готовъ признать это:

…небо далеко,
И даже? неба нѣтъ.
Пойми? и жить легко,
Вѣдь тутъ же, съ нами, свѣтъ.
Огнемъ горитъ эфиръ,
И ярки наши дни…

Правда, тутъ же Ѳ. Сологубъ говоритъ о себѣ: «но онъ любилъ мечтать о пресвятой звѣздѣ, какой не отъискать нигдѣ,? увы!? нигдѣ!» (кн. «Пламенный Кругъ»). Да, «онъ любилъ мечтать»? мы это знаемъ, мы это видѣли; онъ пробовалъ и пробуетъ то спрятаться за стѣнами «творимой легенды», то утѣшиться мыслью о звѣздѣ Ойле, которой «нигдѣ,? увы!? нигдѣ» не отъискать… И иногда ему надоѣдаетъ искать смыслъ жизни «за предѣлами предѣльнаго». Искать смыслъ и цѣль жизни человѣка и жизни человѣчества гдѣ-то впереди, возлагать надежды на безсмертіе духа или безсмертіе человѣчества, на далекое грядущее? дѣло религіозной вѣры. Блаженъ, кто вѣруетъ; Ѳ. Сологубъ не вѣритъ. Его правда въ томъ, что онъ строитъ свое оправданіе жизни, видитъ смыслъ ея не въ будущемъ, а въ настоящемъ:

Живи и знай, что ты живешь мгновеньемъ,
Всегда иной,
Грядущимъ тайнамъ, прежнимъ откровеньямъ
Равно чужой.
И думы знойныя о тайной цѣли
Всебытія
Умрутъ, какъ звонъ расколотой свирѣли
На днѣ ручья…

Пусть это не совсѣмъ такъ, пусть и прежнія откровенія и грядущія тайны вовсе не чужды человѣку, хотя онъ и живетъ мгновеньемъ; но во всякомъ случаѣ здѣсь подписывается смертный приговоръ думамъ о тайной цѣли бытія. Такихъ цѣлей нѣтъ ни у человѣка, ни у человѣчества; каждый человѣкъ? объективное средство и субъективная самоцѣль. Всякій причинно-обусловленный рядъ можетъ быть разсматриваемъ нами, какъ рядъ цѣлесообразный, телеологически-обусловленный, если только зве-номъ этого ряда является человѣкъ. Я живу во времени, а потому и являюсь слѣдствіемъ безконечной цѣпи причинъ, и въ свою очередь оказываюсь однимъ изъ промежуточныхъ причинныхъ условій для безконечной цѣпи грядущихъ слѣдствій; я слѣдствіе, но я и причина. Sub specie телеологизма это значитъ, что я являюсь цѣлью безконечной цѣпи средствъ и въ свою очередь оказываюсь средствомъ для безконечной цѣпи грядущихъ цѣлей; я средство, но я и цѣль. Конечной цѣли нѣтъ и не можетъ быть, какъ нѣтъ и не можетъ быть начальной причины; каждое данное звено причинно-телеологическаго ряда, каждое «я» есть слѣдствіе и цѣль и въ то же время причина и средство; въ каждый данный моменть «я» есть пунктъ пресѣченія этихъ четырехъ элементовъ. Мы ищемъ цѣли въ опредѣленномъ пунктѣ пути, а между тѣмъ не замѣчаемъ, что цѣлью является каждый данный моментъ, что цѣль не въ будущемъ, что цѣль? въ настоящемъ…

Вотъ та точка зрѣнія,? на развитіи ея мы еще подробно остановимся? съ которой и Ѳ. Сологубъ иногда принимаетъ міръ и осмысливаетъ существованіе. Не черезъ двѣсти-триста лѣтъ, не въ Zukunftstaat'е лежитъ цѣль человѣческой жизни, цѣль жизни каждаго человѣка и всего человѣчества, а въ каждомъ данномъ моментѣ. И если въ каждый данный моментъ въ моемъ «я» пересѣкаются цѣль, слѣдствіе, средство и причина, то мнѣ, для сознанія осмысленности своей жизни, остается только и въ каждый данный моментъ и въ ту сумму ихъ, которая зовется моей жизнью, вмѣстить рядъ наиболѣе полныхъ, широкихъ и глубокихъ переживаній. Цѣль? въ настоящемъ, и этимъ оправдывается жизнь; это сознаетъ Нюта Ермолина («Тяжелые сны»), за которой несомнѣнно стоитъ самъ Ѳ. Сологубъ? недаромъ же онъ эту Нюту торжественно именуетъ «Моею вѣчною Невѣстою»… А Нюта и является именно выразительницей мысли о цѣли въ настоящемъ, объ осмысленности жизни какъ таковой. «Я люблю радость,? говоритъ она,?…и все въ жизни. Хорошо испытывать разное. Струи моэта и боль отъ лозины? во всемъ есть полнота ощущеній»… Этой полнотой ощущеній и осмысливается жизнь, какъ еще яснѣе высказываетъ Нюта въ своемъ разговорѣ съ Логинымъ. Послѣдній утверждаетъ, что жизнь въ одно и то же время и необходима и невозможна. «Невозможность жизни!? перебиваетъ Нюта:? живутъ же…

— Живутъ? Не думаю (отвѣчаетъ Логинъ). Умираютъ непрерывно? въ томъ и вся жизнь. Только хочешь схватиться за прекрасную минуту? и нѣтъ ея, умерла.

— Какая гордость! Зачѣмъ требовать отъ жизни того, чего въ ней нѣтъ и не можетъ быть? Сколько поколѣній прожило и умерло покорно.

— И увѣрены были, что такъ и надо, что у жизни есть смыслъ? А стоитъ доказать, что нѣтъ смысла въ жизни? и жизнь сдѣлается невозможной…

— Нѣтъ, я съ этимъ несогласна. У жизни есть смыслъ, да и пусть нѣтъ его? мы возьмемъ и нелѣпую жизнь и будемъ рады ей.

— А въ чемъ смыслъ жизни?..

— Смыслъ жизни,? сказала наконецъ Нюта,? это только наше человѣческое понятіе. Мы сами создаемъ смыслъ и вкладываемъ его въ жизнь. Дѣло въ томъ, чтобъ жизнь была полна? тогда въ ней есть и смыслъ и счастье»…

Логинъ не хочетъ принять такой жизни, которая не имѣетъ объективнаго смысла; однако и въ его уста авторъ вкладываетъ то убѣжденіе, что цѣли мы должны искать не въ будущемъ, а въ настоящемъ. «У насъ въ лѣсахъ? говоритъ ему Нюта? цвѣтетъ теперь много ландышей: бѣлые въ прозелень цвѣты, милые такіе. А вамъ случалось видѣть ихъ ягоды?

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com