О проблемах языка и мышления - Страница 45
Богемия и Хорватия (другой из разъединенных членов славянской семьи, где венгерцы играли ту же роль, какую в Богемии играли немцы) были родиной того, что на европейском континенте называется «панславизмом». Ни Богемия, ни Хорватия не были достаточно сильны для самостоятельного национального существования. Обе эти народности, постепенно подрываемые действием исторических причин, неизбежно ведущих к поглощению их более энергичными расами, могли ждать для себя восстановления хоть какой-нибудь независимости только от союза с другими славянскими народами. Было двадцать два миллиона поляков, сорок пять миллионов русских, восемь миллионов сербов и болгар, – почему бы восьмидесяти миллионам славянам не образовать могучей конфедерации и не оттеснить или не истребить вторгшихся в святую славянскую землю турок, венгров, а главное – ненавистных, но необходимых немцев, германцев? И вот в сочинениях нескольких славянских дилетантов исторической науки родилось нелепое, антиисторическое течение, которое ставило себе целью подчинить цивилизованный Запад варварскому Востоку, город – деревне, торговлю, промышленность, образование – первобытному земледелию славянских крепостных. Но за этой смешной теорией стояла ужасная реальность Российской империи, – той империи, которая каждым своим движением, обнаруживала претензию считать всю Европу достоянием славянского племени и, в частности, единственной энергичной части его – русских, – империи, которая двумя такими столицами, как Петербург и Москва, еще не отыскала своего центра тяжести, пока город царя (Константинополь по-русски называется Царьградом), в котором каждый русский крестьянин видит настоящее средоточие своей религии и нации, не станет резиденцией русского императора, – империи, которая в последние полтораста лет не теряла, а с каждой войной все расширяла свою территорию.
►(К. Маркс и Ф. Энгельс. Революция и контрреволюция в Германии. – Соч., VI, 60 – 61. 1930 г. // 8, 56 – 57.)
Влияние, которым пользовались некоторые греческие дворянские семейства в качестве толмачей, быстро убывает, с тех пор как турки стали получать образование в Европе, а европейские посольства завели себе атташе, говорящих по-турецки.
Переходим теперь к расе, которая образует главную массу населения, и кровь которой преобладает во всяком происходящем расовом смешении. Можно сказать, что она составляет центральное ядро христианского населения от Мореи до Дуная и от Черного моря до Арнаутских гор. Это – славянская раса и в особенности та ветвь ее, которая обозначается именем илирийской, или юго-славянской. Наряду с западными славянами (поляками и чехами) и восточными (русскими) она образует особую, третью ветвь того многочисленного славянского племени, которое обитает в последние двенадцать столетий на востоке Европы. Эти южные славяне населяют не только большую часть Турции, но и Далмацию, Кроацию, Славонию и южную Венгрию. Они все говорят на одном и том же языке, очень близком к русскому и из всех славянских языков звучащем наиболее музыкально для уха европейца.
►(К. Маркс и Ф. Энгельс. Восточный вопрос. – Соч., IX, 376. 1932 г. // 9, 8 – 9.)
Кроаты и часть далматинцев – римско-католического вероисповедания; остальные принадлежат к греческой церкви. Католики пользуются латинским алфавитом, приверженцы греческой церкви пишут кириллицей, которая употребляется также и в русском старо-славянском, или церковно-славянском языках. Это обстоятельство в связи с различием вероисповеданий, помешало национальному развитию в юго-славянских областях. Белградец не в состоянии прочесть книгу, напечатанную в Аграме или Бече; возможно даже, что он откажется взять ее в руки, потому что она напечатана «еретическим» шрифтом и по еретической орфографии. Между тем не трудно прочесть и понять книгу, напечатанную в Москве, так как эта книга напечатана «православным» шрифтом, а оба языка похожи друг на друга, в особенности благодаря старо-славянской этимологической системе орфографии. Масса греческих славян даже не желают, чтобы их библии, богослужебные и молитвенные книги были напечатаны в их собственной стране, так как она убеждена, что все напечатанное в святой Москве или царской типографии в Петербурге отличается особой правильностью, правоверием и святостью. Несмотря на все панславистские усилия аграмских или парижских энтузиастов, серб, болгарин, боснийский райя, славянский крестьянин из Македонии и Фракии питают большую национальную симпатию к русским и имеют с ними больше точек соприкосновения, больше средств духовного общения, чем с говорящими на том же языке римско-католическими юго-славянами; что бы ни случилось, они ожидают из Петербурга своего Мессию, который освободит их от всех зол; и если они называют Константинополь своим «Царьградом», своим царским городом, то они делают это как в ожидании православного царя, грядущего с севера, чтобы опять вернуть город истинной вере, так и в воспоминание о православном царе, владевшем им раньше, чем турки завоевали страну.
►(Там же, 377 – 378 // 9, 9.)
По поводу Польши я с большим интересом прочитал сочинение Элиаса Реньо (того самого, который составил histoire des principautés danubiennes [историю дунайских государств] «La Question Européenne, faussement nommée la Question Polonaise» [Европейский вопрос, ошибочно называемый польским вопросом]). Я вижу из этой книги, что догма Лапинского, будто великороссы не славяне, отстаивается господином Духинским (из Киева, профессор в Париже) самым серьезным образом с лингвистической, исторической, этнографической и т.д. точек зрения; он утверждает, что настоящие московиты, т.е. жители бывшего Grand Duchy of Moscow [великого княжества московского], большей частью монголы или финны и т.д., как и расположенные дальше к Востоку части России и ее юго-восточные части. Из этой книги я вижу, во всяком случае, что это дело очень беспокоило петербургский кабинет (ибо оно положило бы решительный конец панславизму). Всех русских ученых заставили писать ответы и возражения, но последние оказались бесконечно слабыми. Аргумент о чистоте великорусского диалекта и его близости к церковно-славянскому в этих дебатах свидетельствовал больше как будто в пользу польской концепции, чем московитской. Во время последнего польского восстания Духинский за свои «открытия» получил от национального правительства премию. Точно так же было доказано с геологической и гидрографической точек зрения, что к востоку от Днепра начинаются большие «азиатские» отличия, по сравнению с местами, лежащими к западу от него, и что Урал (это утверждал еще Марчизон) никоим образом не составляет границы. Выводы, к которым приходит Духинский: Русь, это – имя, узурпированное московитами. Они не славяне и вообще не принадлежат к индогерманской расе, они des intrus [втируши], которые должны быть прогнаны за Днепр и т.д. Панславизм в русском смысле, это – кабинетное измышление и т.д. Я бы хотел, чтобы Духинский оказался прав и чтобы at all events [во всяком случае] этот взгляд стал господствовать среди славян. С другой стороны, он объявляет не славянами и некоторые другие народы Турции, которые до сих пор считались славянскими, как например, болгар.
►(К. Маркс. Письмо Ф. Энгельсу 24/VI 1856 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XXIII, 290 // 31, 106 – 107.)
Вся восточная половина Германии до Эльбы, Заалы и Богемского леса была, как известно, отвоевана в течение последнего тысячелетия у захвативших ее племен славянского происхождения. Большая часть этой области уже несколько веков тому назад была германизирована до полного исчезновения всякой славянской народности и языка, и население ее можно во всех отношениях считать немецким, если исключить островки славян, в общем менее ста тысяч человек (кашубы в Померании, венды, или сербы, в Лужиции). Не то – вдоль границ бывшей Польши и в странах с чешским языком – Богемии и Моравии. Здесь в каждом округе перемешаны две народности, причем в городах в общем более или менее преобладает немецкий элемент, в деревнях – славянский, но и в них он, однако, постепенно разлагается и вытесняется безостановочным поступательным движением немцев.