О понимании - Страница 42

Намерения у родителей благие, намерения учителей — тоже. Я не подозреваю их в дурных намерениях, но ставлю под сомнение их способность к пониманию. Я сомневаюсь в том, что они понимают человеческую природу, законы ее развития, ее возможности.

Если внутри ты чист, у тебя нет ран, нанесенных комплексом неполноценности, тогда какое тебе дело до того, что ждут от тебя люди? Ты никогда не пытался соответствовать чьим-то ожиданиям. Ты просто жил сообразно со своими представлениями, интуицией, рассудком. Так и должно быть. У здорового человека комплекса неполноценности не будет.

А другая сторона медали вот в чем: если у тебя нет комплекса неполноценности, ты никогда не будешь пытаться стать лучше. Не нужно превосходить кого-то, подавлять, господствовать над кем-то, контролировать; ты никогда не станешь политиком. Политика привлекает лишь тех, кто страдает от комплекса неполноценности. Сама по себе тяга к политике служит доказательством наличия этой проблемы. Всех, кого тянет в политику, нужно немедленно лечить у психолога. Все политики больны, без исключения. Если они не больны, они не будут заниматься политикой.

Человек, у которого нет желания властвовать над другими, самоутверждаться — потому что ему это просто не нужно, — такой человек полон жизни, он дышит, он делает свое дело, и этого достаточно. Он оставил свой след, и, конечно же, это именно его отпечаток, а не чей-то еще. И помни, если даже отпечаток твоего большого пальца уникален, он один такой во всем мире, то что же тогда говорить о твоей личности? Если природа не создает даже двух одинаковых пальцев, то представь себе, как все тщательно продумано! Даже по ошибке от двух пальцев не будет одинаковых отпечатков — а на свете живут миллиарды людей.

Каждый человек настолько значим, что заменить его нельзя. Ты — это просто ты. Делай то, что идет изнутри тебя, — не для того, чтобы заявить о себе, а чтобы выразить себя! Пой свои песни, танцуй свои танцы, радуйся жизни, какое бы обличье ни даровала тебе природа.

Если бы мы могли уничтожить комплекс неполноценности! Это очень просто: учителя и родители просто должны следить за собой и не навязывать себя беспомощным детям. Через пару десятилетий новое поколение будет свободно от этого комплекса. И тогда исчезнут все политики, президенты и премьер-министры. Какое же это будет облегчение!

Люди будут выражать свое творческое начало. Они станут музыкантами, танцорами, художниками, плотниками. На свете так много творчества. Но никто не будет ни с кем соревноваться; люди просто будут все делать с полной отдачей. В этом их радость. Радость не в соперничестве, не в том, чтобы прийти первым; радость в том, чтобы просто быть. Это не внешняя сторона действия, это его внутренняя сущность. Так я представляю новое человечество. Мы будем работать, но работой будет сама наша жизнь и наша душа. Не важно, чем мы будем заниматься.

Я вспоминаю Авраама Линкольна. Когда он стал президентом США, его отец был сапожником. И, естественно, многие были оскорблены тем, что президентом будет сын сапожника. Это были аристократы, которые считали, что право занять высший пост в государстве принадлежит им по праву рождения. Сын сапожника? В первый же день, когда Линкольн читал свою инаугурационную речь, как раз посередине выступления поднялся один человек. Это был очень богатый аристократ. Он сказал: «Мистер Линкольн, вы не должны забывать, что ваш отец делал ботинки для моей семьи». Сенат расхохотался; всем показалось, что Линкольна выставили дураком.

Но такие люди, как Линкольн, вылеплены из совсем другого теста. Он взглянул на этого человека и ответил: «Сэр, я знаю, что мой отец шил в вашем доме обувь, и таких, как вы, здесь много... Ведь мой отец делал такие ботинки, которые не смог бы сделать никто другой. Он был творцом. Его ботинки были не просто ботинками, он вкладывал в них свою душу. Я хотел бы у вас спросить: у вас есть какие-то жалобы? Я сам умею шить обувь; если у вас есть претензии, я мог бы сшить вам пару. Но насколько я знаю, никто никогда не жаловался на обувь моего отца. Он был гением, великим творцом, и я горжусь им!»

В Сенате воцарилось молчание. Сенаторы не могли понять, что же это за человек — Авраам Линкольн. Он говорил о ремесле сапожника как об искусстве, творчестве. И Линкольн гордился отцом, поскольку тот так хорошо делал свою работу, что на него никто никогда не жаловался. И хоть Линкольн уже стал президентом, если бы были жалобы, он был готов сшить еще одну пару обуви. Тот человек сам оказался в дураках.

Линкольн настаивал: «Вы должны что-то сказать! Почему вы онемели? Вы хотели выставить меня дураком, а теперь поглядите: вы сами стали посмешищем».

Не важно, чем ты занимаешься. Важно то, как ты это делаешь — в согласии с собой, со своим собственным видением, вкладывая душу. Тогда все, к чему ты прикасаешься, становится золотом.

Развивать в себе совестливость не надо: в этом нет никакой необходимости. Нужна не совесть, а сознание. Совесть — это что-то ненастоящее. Ее тебе дает общество, это утонченный способ порабощения. Общество внушает тебе представления о том, что хорошо и что плохо. Оно начинает поучать ребенка еще до того, как ему удается в чем-то разобраться, до того, как он в состоянии сам решить, что хорошо и что плохо, когда еще толком не понимает, что с ним происходит. Мы программируем его в соответствии с нашими представлениями, которые позаимствовали у родителей, священников, учителей, политиков и святых. Все эти идеи перемешиваются в голове ребенка и становятся его «совестью».

Из-за этой самой совести ребенок никогда не сможет развить свое сознание. Совесть — это суррогат, искусственный заменитель сознания, и, если тебе нравятся суррогаты, ты никогда не станешь думать о чем-то настоящем.

Это просто обман, наш способ воспитания детей — одурачивание. Наше воспитание просто отвратительно, его можно назвать преступлением против человечества. Вот почему миллионы людей живут без всякого сознания. Еще до того, как оно начинает проявляться, мы даем людям поиграть с плохими игрушками. Всю свою жизнь они думают, будто для того, чтобы достойно прожить на этом свете, им достаточно одного. Они твердо верят, что если будут слушать свою совесть, то будут вознаграждены, а если нет — их ждет наказание. И наказание, и награда придут к ним извне, но, кроме того, они и сами будут выставлять себе оценки. Что бы ты ни сделал, если твоя совесть скажет «Это плохо», ты будешь испытывать чувство вины. Ты страдаешь, тебе больно, страшно, ты дрожишь, возникает какая-то тревога. Ты боишься, что можешь упустить возможность попасть в рай, боишься, что попадешь в ад. Ведь твои святые с такой изобретательностью расписывали тебе красоты райской жизни и муки ада!

Совесть. Штука капризная и противоестественная. Вместо того чтобы сделать тебя умнее, она дает тебе жесткие правила поведения: «Делай это и не делай того».

В тот день, когда человечество откажется от всей этой совестливой чепухи, когда оно станет помогать детям в расширении их сознания, только тогда человечество и родится по-настоящему, родится новый человек и новая планета Земля. Тогда мы поможем детям стать умнее. И с какой бы проблемой ребенок ни столкнулся, у него хватит ума, чтобы достойно ее встретить, посмотреть ей в лицо и правильно ее решить.

И помни, разум — это не процесс мышления. На самом деле, ты слишком много думаешь. Вопрос в том, как перестать думать и открыто рассмотреть любую ситуацию, с которой ты столкнулся. Когда нет мысли, то отсутствуют преграды, твои глаза не зашорены; ты все четко видишь.

Когда есть такая ясность, тебе не нужно выбирать между «хорошо» и «плохо». Эта ясность дает тебе понимание, по-другому не бывает. Ты просто делаешь то, что хорошо, не прикладывая к этому никаких усилий. Это легко и свободно получается у человека осознающего — обладающего сознанием и способного на осознание. Он просто не может придумать ничего плохого и злого. Все твое осознание ведет тебя по дороге добра.