О носах и замках (СИ) - Страница 4

Все это легко читалось на лице племянника, и дядюшка поспешил его утешить в своей неловкой, грубой манере:

— Ну, Джаспер, не огорчайся, — с ноткой своего коронного высокомерия и целой симфонией обычного занудства сказал он. — Должен заметить, не каждый труп таит в себе загадку. Чаще всего люди умирают так же скучно, как и жили. Кругом обитают сотни бессмысленных существ, которые однажды так же бессмысленно поскользнутся, подавятся, задохнутся, утонут, разобьются, угорят от газа, попадут под колеса кэба, в конце концов.

— Да-да, — грустно сказал Джаспер. — Я понимаю. Но как было бы здорово, если бы этот гремлин оказался частью чего-то большего — какого-нибудь заговора в стиле клуба Заговорщиков мистера Блохха.

— Ну, полагаю, мистер Блохх не стал бы размениваться на такие мелочи, как убийство какого-то гремлина.

— Наверное, ты прав, дядюшка, — вынужденно признал Джаспер. — Что с ним будет?

— Я еще не думал. Скорее всего, он отправится в мусорный мешок.

— Нет! — воскликнул мальчик. — Нужно его похоронить!

— Это же просто гремлин, — сказал доктор Доу.

— Как ты не понимаешь! У него же есть глаза… и нос, и все остальное. Он жил какую-то свою жизнь, и он не должен быть выброшен на свалку.

Дядюшка пристально поглядел на Джаспера. Племянник был очень чувствительной натурой, в чем-то даже ранимой. И пусть он обладал необычно развитой для детей своего возраста способностью к логическому мышлению, все же порой он действовал и мыслил сугубо импульсивно, как самый настоящий ребенок. Но сейчас доктор Доу не мог не признать правоту племянника: гремлин — все же не какая-то крыса, как утверждают рекламные объявления ядовитого раствора марки «Мот. Гремлинская смерть», и доктор Доу убедился в этом лично, проведя вскрытие. Внутри тот имел идентичный человеку набор органов, расположенных в тех же самых местах, выполняющих ту же самую функцию. И спорить с тем, что существу на столе весьма подходило прозвище «человечек», было глупо. Поймав себя на сентиментальной нотке, доктор Доу тут же спохватился, отбросил ее, словно фантик от конфеты, и строго поглядел на племянника.

— Джаспер, ты ведь помнишь, что мы говорили о смертельно больных и умирающих пациентах, когда ты приходил в Больницу Странных Болезней?

— Я помню, дядюшка, — угрюмо отвечал племянник. — Мы не должны принимать все близко к сердцу.

— Верно. — Доктор Доу кивнул. — А гремлин… что ж, я пока что положу его в холодильную камеру, а утром мы похороним его на заднем дворе.

Джаспер поглядел на дядюшку с благодарностью, но мог ли он знать, что еще до утра все резко изменится…

***

Часы пробили девять часов вечера.

Джаспер и доктор Доу сидели в гостиной, доктор пил свой любимый кофе с корицей, а Джаспер — сиреневый чай. Чай этот не отличался приятным вкусом, от него становился терпким язык, а во рту все пересыхало, но дядюшка настоятельно рекомендовал («Без возражений!») его пить. Тут Джаспер спорить не стал и пообещал себе ослушаться дядюшку в чем-нибудь другом как-нибудь потом, когда в этом будет особая нужда. К тому же любимое джасперово печенье «Твитти» заметно компенсировало неказистость чая.

Джаспер уплетал уже семнадцатое по счету печенье, а дядюшка отдавал предпочтение чудесным бисквитам миссис Трикк. Экономка особо расстаралась: бисквиты вышли пышными и как следует просахаренными — просто объедение.

За чаем обсуждали различные странные вещи, вроде Черных Мотыльков, коварных интриганов (в том числе и таинственного мистера Блохха) и, разумеется, гремлинов в корзинах заплатниц.

Словно внося свою лепту в беседу, негромко жужжала любимица мальчика, пчела Клара. Размером с котенка, эта мадам, медленно перебирая лапками и вальяжно шевеля усиками, бродила по столу между чашками и блюдами с угощением.

По мнению доктора Доу, Клара была слишком толстой — Джаспер и миссис Трикк ее постоянно подкармливали, — и все равно пчела то и дело бросала на него бесцеремонные взгляды, требуя бисквит: «Вот ведь наглая сладкоежка!».

Натаниэль Доу заставил себя игнорировать попрошайку, но плохо воспитанная пчела принялась намеренно ступать по ложечкам, звеня ими и привлекая к своей персоне больше внимания. Кажется, она решила вывести доктора из себя. Джаспер же с улыбкой наблюдал за происходящим и мысленно ставил на победу Клары в этом противостоянии.

Во входную дверь раздался стук.

— Кто бы это мог быть? — удивился мальчик, а доктор Доу лишь пожал плечами и отправился открывать, искренне надеясь, что это не пациент — сейчас ему меньше всего хотелось избавлять кого-то от кома в горле, зуда в пятках или ножа в груди.

Поздний вечер принес с собой весьма неприятного джентльмена. Пальто с высоко поднятым воротником, черный костюм в тонкую белую полоску, монокль в глазу и пронзительный взгляд, что выныривает из глубокой тени от полей цилиндра, как из темноты закоулка.

— О, доктор Доу, — сказал гость вкрадчивым голосом. — Как я рад, что застал вас дома!

Натаниэль Доу едва сдержал себя, чтобы не поморщиться.

— Доктор Горрин, — холодно проговорил он. — Разумеется, я дома в этот час. А где мне еще быть?

— Ну, я не знаю. В последнее время у вас столько… — гость на мгновение замолчал и прищурился, — важных дел.

Доктор Горрин был патологоанатом при Габенской Больнице Странных Болезней. Также он служил полицейским коронером и отвечал за все, что было связано с официальным вскрытием человеческих тел в Тремпл-Толл. А еще он будто бы постоянно таскал за собой смерть и разложение. И временами действительно таскал: его не раз и не два просили удалиться из какого-нибудь кафе, когда он доставал из своего саквояжа чей-то плавающий в банке орган, — доктор Горрин не понимал, отчего на него гневаются, ведь он просто хотел изучить «кое-что занятное» между утренним кофе и свежим номером «Сплетни».

Впрочем, доктора Горрина и без того все избегали, стараясь заводить с ним разговор лишь в случае крайней нужды. От него частенько пахло формалином, и иногда он забывал мыть руки после очередного вскрытия. А вишенкой на торте была его скверная привычка «вскрывать собеседника». Временами, говоря с вами, он мог словно бы выключиться, уставившись на вашу грудь, и тогда вы чувствовали оцепенение и неловкость, а еще вам начинало казаться, будто чьи-то невидимые пальцы отворачивают вашу кожу в стороны, как уголки конверта.

Если же вы все-таки выстаивали перед всем вышесказанным, то вас настигал странный черный юмор главного аутопсиста Саквояжного района. Нечто вроде:

— Я, как крошечный, но упорный могильный червячок, все пытаюсь прорыть норку к вашему сердцу, доктор Доу, — с широкой улыбкой сказал доктор Горрин.

При этих словах Натаниэль Доу изобразил на лице глубочайшую досаду. Лично его в докторе Горрине сильнее всего раздражало то, что отчего-то этот человек считал, будто он, Натаниэль Френсис Доу, его близкий друг, притом что все знали: у доктора Доу нет друзей. Навязчивость доктора Горрина вызывала у доктора Доу ноющую боль в висках.

— Я боюсь, сейчас не лучшее время для визита, — сказал он.

— Вы говорите так в последнее время очень часто, доктор, — ответил гость. — А между тем нам нужно кое-что обсудить, и вы прекрасно знаете что. Вы ведь не прогоните вашего доброго друга? Может быть, предложите войти?

Доктор Доу не понимал особой расположенности доктора Горрина к своей персоне, ведь он никогда не давал ему поводов считать, что нуждается в собеседнике. Наоборот, он не раз отвергал притязания коронера самым жестоким образом — будто наглую собачонку, отгонял его как мог от своего с таким трудом выпестованного затворничества. Но доктор Горрин был явно не из тех, кто понимает намеки. Еще он был не из тех, кто умеет обижаться, а уж от таких людей отделаться наиболее сложно.

— О, какой дивный запах! — заметил доктор Горрин и втянул носом воздух. — Кажется, пахнет бисквитами миссис Трикк! Какое чудесное совпадение, а я ведь еще не пил вечерний чай!

Доктор Горрин и прежде частенько напрашивался на чай и к отказам относился снисходительно: «Вы ведь не серьезно! В Тремпл-Толл все знают, что доктор Доу из переулка Трокар — сама душевность и гостеприимность!». Доктор Доу очень надеялся, что никто так не думает, потому что это было злостное вранье, не имеющее к реальному положению вещей никакого отношения.