О носах и замках (СИ) - Страница 160

Мимо пробежали двое бездомных мальчишек, за ними гнался жирный констебль с одышкой и форменным криком «Ну только попадитесь мне!», навстречу прошла женщина с чахоточным лицом, катившая жутко скрипучую коляску с отвратительно воющим ребенком внутри. Из окон, мимо которых шла мисс Кэрри́ди, долетали крики чьей-то ссоры.

У «Обувной лавки Доуза» госпожа управляющая банка свернула на Сепсинн, или как ее называют местные, «Слизень» из-за мерзкой желтоватой слизи, похожей на гной, которой неизменно полны водосточные желоба у тротуаров. Высокомерно вздернув голову, она прошла мимо торговцев, разместившихся со своими прилавками под навесами по обе стороны улочки, и демонстративно проигнорировала их оклики с просьбой купить «Самых свежих каракатиц» и «Самый яркий светильный газ»; у одного из местных дельцов рядком висели дубинки и трости для побивания жен — довольно ходовой товар в этой части города.

Дойдя до конца переулка, мисс Кэрри́ди двинулась через узкий лаз Кривотолок, крепко прижимая к себе ридикюль: здесь обретались различные отбросы, считающие, что им позволено приставать к беззащитным женщинам. Вот только она была далеко не беззащитной, и в ридикюле был спрятан дамский пистолет, который она с удовольствием пустила бы в ход. Но уличные проходимцы сейчас были заняты какой-то другой мисс, забредшей в их логово. Под приглушенные женские крики, раздающиеся из какой-то подворотни, она беспрепятственно преодолела лаз Кривотолок и вышла на задымленную и запруженную экипажами Бремроук.

Мисс Кэрри́ди поднялась по ней вверх на два квартала и свернула в узкий и темный даже днем переулок Фейр. Дойдя до тупика, она оглянулась — слежки не было. Достав из ридикюля ключи, она отворила дверь «Лавки игрушек мистера Гудвина» и под звон колокольчика скрылась внутри. Не став задерживаться в самой лавке, госпожа управляющая банка направилась к двери за стойкой. Прошла в задние помещения. Кто-то услышал ее шаги и забился в двери спальни.

Мисс Кэрри́ди подошла к большому овальному зеркалу на стойке. Сорвав с него полотно, она замерла, любуясь своим отражением.

— Добро пожаловать в «Ригсберг-банк», — сказала она в своей высокомерной холодной манере, в которой приветствовала различных безнадег у ее стола, и закрыла глаза.

Мисс Кэрри́ди сделала глубокий вдох, уняв колотящееся сердце.

— Добро пожаловать в «Ригсберг-банк», — снова сказала она, и голос ее изменился. Он стал глуше и глубже. Теперь ее губами будто бы говорила насквозь прокуренная кабаре-дива из таких див, что «Да я уже пела на этой сцене, когда ты еще пачкала свои детские панталончики, соплячка!».

— Добро пожаловать в «Ригсберг-банк», — повторила она, и ее голос изменился в очередной раз. Он стал еще ниже, чуть более хриплым, хотя казалось бы, что дальше некуда. Так могла бы говорить какая-нибудь торговка рыбой, дни напролет рвущая глотку у канала: «Сточные сомы — всего за десять фунтов! За восемь — без голов! Вам даже не придется от них отбиваться!».

— Добро пожаловать в «Ригсберг-банк», — сказала она в очередной раз, и ее голос больше не был женским. Это был глубокий баритон, но этого было недостаточно.

— Добро пожаловать в «Ригсберг-банк», — сказала мисс Кэрри́ди тягучим, шелестящим и крайне неприятным голосом, который мог принадлежать любому существу, заслуживающему именование «тварь» и прозвище «мразь».

Она положила ридикюль на кресло и сняла очки. После чего запустила пальцы в волосы на затылке и одним движением сняла парик. Под ним на голове оказался шов на коже, туго зашнурованный, как ботинок. Ловко орудуя пальцами с длинными ногтями, госпожа управляющая банка развязала шнуровку, и туго натянутая кожа лица послабла. Сама форма ее лица при этом изменилась, она помассировала его, повела челюстью, поморщилась, разминая занемевшие мышцы.

Тот, кто прикидывался мисс Кэрри́ди, нагнулся и достал из-под зеркала коробку. Методично и последовательно он принялся снимать с себя грим. Открепил мушку и спрятал ее в крошечный коробок. Туда же отправились ресницы и ногти — под последними обнаружились аккуратно подстриженные мужские ногти. Тряпица, пропитанная резко пахнущей жидкостью, коснулась лица.

Завершив с гримом, тот, кто прикидывался мисс Кэрри́ди, расстегнул третью сверху пуговицу на платье, и все прочие пуговицы расстегнулись сами собой. Платье спало на пол. Далее была очередь корсета. Избавившись от него, человек у зеркала потянулся, повел шеей. Фигура его изменилась до неузнаваемости.

В дверь спальни снова ударили, и человек, который совсем недавно был мисс Кэрри́ди, воскликнул:

— Сейчас! Подожди немного!

На обратной стороне зеркала на вешалке висел костюм, и его тут же надели: черные штаны, рубашка, фрак. Багровый шарф. Перевоплощение завершили двууголка, белая носатая маска и белые перчатки.

Вновь став собой, кукольник Гудвин отпер дверь, и из спальни выбралось суматошное существо. Оно радостно запрыгало вокруг хозяина.

— Я тоже рад тебя видеть, милая Карина.

«Милая Карина» была большой блохой с шестью длинными ногами, покатой головой и смоляными лоснящимися боками. Так могло бы показаться любому постороннему, кто увидел бы ее, но дело в том, что Карина была вовсе не блохой, а намного более жуткой тварью. Из тех тварей, которые давно занесены в реестр запрещенных к разведению и содержанию существ.

— Как ты здесь, девочка? Проголодалась, наверное?

Блоха издала сдавленный звук, похожий на визг и рык одновременно.

— Я дома. Потерпи немного, и, как стемнеет, мы пойдем прогуляемся. Поищем для тебя… кого-нибудь на ужин. А пока, — Гудвин направился к приемнику пневмопочты, — мне нужно немного подумать…

Кукольник открыл одну из пришедших, пока его не было, капсул, прочел записку: «Он дожидается переправки в Хайд. Сомм вынес вердикт: 150 лет в тюрьме за ограбление Ригсбергов».

Гудвин усмехнулся под маской и достал из ящика собственное, заранее заготовленное письмо, развернул бумагу и перечитал его:

«Помнится, вы заметили однажды, что у меня всегда есть какой-нибудь человек на какую-нибудь роль. И в тот момент, полагаю, вы и не догадывались, мистер Граймль, что именно вы — тот самый человек, для которого уготована роль моего шпиона в тюрьме Хайд. Сейчас вы несомненно в ужасе. Ригсберги поступили предсказуемо — они сообщили общественности, что грабитель найден, — им нужно было сохранить лицо, и на вас повесили всех собак. Но спешу вас заверить, что ваше тюремное заключение не продлится долго в том случае, если вы выполните свое задание. Тот человек, о котором вы мне сообщили, тот, который утверждает, будто у него украли жизнь, украли его память. Вы должны проникнуть туда, куда никто не может проникнуть, в самое сердце тюрьмы, в тайные карцеры. Вы должны найти этого человека, мистер Граймль. Вы должны выяснить у него все. К вам на помощь прибудет кое-кто. Человек со странными глазами. Вы поймете, о ком речь, когда встретите его. Проведите его в карцер, к тайному пленнику, он знает, что делать дальше. После чего я вытащу вас. И вы получите обещанное вознаграждение.

Вы знаете, что моему слову, слову того, кого вы знаете под именем “Блохх”, можно доверять.

Ждите человека со странными глазами, а до тех пор ищите…».

Гудвин сложил письмо и отправил его. После чего задумчиво уставился в черный зев трубы. Собравшись с мыслями, он закрыл крышку и достал из ящика свою рабочую тетрадь. Открыл ее на странице, на которой ничего не было, кроме одного-единственного слова: «Рипли».

— Все пошло не по плану, — сказал он, обращаясь будто бы к своей блохе, но на деле просто рассуждая вслух. — Кое-кто вклинился в мои дела, и мне нужно понять, как это произошло. Этот Рипли… И хоть в итоге все прошло, как задумывалось, я должен разобраться… Меня это очень беспокоит. Я должен понять, как это произошло. Он откуда-то все знал, понимаешь?

Блоха запрыгнула на кресло и устроилась в нем с комфортом.

— Этот Рипли откуда-то все узнал, — продолжил кукольник. — Он просчитал мой план и внедрил в него свой. Это провал, Карина. Я допустил ошибку. Кто-то переиграл нас. Это непостижимо. Это просто невозможно. Лишь чудом я смог вернуть план на изначальную колею. Машина должна была быть у Бэббита. Так откуда взялся этот часовщик Кронич и этот непонятный мистер Рипли. Я никогда не ошибаюсь, почему же я ошибся сейчас? Меня переиграли…