О 'космическом мордобое' и многом-многом другом - Страница 2

Вот и Е. Баханов в заметке "Не допустить черного безмолвия! " ("Кн. обозрение", 1987, 31 июля), посвященной фантастическим рассказам Ю. Глазкова, пытается похвалить своего автора. За "достоверность".

Критик пишет: "в них все узнаваемо: научно-технические термины, военно-политические ситуации... Узнаваемы потому, что с ними мы ежедневно сталкиваемся на страницах прессы, в программе "Время", в международных передачах радио". Здесь, в общей-то, дана верная оценка, но не по воле Е. Баханова: действительно, все персонажи и ситуации взяты Ю. Глазковым не из жизни, а именно из газетных статей и передач на международные темы, ничего к ним не прибавляя, кроме нехитрого фантастического сюжета. Критику не мешало бы знать, что даже сверхактуальность темы (гневный протест автора рассказов против американской программы "звездных войн") еще не снимает с фантаста обязанности писать оригинально.

Многие критики не особенно разборчивы в похвалах, но уж когда ругают совсем в выражениях могут не стесняться.

Уже знакомому нам критику С. Плеханову не понравился роман Н. Соколовой "Осторожно, волшебное!" - и тут же разносится вдребезги творческая лаборатория писателя, "поражающая своей глухотой", критику слышится "скорее глумливая пародия, чем истинное чувство", "корябает душу" "отсутствием боли, гражданского чувства". Сказано сильно, но где же доказательства? Их нет, если не считать "окарябанной души" критика С. Плеханова, которую, понятно, на экспертизу не возьмешь. Причем, я охотно допускаю, что роман Н. Соколовой не лишен недостатков. Однако, поражает мелочность придирок критика, не соответствующих грозным выводам. Стоило автору романа заикнуться: "Что писать - это ведь не выбирают", как критик тут же бросается в атаку: "Может быть, не стоило афишировать обстоятельства рождения замысла? Читатель испытывает гораздо больше доверия к книгам, которые написаны по сознательному выбору" ("Лит.

Россия", 1986, № 38). Бедные наши классики, которые - случалось! брались за перо и не "по сознательному выбору"... Бедный Александр Сергеевич Пушкин, который, работая над "Онегиным", "даль свободного романа" поначалу "еще неясно различал"... То-то бы им досталось от С. Плеханова за легкомыслие!

Давно замечено: если писатель почему-то критику не нравится, то произведения под пером автора статьи могут претерпеть удивительные изменения, фантастическая сказка будет названа "примитивным боевиком", герой ее, Иванушка, отважно сражающийся против нечисти, - будет объявлен "суперменом", а само сражение - "космическим мордобоем". Это из статьи Л. Михайловой "Много-много непокою"( "Лит. газета", 1987. 21 января), из той ее части, что касается "Экспедиции в преисподнюю" С. Ярославцева. "Зло...", считает критик, в повести "слишком неправдоподобно и омерзительно", что-де вредно влияет на нравственность читающих детей. А в фантастике, надо думать, и враги благородных героев должны быть почище, поприличнее, под стать самим героям. К счастью, сказители на Руси жили задолго до этих ценных советов, иначе на Калиновом мосту Ивану-крестьянскому сыну из фольклорной сказки пришлось бы встретиться не с ужасным многоголовым Змеем-Горынычем, а с каким-нибудь милым и симпатичным зверьков, вроде Чебурашки... Представляете? (Впрочем, и Чебурашка уже кем-то заклемеймен как космополит).

Вот еще пример, когда критик писателя не любит - статья А. Шабанова "В грядущих "сумерках морали" ("Молодая гвардия", 1985, № 2), которую автор опубликовал только через пять лет после выхода повести. Безбожно перевирая имена героев, термины, путая реалии и цитата (хочется надеяться, что ненамеренно), автор статьи раскладывает по полочкам всех героев на предмет выяснения их человеческих недостатков. Выясняется - все не без греха, хоть вот такусенького. "Где же здесь светлое будущее?" - по-прокурорски возвышая голос, спрашивает критик. Один из героев, понимаете, не разговаривает спокойно, а "вопит а взвизгивает", другой вообще палит из "герцога" 26 калибра (который критик называет почему-то "двадцатишестизарядным "герцогом" - наверное, чтобы было пострашнее?), третий "какой-то диковатый - червяков ему, видите ли, жалко стало..." Четвертой - "слишком аморфен"... Словно нарочно упущена острейшая нравственная проблематика повести, художественно убедительно выписанная ситуация выбора, ответственность за судьбу человечества, которая ложится на плечи героев не одномерных марионеток, а личностей со своими "за" и "против". Всего этого А. Шабанов не видит или не хочет видеть. А вот что один персонал обзывает другого "старым ослом" и "маразматиком" - это кажется автору статьи необычайно важным.

Если А. Шабанов для доказательства своих идей использует хоть видимость аргументов, то иные критики не снисходят и до этого. Небезызвестный В. Бондаренко, скажем, в статье "Игра на занижение" (первая публикация - "Наш современник", 1985, № 12) из той же повести "Жук в муравейнике" выхватывает только одну подробность: в будущем у одного любителя старины "сверхсовременный аппарат передвижения сконструирован в виде деревянного нужника". Забавная деталь, иронический камешек в огород некоторых неразборчивых нынешних любителей и "ценителей" древностей, не больше?.. Ну нет - видение деревянного нужника рождает у критика страшную догадку: Стругацкие наверняка считают, что "в будущем нас ожидает то, что было в прошлом, - безверие, цинизм, опустошенность".

Отсюда логичный вывод: "Бывшие "прогрессисты" пропагандируют пошлость, зарабатывая дешевую славу и популярность"...

Каково сказано!..

Подобных примеров - в избытке и в других статьях этих и иных критиков. Но остановимся. В самом начале мы сравнивали несовпадения между произведением и его "толкованием" с диалогом глухих. Почему же от этой чужой глухоты должен страдать читатель?