О 'космическом мордобое' и многом-многом другом - Страница 1

Р.Арбитман

О "КОСМИЧЕСКОМ МОРДОБОЕ" И МНОГОМ-МНОГОМ ДРУГОМ

Речь пойдет о критике, вернее, об отношении ее к "отдельно взятому" жанру - да такому, который многими считается "второстепенным", "экзотическим"... Короче, к научной фантастике.

Как-то известному писателю-фантасту был задан вопрос об отношении к критике. Писатель не без сарказма ответил, что таковой попросту нет. Иногда хвалят, сказал он, чаще ругают. Когда тебя хвалят, приятно, но как писателю это ровно ничего не дает. Когда ругают - жди неприятностей, не только для тебя, но и для издательства, которое имело неосторожность выпустить твою книгу.

В несколько парадоксальной, может быть, форме здесь отражено реальное состояние дел: в статьях зачастую нелегко найти аргументированное подтверждение сладко-положительным или грозно-отрицательным оценкам.

Для примера обратимся к некоторым статьям о фантастике, вышедшим за несколько последних лет.

Вот рассуждение из статьи С. Плеханова "В пучине оптимизма" ("Лит. газета", 1985, № 33). Речь идет о произведениях фантаста В. Щербакова. Некий "злопыхатель" утверждает, что книги это автора имеют определенным идейные просчет ("какой-то интуитивизм, мистицизм").

Споря с невидимым оппонентом, С. Плеханов горячо возражает в том смысле, что о эстетической точки зрения ("мастер акварельной прозы, построенной на полутонах", "редкий дар" и пр.) произведения В. Щербакова дивно как хороши. Последнее более чем спорно - но будь это даже трижды верно, все равно: не напоминает ли это вам диалог глухих? Оппонент Плеханову об одном - тот в ответ о другом... "Думного дьяка спросили: умен да царь Берендей? Думный дьяк ответил: "Царь Берендей очень хороший человек"...

А что читатель? Как он отнесся к подобного рода заявлению? Вообще говоря, читателю обычно слова не дают.

Он, что называется, "лицо без речей" и, ссылаясь на его внимание, его любовь, вкусы и т.д., его обычно оставляют молчать в сторонке. Но в данном случае статья С.

Плеханова была напечатана в порядке дискуссии в "Лит. газете", и ответные отклики читателей были опубликованы.

Оказалось, "возражение читателей вызвала оценка С. Плехановым творчества В. Щербакова". Читатели "подвергли острой нелицеприятной критике этого автора, выдвигающего сомнительные исторические теории" (из обзора писем в "ЛГ", № 42, 1985). Дискуссия отшумела, историки и литературоведы разобрались в "Чаше бурь" и также дали ей негативную оценку (см. статьи В. Ревича в "Юности", 1986, № 9, а такие Т. и П. Клубковых в "Лит. обозрении", 1986, № 9). Тем не менее вскоре читаем мы о том же самом романе: "Высоки и реалистический потенциал прозы В. Щербакова обеспечен не только точной земной "пропиской" его героев... Главное - это отражение и освоение в сознании реалий сегодняшнего мира". Как вы поняли, это опять вступает критик С. Плеханов, статья "В основы - реальность жизни"("Лит. Россия", 1986, № 38). Правда, теперь о художественных достоинствах романа и вовсе не говорится. Зачем? Достаточно поставить В. Щербакова в один ряд с В.Распутиным и Ч.Айтматовыы, чтобы читателя, по мнению, критика, уже смогли оценить всю масштабность дарования автора "Чаши бурь", Вот еще несколько характерных примеров. "Одержимость темой" - так называется статья А.Наумова о книгах ташкентского автора Н. Гацунаева ("Звезда Востока", 1987, № 5). При чтении ее невозможно отделаться от мысли, что никакой фантастики, кроме Гацунаева, критик не читал (разве что в детстве "Гулливера" или "Человека-невидимку"). Иначе вред ли стал бы он записывать в актив автору "Звездного скитальца" Н.Гацунаеву то, что давно уже найдено и освоено мировой НФ литературой. Даже в послесловии к роману - и то было указано, что "достаточно солидные предшественники" имелись у автора. Причем, добавим, вполне конкретные: Брэдбери с рассказом "Кошки-мышки", Азимов, "Конец Вечности", Стругацкие... (И, надо оказать, романист углубленно их изучал и много для себя полезного из чтения вынес - вплоть до сюжетных ходов, до мелочей, до "полевого синтезатора" из "Трудно быть богом" Стругацких). Даже финал - решение героя, дезертира из иной эпохи, "бросить все а вернуться в свое время, навстречу своей ответственности за него" (цитирую А.Наумова, с. 150) - это точь-в-точь основная идея повести тех же Стругацких "Попытка к бегству", написанной за два десятилетия до "Звездного скитальца".

Где же нашел критик новизну? Неужели все отличие в "восточном" колорите?..

Плохо, если критик, пишущий о фантастике, совсем ее не знает. Но полузнание немногим лучше. В статье "Вера а будущее" ("Сов. культура", 1987, 25 апреля) маститый Юлиан Семенов пишет о книге В. Суханова "Аватара". Роман хорош уже тем, считает рецензент, что в нем нет "надуманных чудовищ", которые "издеваются над людьми", нет "коварных инопланетян", которые "в очередной раз уничтожают человечество". Правильно, этого нет. Но разве только этим ограничиваются стереотипы жанра НФ? В романе просто другой "джентльменский набор": экзотический "зарубеж", карикатурно-зловещие империалисты, которые готовят заговор против человечества - но тщетно, ибо благородные одиночки разрушают их коварные планы (если бы не нынешняя мода на культы Древнего Востока, учтенная автором романа, можно было бы подумать, что произведение написано не в 80-е, а в 50-е: расклад всё тот же). К сожалению, Ю. Семенов, пытаясь придать роману побольше значительности, оказывает автору дурную услугу. "Уже в самом взятом из индуистской мифология названии книги, проницательно замечает рецензент, - содержится указание на то, что доброе начало одерживает верх над злыми силами". В эпиграфе же к самому роману читаем: "Аватара... нисхождение божества на землю, его воплощение в смертное существо рада "спасения мира", восстановления закона и добродетели". Как-то делается грустно, когда узнаешь, что в нашей грешной земной жизни без явления воплощенного божества доброе начало плетет и не одержать "верх над злыми силами"...