О чем знаешь сердцем (ЛП) - Страница 3

Я принимаю решение тоже выпить кофе. Может, если зажму чашку в руках, они наконец-то перестанут дрожать? Мне надо чем-то занять себя, а не сидеть напротив проката и ждать, чувствуя, как с каждой секундой уходит моя решимость.

Через несколько дверей на моей стороне улицы висит многообещающая вывеска: «Секретное место». Бросив на закрытый прокат еще один быстрый взгляд, я выхожу из машины и ступаю на тротуар, стараясь выглядеть спокойной и расслабленной, как местные люди.

Воздух на улице густой от утреннего тумана и соленого запаха океанской воды. Хотя день обещает быть жарким, прохлада еще не ушла, и, пока я иду до кафе, мои руки успевают покрыться гусиной кожей. Открываю дверь. Меня сразу обволакивает запахом кофе и шелестом акустической гитары, доносящимся из маленькой колонки под потолком. Мои плечи чуть расслабляются. Я почти готова поверить в то, что смогу просто выпить кофе и, прогулявшись по пляжу, уехать, так и не зайдя за черту. Нет. Неправда. Я не смогу. Слишком много с ним теперь связано.

…Я вздрагиваю, услышав откуда-то со стороны стойки голос.

– Доброе! Я сейчас. – Голос теплый. Легкий, словно улыбка.

– Окей, – отвечаю и сама слышу, насколько иначе звучит мой собственный голос – скованно, напряженно. Словно я разучилась общаться с живыми людьми. Пытаюсь придумать, что бы еще добавить в ответ – не выходит. Тогда я делаю шаг назад и оглядываюсь. В кафе уютно. Глубокий бирюзовый цвет стен оттеняют черно-белые фотографии. Потолок сплошь закрыт старыми досками для серфинга, висящими на веревочных петлях. Еще одна доска стоит у стены рядом со стойкой – край отбит, на поверхности от руки выведено меню.

Я совсем не голодна и все же читаю меню, по привычке выискивая буррито. Любимый завтрак Трента, особенно после утренней тренировки по плаванию. Если он заканчивал рано, и у нас оставалось время до школы, мы уходили на наше собственное секретное место: на скамейку под рестораном, обращенным лицом на залив. Иногда мы болтали – о его следующих соревнованиях или о наших планах на неделю. Но больше всего мне нравилось просто слушать плеск волн о скалу и сидеть с ним рядом в уютном молчании, какое бывает только тогда, если чувствуешь человека сердцем.

Из кухни, вытирая руки полотенцем, выходит светловолосый парень с ярко-голубыми глазами.

– Прости, что заставил ждать. – На его загорелом лице сверкает белозубая улыбка. – Помощь куда-то запропастилась. Знать бы, куда. – Он кивает на доску, на которой мелом написан прогноз погоды для серферов: «Свелл 2 метра, ветер от берега… все на пляж!»

Когда он бросает взгляд на океан за окном, я понимаю, что он и не думал сердиться.

Ничего не отвечаю. Притворяюсь, что изучаю меню. Молчание становится немного неловким.

— Ладно. – Он хлопает в ладоши. — Что будем заказывать?

Мне ничего не хочется, но отступать поздно. Я ведь уже зашла. К тому же парень он, вроде, славный.

– Мокко, — говорю не слишком уверенно.

– И все?

Киваю.

– Угу.

– Точно ничего больше не хочешь?

– Точно. То есть, спасибо… больше ничего. – Мои глаза смотрят в пол, но я чувствую на себе его взгляд.

– Окей, – отвечает он, помолчав. Его тон становится мягче. – Одну минуту, сейчас принесу. – Он показывает на пустые столики, их пять или шесть. – Выбирай, все свободно.

Я забиваюсь в самый дальний угол, отворачиваю лицо к окну. Солнце уже разогнало утреннюю серость, и вода под его лучами заиграла, заискрилась, стала насыщенно-яркой.

– Держи.

Передо мной появляется большая чашка с дымящимся мокко и тарелка, на которой лежит огромных размеров кекс.

– От заведения, – поясняет парень, когда я поднимаю лицо. – Банановый, с кусочками шоколада. На вкус чистое счастье. А то сегодня утром, похоже, тебе его чуть-чуть не хватает.

В его улыбке я различаю знакомую осторожность. Именно так – со смесью жалости и сочувствия – улыбаются мне теперь знакомые люди, и я начинаю гадать, что же навело его на мысль, что я несчастна. Моя поза? Выражение лица? Интонация в голосе? Я так давно в этом состоянии, что не угадать.

– Спасибо. – Я делаю попытку улыбнуться, чтобы убедить и себя, и его, что я в норме.

– Видишь, уже подействовало. – Он усмехается. – Я, кстати, Крис. Зови, если что, ладно?

Я киваю.

– Спасибо.

Крис уходит обратно на кухню, а я, обняв ладонями горячую чашку, откидываюсь на стуле назад. Потихоньку успокаиваюсь. Прокат каяков никуда не делся, по-прежнему виден через окно, но с безопасного расстояния я могу смотреть на него без ощущения, что поступила плохо, приехав сюда. На тротуар выходит какой-то серфер. Я успеваю увидеть зеленые глаза, загорелую кожу, а потом быстро опускаю взгляд вниз, в пенку своего мокко. Потому что он потрясающий. И вслед за шоком оттого, что я это отметила, приходит чувство вины.

Через мгновение дверь распахивается, и серфер, даже не взглянув в мою сторону, направляется прямиком ко стойке и быстро, раз пять, бьет по звонку.

– Эй! Есть тут кто, или все на воде?

Крис выходит из кухни, на лице улыбка – видимо, парень ему знаком.

– О-о, вы только посмотрите, кто почтил нас своим присутствием. – Они пожимают друг другу руки и обнимаются через стойку в свойственной парням небрежной манере. – Здорово, брат, рад видеть. Уже серфил?

– Только что оттуда. Встретил рассвет на волне, – отвечает зеленоглазый. – Было классно… но скажи, почему я не видел на пляже тебя? – Он берет чашку и наливает себе кофе.

– Кому-то нужно работать, – отвечает Крис, прихлебывая из своей.

– У кого-то неправильные приоритеты, – невозмутимо парирует тот.

Крис вздыхает.

– Бывает.

– Ладно, ладно, я все понимаю, – примирительно говорит ему друг, осторожно дуя поверх чашки. – Ну как отсюда уйти. Вдруг пропустишь что интересное.

– Чувак, это было жестоко. – Крис улыбается. – Еще чем-нибудь мудрым поделишься?

– Не. Но свелл, вроде, продержится до утра. Завтра на рассвете, ты как?

Крис склоняет голову набок – пересматривает свои приоритеты.

– Соглашайся, – с улыбкой подначивает его друг. – Жизнь слишком коротка. Что тебе мешает, в конце-то концов?

– Ладно, – сдается Крис. – Ты прав. В полшестого. Перехватишь чего-нибудь?

Крошечная частичка меня надеется, что он ответит «да» и останется, и, поймав себя на этом, я понимаю, насколько внимательно прислушиваюсь к их разговору. К нему. Смешавшись, я подношу чашку к губам, скорее затем, чтобы отгородиться ею, чем сделать глоток, и заставляю себя перевести взгляд на улицу за окном.

– Не, пора открывать прокат. Ждем семью из восьмерых человек за каяками. Я обещал сестре все для них приготовить.

Его слова, произнесенные будничным тоном – прокат, каяки, сестра, – обрушиваются на меня градом молниеносных стрел. Внутри все переворачивается при мысли о том, что парень в нескольких шагах от меня это, возможно, он. Я делаю резкий вдох и давлюсь кофе. Кашляю, на меня оборачиваются, я тянусь за стаканом воды, но нечаянно задеваю кружку, и она с грохотом падает на пол. Брызги кофе разлетаются во все стороны.

Пока я соскакиваю со стула, серфер делает шаг ко мне, а Крис бросает ему из-за стойки тряпку.

– Колт, лови.

Мое сердце выпрыгивает из груди. Вытесняет весь имеющийся в помещении воздух, и мне становится нечем дышать.

Колт.

Колтон Томас.

Ученые выявили отдельные нейроны, «загорающиеся» при узнавании. Таким образом, когда мозг реципиента анализирует черты лица человека, который имел существенное значение для пожертвовавшего орган донора, этот орган [возможно] способен возвращать мощный эмоциональный отклик, сигнализирующий об узнавании личности. Подобный обмен информацией происходит за миллисекунды, и реципиент [может даже поверить], что [он] с этим человеком знаком.

«Клеточная память трансплантированных органов»