О былом. Рассказы - Страница 2

1895

Примечания

1

Вьюнок трехцветный — Е. Ш.

(обратно)

2

красоднев, лилейник (Hemerocallis)

(обратно)

Г. Г. Северцов (Г. Полилов) Две встречи

Почти тридцать лет миновало с тех пор… Случайная встреча в вагоне, знакомство и несколько лет отсутствия сведений друг о друге.

Судьба перетасовала карты — и новая встреча на новом поприще, случайная, закрепленная теперь многолетним приятельством.

Я вел крупную хлебную торговлю в Петербурге и каждым день приезжал со своей дачи из Таиц в столицу с тем, чтобы под вечер возвратиться из душного города на лоно природы, на чистый воздух тогда еще мало населенного уголка, обвеянного красивыми перелесками.

Ежедневно я возвращался из города с одним и тем же поездом, нагруженным множеством «дачных мужей», тоже ехавших к своим семьям.

В одной из таких поездок мне пришлось поместиться против какого-то молодого человека, всю дорогу читавшего различные газеты, которых у него была целая пачка.

На другой день судьба опять свела меня с моим вчерашним спутником; он по-прежнему, как трудолюбивая пчела, вытаскивал из пачки различные газеты, журналы, внимательно просматривал их, сортировал.

На этот раз я заинтересовался моим соседом. Худощавый, с темными пытливыми глазами, с легкой растительностью, он мне напоминал труженика — инженера, архитектора; но меня смущали его газеты. На репортера он не походил.

В молодости как-то легче сближаешься с людьми. Я вежливо спросил сидевшего против меня молодого человека:

— Вы что же, работаете в газетах? — и многозначительно указал ему на его неизменных спутников.

Молодой человек встрепенулся, оторвался от своей работы и серьезно, не спеша, ответил:

— Нет, я не работаю в газете, а так, просматриваю. У меня типография, хотя еще очень небольшая, — добавил он с улыбкой.

Мы познакомились, разговорились. Это был Петр Петрович Сойкин.

Деятельный молодой человек, даже отправляясь отдыхать на дачу, не забывал о своей обязанности, просматривал корректуру, окидывал глазами газетные статьи…

С этого дня нашего знакомства мы очень часто с ним встречались в вагоне, разговаривали о том, о сем. Я в то время уже немного писал, но как дилетант, в свободные минуты, никогда и не мечтая быть присяжным писателем. У меня было свое дело, я очень интересовался им, а, кроме того, занимался пением и весь ушел в вокальное искусство.

Если когда мой новый знакомый и рассказывал мне о типографии, о печатных делах, они меня мало интересовали.

Прошло лето. Встречи наши в вагоне прекратились, и мы расстались.

Новый взмах колеса фортуны. Спустя некоторое время мои торговые дела пошли неудачно: я разорился. Пришлось переменить специальность, сделаться певцом.

И вот, когда судьба меня снова заставила переменить профессию и окончательно встать в ряды литераторов, опять я встретился с моим старым знакомцем по вагону.

Случилось это так: совершенно незнакомый с редакциями, я работал только у покойного А. К. Шеллера в «Живописном Обозрении» да в «Ниве»; но нужно было искать и других источников для сбыта своих произведений, и в один прекрасный день я зашел в редакцию «Природа и Люди». Она помещалась там же, где и теперь находится, но только домик был маленький, деревянный; редакция ютилась в нижнем этаже, с левой стороны, во второй комнате; в первой же помещалась контора. На правой стороне дома был книжный склад.

В редакции я познакомился с покойным редактором Ф. С. Груздевым, впоследствии моим большим приятелем. Не помню теперь, какую вещь я принес ему тогда для напечатания; он принял рукопись, просил придти за ответом, и вот, выходя, я в дверях конторы встретил какого-то господина. Мне он показался почему-то знакомым.

Я ему поклонился, прибавив:

— Мы, кажется, с вами где-то встречались?

Посмотрел и он на меня, задумался на минуту, точно припоминая, потом весело сказал:

— Разве вы забыли Балтийскую дорогу и вашего спутника по вагону, помните тогда, с пачкой газет?

Теперь мне все было ясно. Это был тот молодой человек, очень мало переменившийся с тех пор: те же внимательные темные глаза, редкая бородка, непослушные волосы.

Я обрадовался; мы разговорились.

— А вы что же, печатаете этот журнал? — спросил я наивно моего собеседника.

— Не только печатаю, но и издаю: ведь я издатель журнала «Природа и Люди», — с оттенком вполне понятной гордости ответил он.

Такое известие меня очень обрадовало, и после долгого промежутка мы снова пожали друг другу руки…

Теперь бывший крупный торговец и певец не мало уже напечатал своих произведений в изданиях своего старого знакомого по вагону, П. П. Сойкина. За последние года мы оба успели отпраздновать юбилей нашей двадцатипятилетней деятельности, и ныне я с удовольствием приветствую четвертьвековый юбилей журнала «Природа и Люди», этот краеугольный камень издательства старого друга.

1914

Г. Г. Северцов (Г. Полилов) Кровавый цветок

— Из моих воспоминаний об old merry England (старой, доброй Англии), где мне пришлось четверть века тому назад прожить несколько лет, мало что осталось в моей памяти.

Так ответил Максим Ермолаевич, крупный финансовый деятель, на просьбу немногочисленного кружка его друзей, расположившихся после обеда в его кабинете за кофе с ликерами, рассказать что-нибудь об его жизни в Великобритании.

— Неужели этот период времени совершенно улетучился из ваших воспоминаний? — шутливо-насмешливо заметил один из собеседников, жизнерадостный блондин, бухгалтер того кредитного учреждения, где был директором хозяин.

— Известный промежуток времени сглаживает те особенности, ту рельефность впечатления, которые могли обратить внимание тогда, впрочем….

И Синев внезапно умолк…

Его крупная, чисто-русская, немного расплывчатая фигура, с большою темно-русою бородою, вдумчивыми серыми глазами еще глубже ушла в кресло, на котором он сидел; левая рука нетерпеливо терла высокий лоб, тогда как правая лежала без движения на ручке кресла.

— Это небольшая история, впрочем в то время меня очень интересовавшая, и если желаете-я вам ее расскажу.

В согласии слушателей нельзя было сомневаться.

— Посланный моим покойным отцом в Лондон, чтобы изучить условия иностранной торговли, я, благодаря привезенным с собою рекомендациям, скоро нашел себе место в одной из лондонских фирм. Изумленно моему не было предела, когда я узнал, что должен служить даром, только ради практики.

Долго думать мне было нельзя, и уже на другой день я сидел в темноватом бюро моих новых хозяев, усердно выписывая всевозможные коноссаменты и счета.

К моему изумлению и, нужно прибавить, к нескрываемому удовольствию, в числе служащих фирмы Куксмун и Кo я встретил моего соотечественника, Василия Бенедиктова.

Кто из вас, господа, не знает, как приятно встретить на чужбине земляка? Одна возможность говорить на родном языке, после постоянных «oh yes! all right!» англичан, невольно заставляет сейчас же сойтись со своим соотечественником.

Это случилось и между нами. Не прошло и двух дней, как я и Вася стали неразлучными друзьями. Вы смеетесь, господа, но ведь четверть века отделяют вас от того времени, когда еще верили в дружбу, когда скептицизм далеко не так сильно владел сердцами людей.

Я жил на Chester square, а мой приятель ютился где-то недалеко от самого City. В будни занятия в office (конторе) настолько утомляли нас, что о прогулках или развлечениях вечером не было и речи, — каждый из нас был вполне счастлив вернуться к себе домой, пообедать, выпить четверть пинты хорошего портера и взять какую-нибудь книгу с тем, чтобы сейчас же задремать, пока резкий голос служанки не разбудит к чаю. Но зато в субботу вечером и все воскресенье мы посвящали время увеселениям всякого рода, начиная от бесцельного шатания по Пиккадилли и кончая поездками в Итон, Вульвич и прочие интересные по своему прошлому города и местечки. В одно из воскресений мы попали на скачки, в небольшой городок New-Market.