О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами - Страница 3

Длиной футов в десять, из темного дерева, он казался вполне нормальным по высоте. Но под исцарапанной столешницей располагались глубокие ящики, ограничивая пространство для ног, так что только лилипут мог с комфортом отобедать за таким столом.

– Это традиционный коррезский стол, – объяснила Флоранс. – Мой прадед сам его сделал, когда построил дом.

– А у него что, ног не было?

– Да были, конечно. Просто у нас не осталось стульев его работы. Они тоже были очень низкими.

– А вы не можете подпилить ножки у этих стульев? – Я жестом изобразил ампутацию. – Или добавить несколько сантиметров ножкам стола?

– О нет, Maman это не понравится.

Маленький Симон вдруг опять прижался к Флоранс.

– Он хочет распилить наши стулья? – с ужасом спросил он.

– Нет, нет, – заверила племянника Флоранс. И посмотрела на меня: – Все нормально, Пол, ты быстро привыкнешь сидеть за столом боком.

– Ma chérie![15]

В кухню быстро вошла женщина. На ней было коричневое платье-кафтан, а потому не представлялось возможным угадать, была она тощей, как селедка, или такой же грузной, как ее обеденный стол. Она бросилась к Флоранс и звучно поцеловала ее в обе щеки. Пока они стояли, обнявшись, я успел заметить, что мадам Фло-старшая была очень фигуристой для своего комфортного пятидесятилетнего возраста.

– Maman, je te présente Paul[16].

Maman повернулась ко мне. Я улыбнулся ей, всем своим видом воплощая благодарность юноши к женщине, выносившей его возлюбленную.

Мать Флоранс тепло улыбнулась в ответ и положила руку мне на плечо, чтобы я приблизился и она смогла поцеловать и меня. При этом я заставлял себя не думать о том, что пышный бюст тещи касается моей груди.

– Enchanté, Madame. Vous allez bien?[17]

– Можешь звать меня Бриджит, – сказала она, побуждая меня сразу же перейти на «ты». – Qu’il est mignon![18] – прибавила она со смехом и снова поцеловала меня в щеку. Mignon, насколько мне было известно, означает «прелестный». Впрочем, этим же эпитетом обычно награждают морских свинок.

Бриджит была миниатюрной и грациозной, как и ее дочь, но совсем не походила на индианку. Ее волосы, подстриженные густым бобом, были темно-рыжими – в такой цвет красятся брюнетки, скрывая седину, – а кожа была очень светлой. Она улыбалась так же жизнерадостно, как и Флоранс, у нее были такие же смеющиеся глаза, и вообще она излучала вселенскую любовь к человечеству.

И я не думаю, что все это было заслугой прозака.

Мы обменялись сжатыми резюме. Она работала учительницей начальных классов, an institutrice, в школе в пригороде Тура. Я отрекомендовался как будущий владелец английской чайной.

– Ah oui, Maman[19], – вмешалась Флоранс. – Я увольняюсь, хочу работать в чайной.

– Что?

Я вдруг стал выглядеть не таким уж mignon. Нетрудно было догадаться, что из безобидного экзотического бойфренда я разом превратился в источник тлетворного влияния, убедив бедную дочурку мадам отказаться от гарантированного заработка. Вселенская любовь испарилась, уступив место нескрываемому осуждению.

– Oui, Maman, mon boulot me faisait chier. – Флоранс заявила, что от этой работы у нее понос, как будто офисные работники в большинстве своем предпочитают мучиться запорами.

Она объяснила, что ее компания внедряет «plan social»[20], предлагая сотрудникам выплату годового заработка или ранний выход на пенсию. Даже в условиях спада французской экономики людей редко вышвыривают на помойку. Так что Флоранс приняла предложение работодателей и теперь собирается вместе со мной трудиться в salon de thé[21].

– Ну, а что ты будешь делать в этом salon de thé? Станешь официанткой? Для этого ты училась на бухгалтера? – Бриджит печально улыбнулась мне, словно давая понять, что вовсе не имеет в виду, будто ее дочь слишком хороша для меня. Даже при том, что так оно и есть.

– Это маленький бизнес, Maman, мы сами будем делать все. Знаешь, Пол возглавлял маркетинговую службу в крупной компании, но оставил ее ради того, чтобы открыть собственный чайный салон.

Бриджит прислонилась к полированной каминной полке и оглядела меня: небритый иностранец в футболке с потускневшим британским флагом и во вьетнамках явно не тянул на главу чего-то серьезного, разве что международной ассоциации бездельников, ошивающихся на пляжах.

– Во французской компании?

– Да, – кивнула Флоранс, – а еще раньше – в английской.

– Хм… – По какой-то необъяснимой причине эта информация в некоторой степени впечатлила Бриджит. – В Лондоне?

– Да, Maman, в Лондоне.

– Говорят, это самый дорогой город мира.

– Да, это так, но, к счастью, зарплаты пропорциональны ценам, – заметил я и выпрямился в полный рост, рискуя набить шишку об низкие потолочные балки.

Maman подошла к холодильнику и достала большой стеклянный кувшин, наполненный розовой пеной.

– Будешь клубничный сок? – спросила она меня.

– Клубничный сок?

– Да, у нас так много клубники, что не знаем, куда ее девать. Я взбиваю ягоды миксером, добавляю немного воды, сахара, лимонного сока – и voilà[22].

– Мм… это должно быть délicieux[23], – сказал я, думая о том, что «сок» больше похож на пюре из овечьих мозгов.

Мы сели за стол, вывернув колени в сторону, и выпили по бокалу розовой слизи, которая к тому же застревала в зубах. Маленький Симон был единственный, кто с удобством расположился за столом. Остальные были похожи на трех Белоснежек, присевших на корточки для общения с гномами.

– Ну и где же находится этот salon de thé? – спросила Бриджит с едва заметной агрессией.

– Рядом с Champs-Elysées[24], – сказал я.

– Должно быть, аренда очень дорогая.

– Я договорился о хорошей цене.

– И когда вы открываетесь?

– A la rentrée, первого сентября, – сказал я.

– Да, Maman, над проектом работает Николя, – вставила Флоранс. – Ты помнишь Николя?

– О да, Николя, он был такой mignon! – томно вздохнула Бриджит.

Я задался вопросом, насколько близко она знакома с архитектором, надзирающим за ремонтом в моей чайной. Флоранс рекомендовала мне его как молодого архитектора, который возьмется работать за приемлемую плату по той простой причине, что он был «мальчиком, с которым я училась в школе». Парижанки сплошь и рядом окружены «мальчиками, с которыми учились в школе», ведь мало кто из них уезжает из Парижа учиться дальше или искать работу. Вопрос, разумеется, в том, как далеко они зашли в своей школьной дружбе.

Этот Николя был довольно симпатичным парнем, если вам нравятся высокие, бледнолицые, артистические натуры в безукоризненном «кэжуал» от ведущих дизайнеров и с гипертрофированным самомнением.

Конечно, для меня было большим утешением знать, что друг Флоранс взял на себя все, к чему я был не способен с чисто лингвистической точки зрения: получение разрешения на строительство, согласование расценок, закупка материалов, поиск рабочих. Но все-таки вопрос о его месте в сексуальном резюме Флоранс прочно засел в моем мозгу. Все-таки одно дело, когда ты нанимаешь знакомого тебе архитектора, и совсем другое, когда трудоустраиваешь экс-бойфренда своей девушки.

Я сделал мысленную пометку позвонить Николя в уик-энд, чтобы убедиться в том, что все будет готово к утру понедельника, когда должны явиться ребята с кувалдами и уничтожить все улики, указывающие на то, что прежде в помещении располагался обувной магазин.