NZ /набор землянина/ (СИ) - Страница 9

Младенец мотал хвостом и верещал, заглушая сирены. Автомат висел, щелкал и балдел от указаний. Я мысленно попрощалась с жизнью, зарплатой и пенсией, добыла из кармана при поясе шарик и пошла к младенцу. Дома сегодня пятница, наверное. Время наилучшее для вымирания дур, если верить в приметы.

— Та-та-та, — воркующим тоном проблеяла я. — А кто это у нас такой красивый? А кто это у нас такой взрослый?

Дино-младенец вломил хвостом в шаге от меня, скосил траву и оборвал разговор. Память вздрогнула от этого удара вместе с поверхностью поля, поднапряглась и выдала справку.

«Трипсы — древняя раса долгожителей. Крайне миролюбивы. Не переносят шума, если не сами его производят. Редко обзаводятся потомством и взращивают детей долго, до 80-100 циклов, под присмотром старших и при донорстве мозговой активности. За это время во все пять разделов головного, грудного и спинного мозга потомка проецируется личность родителя и мудрых наставников. Без присмотра дети дезориентируются, теряют настройку и деградируют до уровня несущественно малой разумности».

— Всегда есть место для ухудшения ситуации, — оптимистично сказала я себе.

Понятно, что дитятя сперва отстал, затем дезориентировался и резво приступил к этапу деградации, для которого нам, двуногим, обычно требуется спиртное. Он обошелся без допинга. Когда автоматы прилетели и врубили сирену, малой съехал с катушек мгновенно.

— Спокойно, — посоветовала я себе. — Памятник тебе так и так не поставят. Иди и формируй зрительный контакт, зрительный, а не физический, дура.

Трипс взревел особенно буйно и подавился, притих. Я встала на четвереньки и бодро поползла к голове младенца, которая была чуть мельче моего домашнего шкафа. Глаза у трипса красивые. Лазоревые, ясные, все пять. Как мне, блин, моими двумя уставиться в его пять? Ну, как? Я выбрала верхний и мысленно произвела в главные. Память что-то попробовала вякнуть, но кто её слушал?

Дино-младенец при виде ползущей тети обалдел. Даже притих. И зажмурил, зараза, выбранный мною глаз. Потом следующий. И еще один. В два последних открытых — по правому борту шкафа — я смотрела, повернув голову горизонтально.

— Ы-ыыы, — пожаловался дитятя.

— Ы-ыыы, — поддержала я.

Не знаю, что мне скажут его родители, если я доживу до скандала. Но вряд ли древняя раса будет в восторге от такого донора. Я ж ему думала про коктейль «черная звезда». Это было свежо в памяти и красиво. Шарик-планета зажат в руке. Динозаврик приоткрыл третий глаз и уставился на игрушку. Мать-перемать! У него еще и щупальца. Одно вытянулось и лишило меня честно уворованного Тэем имущества.

— Ы-ыыы! — более требовательно сообщил малыш и вломил хвостом прицельно — в метре от тети.

— Ему метаболизм позволяет лакать «черную звезду»? — вслух запаниковала я.

— Нейтрально, — вякнул автомат из тени.

— Тащи со свистом! Всю систему, блин, бармена за шкирку, столик в охапку — и чтобы гурчало и блямкало.

— Ы-ыыы! Ы-ыыы! Ы-ыыы! — дитятя вошел во вкус и капризничал.

Вопрос жизни и смерти: сколько его уму сейчас? Года три в пересчете на человечьи, пожалуй. Подмигнул мне — это хорошо, это уже насмешка, это лет пять. Или все шесть. Не прибьет, пожалуй. Я подползла ближе и осторожно погладила морду у ноздри.

— Потерялся, а все шумят, бедняжечка, — зашептала я. — Как тебя зовут? Я Сима. Лежи тихо, я подумаю тебе мультик про мамонтенка. Там песенка красивая.

Из мультика я помнила треть, не более. И то урывками. Дитятя ыкал, сопел и радовался. Судя по головной боли, вытягивал он из меня куда больше, чем я сознательно отдавала. Оно и понятно, этот тип в мозговом вскармливании профи, в отличие от меня.

Автоматика тут — заглядение. Не тупая и не тормознутая. Уже приволокли тощего бармена. Я почти уверена: выковырнули из кровати. «Ирокез» смят, на теле кружевная пижамка табачного цвета. Мосластые волосатые ноги голые по самый зад. Четыре паучьи лапки торчат во все стороны, вяло отбиваются от габ-служб. Во: вроде втолковали. Смирился. Проверил установку стола и начал сооружать «черную звезду». Динозаврик притих, вылупил все глаза и даже язык высунул. Я по миллиметру подвинула руку, тыльной стороной дотронулась до языка. Считалось? Хрен его знает, я не местная.

— Пятый особый причал правого крыла, — ожил автомат. — Пункт назначения в секторе неприсоединённых, на пределе дальности. Разрешение на старт активировано два часа назад. Переход начат. Точка возврата не пройдена. Экипаж в стазисе. Рекомендуете команду на экстренный возврат?

— Да. За шкирку уродов и бить по печени, пока детей не разучатся терять.

Динозаврик обалдело уставился на меня всеми лазоревыми глазами, моргнул и заскулил.

— Скажи им: я обиделся, — принялась я портить ребенка. — Скажи: надо водить младших в середине колонны. Вас там много на борту? Родни?

Динозаврик показал щупальце, согнул кончик, еще и еще. Получилось семь зубцов, каждый следующий меньше предыдущего. Я постучала по первому и указала его место: последнее в колонне.

— Правило туристов: замыкающий сильный и взрослый.

Следующий час был кошмаром. Я рассказала два отрывка из «мухи-цокотухи», случайно уцелевшие в мозгу с незапамятного детства. Бармен прочирикал что-то свое, страусиное. Я изложила сказку о рыбаке и рыбке. Бармен соорудил планетарную систему из восьми шаров и двух стержней со звездами. Я, запинаясь и старательно избегая матерных мыслей о нерасторопных родителях, приступила к мозаичным остаткам стихопрозы о похождениях царя Салтана. Бармен нервничал, топтал трехпалыми лапами траву и изобретал новое развлечение.

Наконец, степь задрожала. Родственники неслись, ломая деревья и вспахивая поле. Ковер разлетался и повисал зелеными шевелящимися ошметками даже на грузовых капсулах — а это метров сорок над уровнем поля. И так весело было до того, как глава семьи приступил к торможению, вкопав себя по брюхо в мать сыру землю, то есть — суху габу…

— Ыхр! — прогудел старший. Сгреб дитятю в охапку щупалец и уже не отпустил. Он возвышался над полем, как древний курган. Вывалы грунта вокруг напоминали раскопки. Шикарно. Я поклонилась бармену. Он кисло улыбнулся и сел, где стоял, сложил «ирокез» в затылочный хохолок и опустил веки. Выдохся.

— Как же это мы? — гремел старший на всеобщем наречии, вроде бы тут именуемом «язь». — Трагедия! Преступление! Горе!

— Претензий к габ-порту нет? — уточнила я.

— Мы обязаны, — очнулся папаша и важно мотнул головой, чуть не снеся колонну грузовых капсул. — Мы летели далеко, стазис нас дезориентировал. Мы не предусмотрели. Верное решение: замыкающий старший. Сколь мудро! Мы знали, но забыли. Комфорт и покой делает нас беспечными.

— У него одно сердце вроде пострадало, — осторожно сообщила я.

— При активном росте мы их перемещаем ежегодно, — отмахнулся папаша. Еще раз осмотрел нас всех пятью своими добрейшими лазоревыми иллюминаторами по два метра в диаметре. — Благодарю. Приношу извинения за беспокойство. Мы отбываем.

— Спокойного полета, — пискнул павлино-страус.

— Хорошо долететь, — согласилась я.

Они выстроились в колонну и удалились. Милейшие создания. Такие вежливые, а ведь знают все, что я тут шипела вслух и думала про себя, без сомнений… Кто-то дернул меня за рукав.

— Порция «черной звезды» всегда ваша, — просвистел бармен, пританцовывая на лапах. — Никогда! Никогда! Никогда наше маленькое семейное заведение не готовило для древних и славных трипсов. Это честь. Это слава! Это признание! Ваша порция за вами, хоть каждый день востребуйте. Ах, мой брат все снял, все записал, это счастье. Я и трипсы. Я спас дитя!

Крупная автоматика надвигалась издали, широким фронтом вспахивала и заравнивала след семейки. На границе сектора одно за другим разгибались и встряхивались свеженькие деревья. Я побрела прочь, павлино-страус топал рядом и восхищался собою. Он один и спас дитя, даже я не сомневалась, слушая непрестанную болтовню. Хотелось немедленно востребовать коктейль — или что это такое, я же сама назвала напиток коктейлем из-за формы бокала. Младенец трипса, вот вундеркинд заразный, стащил мой шарик. Я лоханулась и не сперла новый у бармена. Осталась с ложкой… Шикарный набор личного имущества. Один предмет, и тот ворованный. Хотя — есть еще тарелка. Тоже ворованная.