Нюркин князь - Страница 6

Белая чашка осталась на большом столе.

Всю дорогу в церковь взрослые посмеивались: “Чай можно! Ай да Нюрка! Как ловко сообразила”.

Нюрку вернул в настоящее испуганный мамин голос:

— Ой, Ося, так она и сидит целый день. Меня не слышит, смотрит на чашку и плачет.

— Мама, — повернула к ним голову Нюрка, — ты помнишь, что это такое — “чаю воскресения мертвых”?

— Из Символа Веры, — смущенно пробормотала мама, — значит, что ждешь будущей жизни и воскресения мертвых.

Нюрка залилась слезами.

Юзек ошалело посмотрел на Нюркину мать, кинулся к Нюрке, упал на колени, схватил ее за руки:

— Пшебачь! Пшебачь, Анночка! — горячо запросил прощения.

Ну не хотел он ее так расстраивать. Не хотел ей ничего грустного напоминать. Какой же он глупый, бесчувственный. Думал, как лучше. Хотел сделать Анночке подарок, чтобы она веселая была и улыбалась, а не плакала. Он искал ей что-то особенное, чтобы именно ей подошло. Он уже расстроился оттого, что не было такого. И вдруг эта чашка. Ему и в голову не пришло, что чашка ей о грустном напомнит, а должен был понимать, раз сосна нарисована. Если Анночка хочет, он отнесет эту чашку, вернет деньги и купит другой подарок.

— Нет, Юзек, — подняла его с колен Нюрка, — это самый лучший подарок. Я так тебе благодарна. Эта чашка мне о том напомнила, что нельзя было забывать. А я забыла.

— О вскшесении мертвых? — спросил пораженный Юзек.

Нюрка кивнула. Она коснулась губами его щеки. Так, наверное, можно. Такой поцелуй беленькая панночка простит.

Совсем ошеломленный Юзек остался стоять, прижимая ладонь к щеке. А Нюрка схватила чашку и убежала.

Ночью мать легла с ней, обняла и зашептала, что Нюрка ее сегодня так напугала, так напугала. Ну совсем как тогда.

— Когда?

— А ты не помнишь? Это я во всем виновата. Я сильно голосила, когда нас забирали. Тебя, бедную, криком своим перепугала до полусмерти. А когда успокоилась, гляжу, а на тебя столбняк напал. Как сегодня. Ничего не слышишь, не отвечаешь. Ты очнулась только в теплушке. Баба рожала, ребенок закричал, ты и ожила.

— Василек! Василька помню. А до того… Мама, а ты помнишь, как я чай хотела пить, а было нельзя, а вы смеялись потом.

Мама вспомнила и тихонько засмеялась.

— А чашку?

Да, кажется, была такая. Нюркина. Вроде бы, бабушка подарила. Надо же, Ося ухитрился похожую купить.

— Мама, а где моя бабушка?

Мама засопела.

— Давай напишем ей письмо, как Юзек своим, — попросила Нюрка, — она к нам в гости приедет, как в детстве.

Мама прижала Нюркину голову к своей груди и зашептала в самое ухо, что не надо, что так будет лучше.

— Почему? — вырвалась Нюрка. — Разве нам так лучше?

— Не нам, — опять прижала ее голову к себе мама, — а им. Для них лучше, если у них нет таких родственников и не было.

— А как же Юзек? Он ищет своих.

— У него другое дело. Его семья в Польше.

Нюрка не успела все понять, отец на них прикрикнул, чтоб спать не мешали.

Юзек засиял довольно, увидев утром, что Нюрка пьет из белой чашки. Дотронулся непроизвольно до своей щеки. Нюрка сдвинула брови. Вот не сделай он такой жест, не прояви никак, что не забыл поцелуй, Нюрка бы огорчилась. Он не забыл. Нюрка все равно огорчилась.

Прошла зима. Вестей не было. Юзек сильно приуныл.

— Не отчаивайся, — сказала Нюрка, когда он уже битый час пустым взглядом смотрел в окно.

Там и видно ничего не было. Текли струи дождя по стеклу.

— Я не отчаиваюсь, — ответил печально, не отрывая глаз от окна.

Спросил:

— А ты?

— А что я?

Господи, неужели он догадывается? Неужели она выдала себя? Не надо ему это…

— Не мертвый только з-за тебя, Анночка.

Ах, вот он о чем. Ну что это он опять вздумал благодарить. А ей было показалось…

— Не надо, Юзек.

Юзек зашел, пошатываясь.

— Ты не пьяный? — ахнула Нюркина мать.

Юзек отрицательно покачал головой, отказался есть и скрылся куда-то в угол, с глаз долой. Не похоже на него. Нюрка ринулась следом:

— Юзек!

Он поднял затравленный взгляд, опустил и заговорил быстро, путая русские и польские слова. Волновался, значит. Нюрка разобрала, что он хочет, чтобы когда его здесь не станет, а придет весть от его семьи, чтобы им передали, что он никогда не брал чужого. Так и сказали его маме. И Анночка чтоб знала.

— Да ты что, — растерялась Нюрка.

Но он не захотел разговаривать больше, а она не знала, что делать. Тронула за плечо и отошла. Появился отец. Не успел он поинтересоваться, где Ося, не заболел ли, как постучал дядя Мыкола.

— Ой, лыхо! — сказал он прямо с порога.

Да так серьезно, что у Нюрки сердце в пятки опустилось. И было с чего. Каптерщик из вольнонаемных, кот шелудивый, продал куда-то на сторону лес — бревна, что привезли на шахту для креплений. Воровство по мелочи за ним давно водилось, но чтоб в таких размерах! А все потому, что нашел, как спихнуть на Осипа. Тот же ведомость на прием леса заполнял. Каптерщик ходит ухмыляясь. Вражеская, говорит, проделка. “Лес исчез? А кто тут у нас работает?” Ни стыда, ни совести у людей не осталось.

Отец побледнел. Юзек сидел угрюмый. Один дядя Мыкола суетился и говорил, что сейчас они что-нибудь придумают. Так не бывает, чтоб не было выхода. Да что ж это деется, невинных людей подставляют.

— Ничего не докажешь, — хмуро возразил отец. — Эх, говорил я держаться от конторы подальше.

Ничего они не придумали. Кто Осип и кто каптерщик? Понятно, которому поверят власти.

— Анночка, Анночка, — позвал Юзек перед уходом на работу, но толком не сказал ни слова, попрощался.

— Мама, что теперь будет? — спросила Нюрка, когда за ним закрылась дверь.

Мама голову опустила и заплакала.

Нюрка побежала вслед за Юзеком. Не догнала.

Весь день их трясло, как в лихорадке. Вечером Юзек вернулся.

— Не знайджено ешчо, — ответил на немой вопрос, обнаружили ли недостачу леса.

Сел и понурился. Пиджак не снял, не почистил, как обычно.

Мать взялась ужин накрывать.

Они обернулись на звук испуганно. Вошел дядя Мыкола:

— Чого як на похоронах?

Сообразил, что плохую шутку сказал, закряхтел.

Оглянулся и зашептал, что один надежный человек из Холодной Балки берется списать тот лес. Как негодный. Выправит документы. Заплатить надо.

— Это не есть правда, — поднял глаза Юзек.

— Сиди, — махнул на него отец. — Ты жить хочешь?

— Юзек, пожалуйста, — попросила Нюрка.

Это же единственный выход, как он не понимает! А Юзек точно не понимал, даже с облегчением заметил, что платить все равно нечем.

— Я вже думав, — вздохнул дядя Мыкола. — Можно у людэй запытаты. У всех заначка есть, хоть и крохотная. Ну не дадут же погибнуть человеку! Оно конечно, у всех дети, семьи. Но должны ж понимать!

Они молчали, обдумывая.

— Ося, — возбужденно поднялся с места Нюркин отец, — а те монеты, ты их не потратил, они до сих пор у тебя?

— Какие монеты? — удивился Юзек.

— Мы когда пиджак твой стирали, монеты нашли. Нюрка обратно зашила, — пояснил отец.

Юзек пожал плечами: не знает он ничего про пиджак. Его собственный разорвался в дороге, а этот сняли с покойника и ему дали.

Нюркин отец вспорол пиджак и извлек на свет Божий две серые монеты. Юзек изумленно глазами захлопал. Старшие мужчины обрадованно засовещались. Дядя Мыкола попробовал на зуб, кивнул довольно, стал жалеть, что нет цыган — разве в Холодной Балке дадут хорошую цену, с ними не поторгуешься.

— Какие торги в такой ситуации, — возмутился Нюркин отец.

— Торги уместны в любой ситуации, — заверил его дядя Мыкола.

Юзек покрутил пиджак в руках. Может, тут еще что есть? Нашел фотографию, посмотрел на надпись и отложил в сторону. Сказал, что монеты литовские, фотография подписана, видимо, тоже по-литовски. А он даже не помнит предыдущего владельца.