Нюма, Самвел и собачка Точка - Страница 36

— Не говори, — сквозь кашель произнес Нюма, — пропала моя собачка.

— Как пропала?

— Так и пропала, — справился с приступом Нюма. — Фира оставила открытой дверь. Точка и выбежала… Я с ума схожу.

— Представляю, — посочувствовала Евгения Фоминична. — И Самуил переживает.

— Какой Самуил? Мой сосед? Он Самвел.

— Самвел, это тот же Самуил.

— Интересно! — удивился Нюма. — Я и не знал.

— Все от вас пошло, — засмеялась Евгения Фоминична.

— Надо сказать Самвелу. Чтобы не задавался, — Нюма развеселился.

Евгения Фоминична, в смехе, откинула голову назад. Нюма видел, как кончик ее носа точно подпрыгивает над подбородком. А бугорок кадычка разглаживает смугловатую кожу шеи совсем молодой женщины. Еще этот бирюзовый костюм с воланами на воротнике удивительно молодил ее сухощавую фигурку. Да и смех — низкий, скачущий — как-то срывал годы, возвращая образ той, давней Жени. О чем, не удержавшись, Нюма и сказал Евгении Фоминичне.

— Не всякий смех, Наум! Ха, ха! — через силу отвечала Евгения Фоминична. — А такой… «Смех-бельканто»…

В комнату заглянула удивленная Лаура. Что, почему-то, еще больше развеселило Евгению Фоминичну и Нюму.

— Лаурочка! — продолжала хохотать хозяйка. — Ты музыкантша… Бывает «смех бельканто»?

— Ну… если у знаменитых певцов, — серьезно ответила Лаура. — Долму давать?

— Давай, давай свою долму-бельканто, — Евгения Фоминична кончиком платка пыталась вытереть тушь у глаз. — Наум, ты не представляешь, Лаура прекрасная стряпуха. Стряпуха-бельканто!

— Ну вас, Женя! Скажете тоже, — махнула рукой Лаура. — Сейчас принесу.

Лаура вышла. А когда вернулась с тарелками и хлебницей, в гостиной слышался негромкий и неторопливый разговор… О том, что скоро лето и Евгения Фоминична переедет на дачу в Комарово. К огорчению, поселок в полном запустении. Некогда пристанище ленинградской интеллигенции, Комарово превратилось в черт знает что. Дачи-погорельцы… Их специально ломают и разрушают какие-то негодяи, чтобы заставить хозяев продать по дешевке. Даже на знаменитую «будку Ахматовой» покушались… На даче стало страшно находиться. Иногда слышны выстрелы. Никакой власти. Милиция трусливая, где-то прячется. В поселке появился какой-то бандюган по фамилии — смешное совпадение — Комаров. Так он, наглец, прямо рядом с обкомовской дачей воздвиг целую крепость из красного камня — с бойницами, башнями, крепостной стеной. И вооружен до зубов, сукин сын. Люди говорят, у бандюгана даже пушка припасена…

— А у тебя дача есть? — спросила Евгения Фоминична.

— Нет, — ответил Нюма. — Фирка сейчас суетится. Она в Смольном работает.

— Ну, те, в Смольном, себя не обидят, — проговорила Евгения Фоминична. — А то живи у меня летом. Я одна. Аня работает…

— Где она работает? — перебил Нюма.

— Закончила Электротехнический, — нехотя ответила Евгения Фоминична. — Но работает… Она поет… Вроде, у нее прорезался неплохой голос… Словом, дача пустует. Вселяйся. Да и мне будет не так страшно.

— Спасибо, Женя. Посмотрим. — Нюма наблюдал, как Лаура ловко выкладывает на тарелку упругие зеленые тушки долмы.

Пряный запах вкусно щекотал нос. Нюма вогнал вилку в упругое тельце, завернутое в виноградный лист. Из проколотого отверстия брызнул сок…

— Ты кефиром полей, — Евгения Фоминична облила долму кефиром.

— Ничего. Я так, — Нюма прикусил долму.

Непривычный кисловатый вкус ударил в нёбо. Нюма зажмурился — то ли от наслаждения, то ли обжегся.

— Можешь и Самуила с собой взять на дачу, — продолжала Евгения Фоминична. — Втроем нам будет там спокойнее.

У Нюмы кольнуло сердце. Что это? Неужели он ревнует? Подумать только! Еще эта долма во рту…

Нюма сделал усилие, проглотил горячий катышок и вскинул на Евгению Фоминичну… плывущий взгляд.

— Самвел не поедет, — проговорил Нюма и добавил мстительно: — У него появилась дама сердца.

— Ну?! — изумилась Евгения Фоминична. — Молодец какой! А сколько ему лет?

— Мы почти ровесники.

— Вот! — воскликнула Евгения Фоминична. — А ты?! Штрипки на штанах у него оборвались… Да ты еще ого-го! Да, Лаура?!

Молодая женщина пожала плечами и смущенно улыбнулась.

— Как вам долма? — вежливо спросила Лаура.

Нюма одобрительно промычал.

— На всякий случай, ты спроси у него, — не отступала Евгения Фоминична, — может, взять с собой и даму сердца. Дом большой, двухэтажный. И мансарда просторная…

— Самвел не поедет, — проговорил Нюма. — Вообще, неизвестно, что с ним будет. Комната, которую он занимает, может скоро отойти городу. А там, как город распорядится…

— Не поняла, — Евгения Фоминична посмотрела на Нюму. — Эта комната в твоей квартире? При чем тут город?

— Фира затеяла шахер-махер, — Нюма поведал историю, что задумала дочь.

Евгения Фоминична слушала, глядя куда-то поверх головы своего гостя. Нюма даже оглянулся, желая проследить взгляд потухших, как ему показалось, глаз.

— Ты что это, Женя? — вопросил Нюма.

— Так, — помедлив, ответила Евгения Фоминична. — У нас с тобой, Наум, не очень удачные дети…

— Они дети своего времени, Женя… Мы были другими.

— Мы тоже были детьми сволочного времени. Но мы были другими. Мы верили во что-то вне нашего времени. У нас были свои, не очень осознанные идеалы, которые обтекали наше время…

— Я помню, как ты пыталась пристроить Розу в КБ, — невпопад проговорил Нюма, — а ее не взяли из-за пятого пункта…

— Я, Наум, не о том, — поморщилась Евгения Фоминична и, помолчав, спросила: — Ты, Наум, был счастлив в те годы?

— Что ты имеешь в виду? — напрягся Нюма.

— Обыкновенную жизнь, — Евгения Фоминична наблюдала, как Лаура собирает со стола опустевшие тарелки. — Обыкновенную жизнь, Наум. Ты был счастлив?

— Как тебе сказать? — взгляд Нюмы заметался по комнате, словно пытался где-нибудь укрыться. — Я жил. Я просто жил. Ходил на работу. Возвращался домой. Я просто жил…

— Как сотни других людей, — с иронией произнесла Евгения Фоминична.

— Да, — с вызовом кивнул Нюма. — Как и ты сама.

— Нет, Наум. Я была счастлива… Я вышла замуж… равнодушно. После того, как ты отдал предпочтение Розе, я вышла замуж за своего Митю равнодушно. Митя был старше меня на двадцать три года. И вскоре от моего равнодушия не осталось и следа. Я влюбилась в своего мужа. Да, я просто жила, как ты говоришь. Ходила на работу, возвращалась с работы… И я была счастлива. Я любила… Разница в возрасте сыграла свою трагическую роль только в том, что Митя ушел в самый расцвет нашей любви… Когда мне было сорок два года.

— Вы вместе работали? — осторожно спросил Нюма.

— Нет. Он был директором театра, — Евгения Фоминична повернула голову и посмотрела на дверь. — Кажется, пришел мой квартирант, муж Лауры.

И Нюма зачем-то посмотрел на дверь.

— Позови Сеида, — предложила Евгения Фоминична. — Пусть поест твою долму.

— Лучше мы там! — Лаура махнула рукой в сторону.

— Позови, позови, — настаивала Евгения Фоминична. — Пусть познакомится с человеком, от которого я когда-то была без ума.

Лаура лукаво взглянула на Нюму и растянула в улыбке свои милые усики.

— Он еще и сейчас ничего, — смешливо проговорила Лаура.

— А каким он был! — воодушевилась Евгения Фоминична. — Орел! Фигура! Осанка! Добрейшая душа! Смелое сердце! Помнится, мы летом отправились в Гагры, после четвертого курса… Или после третьего… И там к нам, девчонкам, пристали грузины. Особенно им нравилась Роза. У нее была замечательная задница…

— Женя, — с укоризненным кокетством проговорила Лаура.

— А что?! У любого человека есть задница. Только у одних она замечательная, а у других, как у меня… Так вот, Наум, разметал тех парней, как Тузик грелку. Помнишь, Наум? — Евгения Фоминична вытянула шею и посмотрела за спину гостя. — А вот и Сеид! Познакомься, Нюма. Это мой друг Сеид Курбанович Касумов.

Нюма обернулся, уперся руками о подлокотники кресла и вежливо привстал.

— Сидите, сидите, — предупредительно проговорил муж Лауры и шагнул к гостю.