Нюма, Самвел и собачка Точка - Страница 32

Нюма разогнул в колене правую ногу, дотянулся до двери и толкнул носком ботинка. Едва он собрался выкрикнуть утешительный зов, услышать цоканье коготков по линолеуму, как слух уловил какой-то шорох и приглушенные голоса. Что такое?! Нюма напряженно вслушался. С испугом и любопытством. Слова не различались, а звук он распознал. Один голос, чуть хрипловатый, принадлежал Самвелу, второй, незнакомый, был, несомненно, женский…

Нюма оцепенел и вдавил себя в глубину кресла.

Послышалось скворчание упрямого входного замка…

Нюма поднялся, осторожно шагнул к двери и, пружиня пальцами, плотно прикрыл дверь комнаты. Затем приблизился к окну, чуть отодвинул штору и прильнул щекой к боковине. В щели шторы обозревалась часть улицы, примыкающая к арке дома. Ждать пришлось недолго. Из-под арки вышла женщина. Миновав окно Нюмы, она поравнялась с окном смежной комнаты. И, видимо, привлеченная призывным стуком о стекло, обернулась, разметав крашенные хной волосы. Помахала рукой и улыбнулась. Никакой не могло быть ошибки… Вера Михайловна, мама-бабушка шмендрика…

Нюма отошел от окна и обескураженно повалился в кресло. Словно сраженный вопросами, что материализуясь, обрушили на него свою тяжесть. Прыть, с какой Самвел затащил в свою берлогу даму, — а ведь, считай, они три дня, как познакомились. Это первый вопрос! Второй вопрос: а как же спина? Ведь Самвел, бывало, не мог согнуться из-за боли в спине. И, наконец, третий вопрос — и главный: неужели Самвел достойно проявил себя как мужчина, ведь ему семьдесят семь лет? Но судя по улыбке кассира ближайшей сберкассы, Самвел не уронил честь родного народа. Известного своим кавказским темпераментом… Но и он, Нюма, когда-то не давал скучать женщинам. Правда, у него их было не так много, и все же. Он закрыл эту тему лет десять назад. Роза, при всей своей энергии, не отличалась особым любопытством. А в практике на стороне, с годами, забот становилось куда больше, чем удовольствий. Не говоря уж об аденоме, из-за которой Нюма покидал постель не один раз за ночь. Но и Самвел страдал аденомой! Сколько раз их интересы пересекались у дверей туалета… А может быть, совсем иное! Совсем-совсем иное! Захотелось пожилому мужчине побыть в обществе женщины. Наедине! Почувствовать запах женщины, поговорить. Или даже помолчать. Сколько можно видеть рядом с собой опостылевшую физиономию такого же старика-соседа?! Наверняка так и было, уверял себя Нюма. Иначе и быть не могло. Если было бы иначе, он бы все слышал, как слышал Самвел его разговор с Фирой. Потому как интимная встреча, это тот же скандал, только с противоположным знаком. Впрочем, он так крепко уснул в кресле, что мог и не слышать всего…

Так, перекидывая мысли, подобно волейбольному мячу, Нюма исподволь примерял случившееся к своей судьбе. Конечно, он уже не тот Нюма, понятное дело, тем не менее хотелось хотя бы высунуться из каменеющей скорлупы старости…

Подогреваемый этим желанием, Нюма поднялся с кресла и направился в кухню, стаскивая на ходу куртку. Самвел стоял у раковины и мыл посуду. Розовая рубашка льнула к спине, рисуя угловатые мальчишеские лопатки. Закатанные рукава выпростали тощие руки, покрытые густым пушком.

— Ара, ты дома? — Самвел от неожиданности упустил миску и та со стуком упала в раковину.

— Ара, да! — съязвил Нюма. — Шел-шел и оказался дома.

— Почему я не слышал?

— Откуда я знаю? — Нюма направился в прихожую, повесил куртку и вернулся на кухню. — Может, ты спал?

Самвел с подозрением покосился на соседа.

— Я тоже думал, что тебя нет дома, — Нюма распахнул дверцу шкафчика и принялся обозревать полки.

— Звонил тот парень, из Эстонии, — Самвел взял полотенце и вытер руки. — Сказал, что Сережке наши вещи понравились. Просит прислать еще что-нибудь.

— Ты по этому поводу принарядился? — Нюма снял с полки пакет с суповым набором.

— Ара, старая рубашка, — ответил Самвел. — Лежит, лежит… Думаю, дай надену; пусть Нюма посмотрит.

— Ну, я посмотрел. Иди снимай.

Самвел усмехнулся. Подозрение, что Нюма хитрит, что он кое-что знает, все росло и росло… Следовало бы ему рассказать, скрытность наверняка набросит тень на их отношения. А с другой стороны, почему он должен посвящать постороннего в личную жизнь. Он не мальчик, чтобы кичиться сердечными успехами. Да и в прошлом не замечал за собой бравады в таких вопросах. Помнится, когда он сблизился с Сусанной, как исходили любопытством его приятели. Особенно из комбината «Дом быта», с одним из них он даже подрался… О чем он расскажет Нюме?! О том, что всегда испытывал слабость к русским женщинам? И когда в прихожей коммуналки увидел, как Вера придерживает ворот халатика, пряча свою грудь, он испытал такое головокружение, что думал, упадет? Вообще, женская грудь всегда была его страстью. Он даже этой стерве Фирке может многое простить из-за ее груди, правда, задница у Фирки плосковата. А у Веры все было точно нарисовано… Рассказать, как наведался в сберкассу и ждал Веру у служебных дверей с цветами? Как напросился к ней в гости, пил чай, под приглядом этого шмендрика Димы? Как уговорил ее прийти к нему домой? И что было потом? Как он восхищался ею и как собрал всю свою волю и силы? А потом боялся умереть, такое было сердцебиение. И совсем забыл о спине…

Так и не решив: поверять Нюме свою тайну или нет, Самвел вздохнул и спросил участливо:

— Ты был в жилконторе?

— Был. Опять эта Галя показала свою симпатию ко мне. — И Нюма рассказал о том, что произошло в жилконторе…

— Вот видишь! — вскричал Самвел. — Я прав — ей небезразлична твоя судьба!

И Самвел принялся убеждать соседа в загадках женской души. В том, что женщина в своем отношении к мужчине, который ей небезразличен, способна на самые алогичные поступки, только не на равнодушие. Точно своей горячностью Самвел пытался внушить соседу, что и он не так уж одинок. И тем более должен понять его, заброшенного судьбой на чужбину. И если сосед знает о его тайном увлечении женщиной из сберкассы, то пусть будет великодушен…

— Ладно! Хватит о дворниках! — грубо прервал Нюма, давая понять, что он ни на грош не верит болтовне соседа. — Что сказал эстонец?

— Назначил встречу у метро «Петроградская», — запнулся Самвел. — На восемь часов.

— Так уже без двадцати!

— Как?! — всполошился Самвел. — Вот зараза. Я просил его прийти к нам домой! Нет, говорит, некогда. Еще сказал, что ваша паршивая собака, написала на его куртку…

Нюма и не знал об этом. Он тогда не провожал эстонца, обиделся на их «сепаратные» переговоры с Самвелом в его комнате. Значит, Точка так отомстила за его обиду. И вновь тоска по собачке сжала сердце.

Самвел, бормоча проклятия по-армянски, ушел к себе, переоделся и выскочил из квартиры с необычной резвостью.

Вот что делает любовный порыв, невзирая на возраст и инвалидность, усмехнулся Нюма, отметив, что Самвел не пригласил его на встречу с эстонцем. Правда, Нюма бы отказался. Ему расхотелось бегать по скупкам и антикварным магазинам. Но почему не пригласил? Ведь пока они компаньоны. Хитрит что-то Самвел, хитрит…

Вода в кастрюле закипала лениво. Ожидание раздражало. Да и какой суп в восемь вечера?! Нюма заменил кастрюлю на чайник и вернулся в свою комнату. Старый костюм с хлястиком на пиджаке вот уже несколько дней отвисал в шкафу, ждал своего часа. Нюма вытащил костюм на свет и осмотрел. И чего его так раскритиковал Самвел? Тоже франт выискался, а у самого приличной пары брюк нет. А те, что есть, времен раннего Брежнева, или, скорее, позднего Хрущева — с широченной штаниной. Да и Фирка хороша! Вместо того, чтобы купить отцу пару приличных брюк, тоже навела критику. А костюм не так уж и плох. Если аккуратно срезать этот школьный хлястик, вообще отличный костюм. Особенно, когда отвиселся…

Нюма вернул костюм в шкаф и посмотрел на телефон. Но трубку не взял. Он чувствовал особое томящее наслаждение, оттягивая момент, когда поднимет трубку и наберет номер телефона кандидата технических наук Евгении Фоминичны Роговицыной. И в то же время он испытывал физический испуг от того, что ему вновь ответит чужой женский голос с акцентом. И сообщит, что Жени нет дома. Это будет уже третий его звонок…