Нюма, Самвел и собачка Точка - Страница 31

— Господи! Так это же Нюма! — воскликнула она простодушно. — Каким ветром Наум Маркович? Не узнаете? Я Вера! Вера Михайловна! Кассир. Вы у меня каждый месяц, пенсию получаете…

— Да, да! Узнаю! — засуетился Нюма. — Так вы Димина мама? Теперь я понимаю, кто тогда послал к нам Диму со щенком…

— Я и послала, — радовалась женщина. — А что он натворил, мой оболтус?!

И женщина легонько смазала шмендрика по затылку.

— Ничего я не натворил, — захныкал Дима и поднял на грудь кота.

— Оставь животное! — интеллигентно посоветовала Вера Михайловна. — Я уже устала отмывать Димку от всяких блох. Как кого увидит, в дом тащит! В вашем доме есть горячая вода?

— Была. Три дня, — вежливо вступил Самвел. — Опять отключили.

Вера Михайловна окинула Самвела одобрительным взглядом…

— И у нас отключили, — поддержала Вера Михайловна. — Да что мы стоим, как бедные родственники. Проходите в комнату…

Она широким жестом указала вглубь квартиры, разгоняя крепкий дух лука, жаренного на постном масле.

Самвел подмигнул Нюме и двинулся за хозяйкой. Подмигивание поразило Нюму, и он, лунатиком, последовал за ними. Дима, с котом на руках, замыкал процессию…

Комната оказалась самой последней в ряду насупленных дверей коммунальной квартиры. Бесчисленные белоснежные льняные вышивки на серванте, тумбочках, телевизоре, кровати и тахте придавали помещению вид площади, засиженной чайками и голубями. Особенно поражал абажур над столом, он походил на чайную бабу в широченной снежной юбке…

— Сами вышивали? — галантно поинтересовался Самвел.

— А то… — ответила Вера Михайловна. — Вы тоже ходите в нашу сберкассу?

— Теперь обязательно приду, — ответил Самвел. — Меня зовут Самвел Рубенович.

— Какое… романтичное имя, — Вера Михайловна улыбнулась.

— Он армянин! — вставил Дима.

— А ты иди к себе, со своим котом! — строго воскликнула Вера Михайловна и кивнула на дверь смежной комнаты. — Слово не даст сказать.

— Он как раз нам и нужен, — заторопился Нюма.

— Ладно. Унеси кота и возвращайся. Послушаем, что ты еще натворил. — Вера Михайловна повернулась к неожиданным гостям: — Хотите чаю?

Самвел призывно взглянул на Нюму. Но тот с нетерпением и надеждой смотрел вслед мальчику Диме.

— Нет, спасибо, — вздохнул Самвел.

— Как раз закипел чайник. У меня есть яблочный джем, — Вера Михайловна направилась было в кухню, но остановилась в дверях. — Вы смотрели вчера по телику «600 секунд»?! Ужас! Просто жить не хочется. Гниющие свиньи, из которых делают колбасу. Бр-р-р… А люди, что живут в уличных туалетах, среди крыс! Вот времечко, а?! Да озолоти, чтобы я теперь вошла в уборную на улице! И еще этот репортер хитрожопый… Простите, уже зла не хватает. Я бы его, мерзавца, в тюрьму упекла на всю жизнь…

Мальчик Дима вернулся в комнату и встал у стены, настороженно погладывая на неожиданных визитеров и заранее готовясь каяться…

— Ну?! Что ты еще отчебучил? — Вера Михайловна погрозила Диме пухлым пальцем. — Вообще-то Димка мне внук, а не сын. Его мать, моя дочь, уехала с мужем в Туву, он геолог. А Димка со мной уже шесть лет, матерью называет…

— Они засранцы! — вдруг воскликнул Димка. — Я их не люблю!

— Нельзя так о родителях! Они тебя народили! — осадила Вера Михайловна. — Я и забыла про чай! Сейчас, сейчас…

Хозяйка скрылась в коридоре. Нюма подошел к мальчику.

— Слушай, Димка… у нас беда. Точка пропала. Выбежала куда-то и пропала. Может, поможешь ее отыскать…

— По своим каналам! — с непонятным возбуждением вставил Самвел.

Нюма взглянул на соседа, пожал плечами и вновь обратился к мальчишке:

— Помоги нам, Дима. Попытайся. Мы тебе и денег дадим…

Мальчик Дима с интересом вскинул на Нюму быстрые, с хитринкой, глаза.

Минуты растягивались в часы. Часы, куда живее, чем минуты, чередовались сменяя друг друга. Не говоря уж о днях, неделях и месяцах. А то и годах! Эта загадка всех пожилых людей занимала и Наума Марковича Бершадского, известного в миру как Нюма…

Казалось, он еще испытывает томительное ожидание, когда сдвинется минутная стрелка, а стенные часы уже показывают шесть вечера. А ведь только-только было четверть третьего. Значит, он не просто задремал, а спал, крепко, как ночью. В кресле, на которое присел после жилконторы… Понятно, тот визит доставил Нюме мало удовольствий. Вроде бы все было нормально. Председатель Маргарита Витальевна, озабоченная делами, поверхностно вникла в суть. Решила, что Нюма с дочерью «намылились» эмигрировать из страны. В последнее время к ней часто обращались по такому вопросу. «Народ кинулся в эмиграцию». Почему? Загляни в магазины, почитай газеты, послушай радио, выйди на улицу, когда стемнеет. Не то что в эмиграцию — на кладбище запишешься. А тут еще упростили выезд, подавай документы — и уезжай…

Маргарита Витальевна протянула Нюме «Форму № 9», главный документ, требующий заполнения. И еще какие-то строгие бумаги. Все это необходимо заполнить — на себя и на Фиру — и вернуть в ЖЭК… Нюме надо было все спрятать и уйти, так нет, он принялся рассматривать, задавать вопросы. И тут в контору ввалилась дворник Галина. «Что, Нюма? Сваливаешь к своим, в Израиль? — спросила Галина дрогнувшим голосом. — Хочешь Родину предать?» Подобного обвинения Нюма не стерпел. И рассказал все как есть… Что тут началось! Галина вообще не отличалась деликатностью, а тут, словно ее наскипидарили. «Фирка не дочь, а сучка, которой начхать на родного отца», — было самое изысканное ее выражение… Даже Маргарита Витальевна возмутилась. «Галия! — приструнила она дворника татарским именем. — Ты что поперла на Нюму?! Какое твое дело до их семейных отношений, Галия?!» Дворник шнырнула на стол грязные перчатки и выскочила из конторы, прижав и дверях невесть откуда взявшегося участкового. Напоследок она так выругалась, что участковый Митрофанов раскрыл в изумлении рот. А Митрофанов редко когда удивлялся крепкому словцу…

После визита в жилконтору Нюма и подустал, и расстроился. Он шел по Малому проспекту и думал, что не мешало бы призвать свой опыт экспедитора Торгового порта и поставить на место бранчливую дворничиху. Она думает, что до сих пор на Руси татарское иго?! Что Москва платит дань Мамаю… Пользуется, понимаешь, что Маргарита за нее держится, и разевает безнаказанно свой рот. И Самвел еще берется утверждать… Странная манера выражать свою женскую благосклонность. Может быть, у дворников так принято? А свары, что они порой затевают между собой раним утром, не что иное, как любовное токование?! И потом, какой он им всем Нюма? Он Наум Маркович! И все! И кончено! Три года, как нет Розы, а все Нюма да Нюма… Каждого не одернуть, но уж дворника… Или ту маму-бабушку шмендрика, кассира сберкассы! Это ж надо! Она для него Вера Михайловна, а он для нее — Нюма?!

Взволнованные думы, подобно реактивной тяге, убыстряли движение Нюмы, и когда он ввалился в квартиру на Бармалеевой, то чувствовал себя опустошенным и крайне усталым. Дверь комнаты соседа была плотно прикрыта, как всегда, когда Самвела не было дома…

Нюма добрался до своей комнаты и опустился в кресло как был, в куртке из искусственной кожи. Посмотрел на стенные часы. Было четверть третьего… …А теперь вот шесть вечера. Надо бы подняться с кресла, снять куртку, пройти на кухню, поставить чайник. Но но хотелось шевелиться. Так бы и сидел в прострации, слушая, как секундная стрелка часов нарезает тишину на равные дольки. И дольки тишины падают в комнату, как в большой таз…

После пропажи Точки тишина в квартире стала особенно изнурительна. Порой, когда Нюма оставался один, без Самвела, он распахивал дверь в коридор и громко звал: «Точка, Точка! Иди сюда собачка…» И замирал в ожидании цокота коготков по линолеуму. Наваждение и только… Как ни странно, после этого становилось легче на душе, какой-то гипноз. Нюма даже признался в этом соседу. В ответ Самвел сказал, что испытывает то же самое. Он поднял вверх палец и важно произнес: «Ара, па-ра-психологический эффект!»