Ньюхэйвенские сонеты - Страница 2
ПОСЛЕДНЕЕ В ПЕРВОМ
Когда я первый раз в тебя вошел, ревел Гудзон, что африканский слон, (бывает в октябре такой сезон); и за окном манхэттанской квартиры взрывались мотоциклы, как мортиры, и слышался клаксонов долгий стон.
И ты сказала: "Боже, как же я сегодня счастлива, любимый мой, твоя рука, твои колени, губы, шея..." Но я не слышал, - ночь-ворожея меня тащила в сторону Бродвея, туда, где нищие стаканами бренчат, туда, где театральный гул и чад, моя душа летела, леденея.
СОНЕТ В ДУХЕ ПИКАССО
Квадратным ртом, прямоугольным телом, привидится потом... А нынче ангелом со стройными ногами, и персиковой кожей, и формами нагими, и непохожей ни на чью улыбкой... Лет через сорок ты ужаснешься ловкой подделке. Значит срок модерна наступил и время уродовать воспоминаний бремя.
СОНЕТ НА СМЕРТЬ ВЛЮБЛЩННОГО ЗВЕРЯ
Енот, задавленный тойотой, лежит, раскинув руки, ему от жизни остается крадучесть зимней скуки, шаги прохожих, стрекот древи и скрип отвертки под рукой субъекта, ладящего двери к особняку, - там, над рекой кровавой и смертельно-желтой, протянутой в пучины парка, где зверь бродил, где обожал томящий запах мха и праха.
Его в норе подруга ждет. На небе ангел смерти ждет.
СОНЕТ С КУПИДОНАМИ
Француженка из племени Черо+ке, моя любовно-летняя отрава, уехала на поезде обратно в штат Теннесси - туда, где жизнь короче.
Вернуться обещала, расставаясь мне целовала не виски+, а руки, я думал лишь о пошлости и скуке, и мне световращенье рисовалось.
Письмо нейдет. Отравленные финки мне в спину мечут купидоны с веток. в уколе каждом сколько этих девок: американки, финки, филиппинки.
Мне все равно. Предчувствую в любой воспоминаний одинаковую боль.
COHET С БЕЛКАМИ
Моим родителям
Серые белки Йеля, черные белки Принстона, душу мою лелея, смотрят мне в спину пристально.
Белки еще не бросили верить в мое везение. Трудно ли это, просто ли ставить на Провидение?
Ставить на сочинителя русских стихов в Америке, ставить на сочленителя судеб в пропащей метрике?
Белки Йеля и Принстона, смотрят мне в душу пристально.
СОНЕТ С МАРГАРИТОЙ
Девочки целуют стариков, бабочки сосут нектар растенья; Маргарита не стыдясь своих оков со мной отпраздновала день растленья.
Она сияла, словно аметист, она преображалась на постели, и тут я вспомнил - не поверите! - о степи, о том, что короставник золотист.
И что своим дрожаньем ковыли и жаром, исходящим от земли, напоминают треугольное пространство, которое колышется и ждет, когда его накроет сладкий гнет, когда на землю небо упадет.
СОНЕТ-ПРИГЛАШЕНИЕ
Я живу в доходном домe, там все лестницы картавы, в наркотической истоме утром тащатся кварталы к тупику, где ангел сирый раздает им йод и сырость.
Здесь в китайском ресторане поножовщина, но чаще дым и копоть, и стараний полицейских псов рычащих не хватает: слишком поздно прибегает пес на помощь.
Я тебя не приглашаю в этот мир трансцендентальный, потому что ясно знаю: оскорбят тебя детали этих уличных бубнилок моему летейству милых.
Лучше встретимся в Нью-Йорке, люди там легки и юрки.
СЧИТАЛКА
Жена и муж друг другу в постели говорят, что им дожди постыли, что много дней подряд они не занимались любовью перед сном, а, засыпая, маялись и думали о том, что хорошо бы съездить на праздники в Вермонт, где на футбольном поле стоят стада гусей, где крепче не любили, не мучали нежней.
ТРИСТАН И ИЗОЛЬДА
(три сонета)
1: ДО
Роман без будущего, в будущем Париж, ревнивый муж, бутылки из-под пива, ну что же ты над склонами паришь, и как же ты со мною нестроптива?
Мы для прощанья выбрали Вермонт, отельчик с видом на заснеженную гору, мы днем катаемся, а вечером роман докручиваем, потому что город
так не подходит для любовных сцен, так тесен для полночных левитаций; а здесь в окне луна и белый снег, и мы останемся навеки, может статься, и в этой комнате, где мы совсем одни, мы будем счастливы хотя бы до весны.
2: В
Йод и сырость февральских ночей нам достается с тобой на чай. Ветер доносит так, невзначай, с океана собачий лай.
Поцелуй меня поскорей в перекрестье бровей, где поет стальной соловей о любви пропащей моей.
Урони на голый паркет аметистовое белье, мы прощаемся, значит нет больше времени, значит все между нами, любимая, только ночь неутолимая.
3: ПОСЛЕ
Полицейские лошадки, о чем вы мечтаете в проулке, увитом плющом, укрытом плащом низкого небытия, здесь были счастливы ты да я, мы были счастливы, понимаете!?
Пока наездники ваши жуют осколки пиццы, пока они о брючины трут жирные полицейские пальцы,
я расскажу вам: однажды дождь в машине нас продержал допоздна, я помню только фонарную дрожь когда дотянулся до самого дна.
ХAЛЛОУИН
Ф. Берману
Детишек катали пони на глинистом пустыре, забыв обоюдные пени осенних погод посреди.
Пугливые черные дети смотрели на белых детей. Пугливые белые дети смотрели на черных детей.
Лохматка по мерзлому кругу то с белым, то с черным дитем, являя собою поруку, что мы непременно дойдем до тучных лугов черно-белых, где черные влюбятся в белых.
ХЭППИ-ЭНД
В Нью-Хэйвене, где ночи пахнут тленом, и океан ладонью и коленом касается калитки и крыльца, я жил пять лет среди воров и нищих, среди профессоров умнейших, я жил и изменялся без конца.
Я наконец отвык от ностальгии, я стал как всеЙ- соседи, остальные, прохожие - я даже негром стал. И уезжая, я скучал по дому, по Новой Англии - старинному парому, плывущему среди гранитных скал.
Здесь пляжи пусты, здесь туманны ночи, американок голубые очи.
Автор благодарит редакторов следующих изданий, где была впервые опубликована часть стихотворений, вошедших в эту книгу: "Альманах клуба поэтов", "Альманах клуба писателей", "Интересная газета", "Московский комсомолец", "Новое русское слово", "Новый журнал", "Побережье", "Вестник", "Встречи".
Grateful acknowledgment is made to the editors of the following publications, in which some of the poems in this book originally appeared: Al'manakh kluba pisatelei, Al'manakh kluba poetov, Interesnaia gazeta, Moskovskii komsomolets, Novoe russkoe slovo, Novyi zhurnal, Poberezh'e, Vestnik, Vstrechi.
-------------------
ОБ АВТОРЕ
Максим Шраер родился в Москве в 1967 г. и живет в США с 1987 года. Он автор двух предыдущих сборников стихотворений, "Табун над лугом" (Нью Йорк, 1990) и "Американский романс" (Москва, 1994), а также готовящейся к печати книги "Мир рассказов Набокова" (Остин, шт. Техас, 1998). В 1995 году Шраер получил докторскую степень по русской литературе в Йельском университете и сейчас преподает в Бостонском Колледже.