Нувориш - Страница 43

– Так-таки впервые? Но ведь вы, господин Яровой, вряд ли можете опровергнуть, что были на презентации «Канзаса». Видели вас там весьма солидные люди, например, Рутгайзер и Сеньков.

Яровой пожал плечами, для убедительности потер ладонью лоб и пробормотал:

– Теперь припоминаю. Действительно, когда-то на Березняках… Но ведь мне приходится бывать на многих презентациях… Наверно, пригласили и на ту.

– Мы установили, Леонид Александрович, что видеотехника и компьютеры из разграбленных контейнеров перепрятывались в сарае председателя колхоза из села Михайловка. Надеюсь, не станете отпираться, что знакомы с Василием Григорьевичем?

И опять Яровой наморщил лоб, будто пытался вспомнить, о ком идет речь. Отрицательно покачал головой.

– Не помню.

– Ну как так, Леонид Александрович? Разве и Героя соцтруда припомнить не в состоянии?

Яровой расплылся в улыбке.

– Так бы и сказали: Михайленко… Конечно, знаю… И он докатился до того, что перепрятывал награбленное? Разве Михайленко мог такое учинить?

– Больше того: тот самый Михайленко звонил из Ребровицы вам в Рудыки. После того, как я с оперативной группой побывал в Михайловке. Что же он сообщил вам, Леонид Александрович?

– Такого разговора не припоминаю.

– Что-то с памятью вашей стало, господин Яровой. А ребровицкая телефонистка узнала на фотографии Михайленко, да и квитанция о разговоре с Рудыками на почте сохранилась.

– Ну и что? Ну, позвонил мне Василий Григорьевич… Ну, побеседовали с ним на разные темы. Ну, жаловался он на милицию, незаконно ворвавшуюся в усадьбу честного труженика. Ну и что?

– Все это – косвенные доказательства, но, если собрать их вместе…

– Не смешите меня!

Вдруг Задонько рассвирепел: гнев затмил разум, но полковник все-таки нашел силы, чтобы сдержать себя. Сказал резко:

– Мы устроим вам очную ставку с Луганским и с другими людьми, так что я не советовал бы вам отпираться.

– Сейчас вы поставите меня в известность, что чистосердечное признание смягчает вину…

– Нет, – махнул рукой Задонько, – на вас это не повлияет. Вы – волк, хотя много лет натягивали на себя овечью шкуру. Лозунги провозглашали – о равенстве и братстве, на трибунах выстаивали, послушать вас – нет в мире справедливее человека. А в это время гребли все под себя, я не был в Рудыках, но, говорят, от такого особняка и Щербицкий не отказался бы. Потом наняли Лутака, наобещали золотые горы, а он, хоть и прохвост, хоть и хитер, а в дураках оказался. А это же вы, Леонид Александрович, втянули его в аферу, вы высосали через «Канзас» миллиард, и я не успокоюсь, пока не докажу это.

«Блажен, кто верует… – усмехнулся Яровой, хотя кисло было у него на душе. – Дерзайте, полковник».

– Жаль, очень жаль, что нам пришлось встретиться именно в такой ситуации, – сказал Задонько, когда в его кабинет ввели Луганского. – Я был о вас лучшего мнения.

Иван Павлович лишь пожал плечами. Стоял выжидательно на пороге, не сводя глаз с полковника. Наконец тот указал на стул.

– Садитесь.

Луганский сел, всем своим видом демонстрируя покорность и желание прислужиться.

– Не будем останавливаться на причинах, побудивших вас принять именно такое решение, – продолжал Задонько. – Мне они понятны. Не одобряя их в принципе, хотел бы лишь спросить: осознаете ли вы глубину своего падения?

«Пошел бы ты ко всем чертям, – рассвирепел Иван Павлович, – ишь, моралист нашелся! Попался бы ты мне на Узловой, побеседовали бы совсем по-другому. Но сейчас твоя взяла и это следует учесть…»

– Я хотел бы сделать официальное заявление, – ответил Луганский – и просил бы его запротоколировать.

Задонько вызвал помощника и приказал прислать машинистку. Дождавшись ее, сказал:

– Слушаю…

Иван Павлович начал, всячески выказывая волнение:

– Осознавая свою вину перед украинским народом, прошу учесть: искренне сожалею о содеянном. В связи с этим сообщаю: в моем кооперативном гараже оборудован тайник, где спрятано оружие – десять автоматов и семь пистолетов. Кроме того, могу назвать поименно членов созданной при моем содействии банды: фамилии, адреса и номера телефонов грабителей, принимавших участие в ограблении контейнеров под станцией Ребровица и на Узловой.

– Похвально… – на устах Задонько появилось подобие улыбки, походившей скорее на гримасу. Полковник понял, чем именно вызвано это заявление и в который раз подивился – какие же темные закоулки бывают в людских душах. Но не позволил разгуляться эмоциям, а мотивы, которыми руководствовался Луганский, в данном случае не касались его. Велел машинистке:

– Зафиксируйте все.

Луганский стал перечислять фамилии и адреса – у него была хорошая память и ни разу не запнулся, не ошибся, а Задонько думал, что в продажной душе никогда не сверкнет и капля благородства, что этот бывший гебист так же равнодушно продал бы отца и мать, не остановился бы ни перед чем ради собственного благополучия. Отвернулся, не желая демонстрировать Луганскому всю гамму чувств, отразившихся на его лице. Когда тот закончил свой перечень, спросил:

– Чем еще хотите облегчить свое положение? Прошу детально рассказать, как осуществлялось ограбление контейнеров на железной дороге.

Луганский начал подробный рассказ: надеясь на смягчение приговора, ничего не утаивал. Полковник слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда кое-что уточнял. А когда Луганский закончил, заметил, горестно вздохнув:

– Я надеялся на большую откровенность.

– Поверьте, не скрыл ничего.

– Не верю, – кратко отпарировал полковник. – Что случилось с начальником Лижинской железнодорожной милиции и младшим лейтенантом Грабовским на Узловой?

Но Луганский был готов к этому вопросу. Ответил, и глазом не моргнув:

– О чем вы, полковник? Впервые слышу о таких. А сам подумал:

«Ищите… Броварской лес большой – и в сто лет не управитесь. А где закопали младшего лейтенанта, сам не помню».

Задонько смотрел Луганскому в глаза, светившиеся, казалось, искренностью, и думал: скорее всего, этот мерзкий тип причастен к убийству Нечипоренко и Грабовского. Но как доказать? Сам ведь никогда не сознается: за убийство представителя власти светит высшая мера – Луганский хорошо знает это. Надо поскорее найти доказательства.

А Луганский, театрально приложив руку к сердцу, произнес:

– Впервые слышу об этих милиционерах, честно говорю, руки мои не запятнаны.

– Что можете сказать об отношении Ярового к фирме «Канзас»?

– Я уже рассказал, что доставил награбленное из контейнеров добро на Березняки, где товары демонстрировались клиентам «Канзаса», – охотно объяснил Луганский, умолчав, однако, о том, что получил от Лутака дополнительный гонорар. – По-моему, Яровой задумал грандиозную аферу: решил вытянуть из банков и разных других коммерческих структур большие деньги за несуществующие товары.

– Чем можете доказать? Луганский поморщился:

– Это мое предположение. Доказательств у меня нет. Правда, Яровой во время нашей встречи в Рудыках говорил, что над фирмой «Канзас» сгустились тучи и ее ждет неминуемый крах. Но в его словах я не уловил сожаления.

– Хорошо, – резюмировал Задонько и положил перед Луганским протокол допроса. – Прошу подписать.