Ну, и как там - Страница 5
Она сказала, что я выгляжу совсем как на фотографиях, которые Брек послал домой с тренировочной базы. Сказала, что у них есть еще три дочери, две замужем, одна живет в Милуоки, а другая на побережье. Сказала, что дала Бреку имя в честь героя Роберта Льюиса Стивенсона*, а я ответил, что знаю эту книжку, читал ее в школе.
* Алан Брек Стюарт - персонаж романов Стивенсона "Похищенный" и "Катриона" (прим. переводчика).
- Это красивое имя, - добавил я.
Она взглянула на меня прояснившимся взглядом и признала:
- Да, красивое.
Ужин был роскошный. На стол подавала горничная. Они подумали обо всем, чего я мог захотеть, и все было лучшего качества, но я не чувствовал вкуса еды.
А потом все перешли в большой салон, и я понял, что теперь моя очередь. Я спросил, знают ли они какие-либо подробности происшествия, и мистер Миллис ответил, что им сообщили только, будто то была "случайная смерть".
Тем лучше, это облегчало мне задачу. Я сидел напротив четверых смотревших на меня людей и на ходу выдумывал.
- Это был один из тех случаев, - начал я, - которые случаются раз в миллионы лет. Понимаете, господа, на Марс падает гораздо больше метеоритов, чем сюда, а поскольку воздух там более разрежен, они не успевают сгореть. Один из таких метеоритов ударил в бок топливного бункера и взорвал несколько малых емкостей. Я тогда лежал больной и сам ничего не видел, но мне потом все рассказали.
Они сидели почти не дыша, а я продолжал свою историю.
- Взрыв оглушил двух парней, и они сгорели бы, не помоги им другие с пенными огнетушителями. Удалось отсечь огонь от больших емкостей, но взорвалась еще одна из малых, и Брек с Уолтером, бывшие в группе спасателей, погибли на месте.
Когда я закончил, мне показалось, что сказочка получилась слишком наивной и они мне не поверят, но никто ничего не сказал, только через некоторое время мистер Миллис вздохнул и произнес:
- Так вот, как все было. Ну что ж... если так было суждено, надеюсь, что хотя бы все кончилось быстро.
Я ответил, что да, мол, очень быстро.
- Не понимаю только, почему нам ничего не сообщили. Это... непорядочно.
- Они держат это в секрете, чтобы люди не узнали об опасности, которую несут метеориты. Вот и вся причина.
Миссис Миллис встала и сказала, что плохо себя чувствует, и не обижусь ли я, если она пойдет к себе; мы увидимся завтра утром. Остальные тоже не были склонны к разговорам, и никто не запротестовал, когда чуть позже и я отправился к себе в комнату.
Я уже собирался лечь, когда в дверь постучали. Это оказался отец Брека. Он вошел и посмотрел мне прямо в глаза.
- Это все вранье, да? - спросил он.
- Да, это все вранье, - признался я.
Взгляд его пронзил меня насквозь.
- У вас наверняка есть причина молчать. Скажите только одно: что бы ни случилось, Брск вел себя, как подобает?
- Он вел себя как настоящий мужчина, от начала и до конца. Никто из нас не мог равняться с ним.
Он не спускал с меня глаз, и, видимо, что-то заставило его поверить. Пожав мне руку, он сказал:
- Хорошо, сынок. Не будем больше об этом.
С меня было достаточно. Я не хотел, встречаться с ними всеми еще раз утром, поэтому написал письмо с извинениями, тихонько спустился вниз и выскользнул из дома.
Было уже поздно, но меня подбросил какой-то грузовик; водитель сказал, что едет в район аэропорта и спросил, как оно там, на Марсе. Я ответил, что очень одиноко. В аэропорту я провел ночь в кресле и почувствовал себя лучше, потому что завтра должен был явиться домой и оставить все позади.
Во всяком случае, я так думал.
Близился вечера когда мы подъезжали к нашему городку: родители не знали, что я прилечу ранним самолетом, и пришлось ждать их в аэропорту в Кливленде. Когда мы въехали на Маркет-стрит, я увидел большой транспарант поперек улицы: ХАРМОНВИЛЬ ПРИВЕТСТВУЕТ СВОЕГО АСТРОНАВТА!
Астронавт - это вроде бы я. Газеты называли нас так, поскольку слово подходило для заголовков, и теперь все нас так называли. Мы отсидели свое в тесной летающей тюремной камере, но зато теперь стали "астронавтами".
Под транспарантом стояла группа юношей в ярких мундирах, и я понял, что это школьный оркестр. Я ничего не сказал, но отец уловил мое настроение.
- Слушай, Френк, я знаю, что ты очень устал, но все эти люди - твои друзья и хотят достойно тебя приветствовать.
Отяично... Вот только приятная расслабленность, охватившая меня по дороге из Кливленда, исчезла бесследно. Это были мои родные места, старый добрый Огайо: маленькие аккуратные городки и плодородные земли. Здесь было хорошо в июне, очень хорошо, и я чувствовал себя все лучше до того момента, когда понял, что опять придется говорить о Марсе.
Отец остановился под транспарантом, школьный оркестр заиграл, а мистер Робинсон, дилер "шевроле" и бургомистр Хармонвиля, сел к нам в машину.
Он пожал мне руку и сказал:
- Добро пожаловать домой, Френк! Как там было на Марсе?
- Холодно, мистер Робинсон, - ответил я. - Очень холодно.
- Жаль, что тебя не было здесь в феврале! - сказал он. Восемнадцать градусов ниже нуля, почти рекорд.
Он высунулся и сделал знак. Отец поехал по улице, оркестр шел впереди и играл. Ехать нам было недалеко, только вдоль всей Маркет-стрит, под старыми кленами, радом с церковью и светлыми домиками, до белого квадрата Гранд-Холла.
Когда мы подъехали, толпа, стоявшая перед выходом, крикнула что-то вроде приветствия, правда, довольно робко. Я вышел и начал пожимать руки людям, лиц которых ни разу не видел, а потом мистер Робинсон взял меня за руку и ввел внутрь.
Все сидения были заняты, люди стояли даже вдоль стен; над небольшой сценой в конце зала висел шар из красных роз с надписью: "Марс", - радом - шар из белых роз с надписью: "Земля", а между ними виднелась маленькая ракета, тоже целиком из цветов.
- Это дело Кружка Любителей Роз, - сказал Робинсон. Почти все жители Хармонвиля давали им цветы.
- Очень красиво, - сказал я.
Мистер Робинсон взял меня под руку и потянул на сцену, все зааплодировали. Здесь были люди, которых я знал: фермеры, жившие по соседству, мои школьные учителя и тому подобное.
Я сел на стул, а мистер Робинсон произнес небольшую речь о том, что парни из Хармонвиля всегда участвовали во всех важных событиях: в войне 1812 года, в гражданской войне, в обеих мировых войнах, а теперь один из них принял участие в экспедиции на Марс.
- Людей всегда интересовало, - говорил он, - как там на Марсе, и теперь один из наших вернулся оттуда и все нам расскажет.
Он дал знак, люди еще немного похлопали, а я начал соображать, что бы им сказать.
И тут я вдруг понял, что нашел ответ на вопрос, мучивший нас на Марсе. Мы терялись в догадках, почему парни из Первой Экспедиции не дали нам понять, что нас ждет. Сейчас я это понял. Они не хотели, чтобы мы решили, будто они жалуются. По той же причине я тоже никому не мог сказать правду.
Я взглянул на улыбающиеся лица, любопытные лица людей, которых знал всю жизнь, и понял, что правда не принесла бы никому добра. Все они читали в газетах великолепные истории об "экзотической красной планете" и "героических астронавтах", и если бы кто-то попытался дать им другой образ, они сочли бы себя обманутыми.
- Это было долгое путешествие... - начал я. - Но межпланетный полет - чудесная штука; подняться с Земли до самых звезд... это ни с чем не сравнишь.
"Межпланетный полет", так я это назвал. Звучало хорошо и многообещающе. Откуда им знать, что весь этот "межпланетный полет" мы провели, привязанные ремнями в темной коробке, слушая, как умирает Джо Валинес, и с жаром молясь, чтобы не наша ракета погибла при посадке?
- Это великолепное чувство: выйти из ракеты и стоять на совершенно новой планете, смотреть на слишком маленькое солнце, на незнакомый горизонт...
Да, это было великолепное чувство. Особенно для парней из ракет 07 и 09, которых раздавило, как мух, и которые лежали на песке, моля о помощи. Конечно, они чувствовали "себя великолепно, как и мы, пытавшиеся им помочь.