Нравится, когда ты танцуешь (СИ) - Страница 23

- Теть Вера, не надо! – громко хлопаю по столу раскрытой ладонью, выделяя каждое слово отдельно.

Любовь любовью, но обзывать Нику я не дам.

- Ооо, на родственницу решил орать, молодец.

Она обходит меня вокруг, наклоняясь, шепчет на ухо, будто учительница, поймавшая на списывании.

- С чего ты взял, что она не шлюха? Увольнения в том клубе были?- сама же отвечает на свой вопрос. - Были! Значит, проституцией стриптизерши там занимались.

- Ника мне говорила, что она никогда…

Вера садится на стол, от чего мне приходится подтянуть ноги, усаживаясь ровнее, разговор мне не нравится.

- Но с Серым же пошла?! – повышает голос, будто я глухой или идиот. -  Пошла с Сергеем твоя принцесса несмеяна?! Пошла? Отвечай! Сразу же пошла?

Опускаю голову, мне нечего возразить. Не хочу даже думать, что Ника ходила в увольнения, отдаваясь клиентам за деньги. Тошнота подкатывает к горлу, ревность затуманивает мозги.

- Потому что учуяла запах денег, - родственница внимательно смотрит мне в глаза, стараюсь не показывать виду, как сильно задели ее слова, -  ты не рассказал ей?

- Нет, - натягиваю улыбку.

- А вот это ты - молодец, не стоит девчонке знать лишнего.

Тру разболевшиеся виски, жмурюсь, как будто получил тяжелый удар по голове.

- Ладно, пройдет это, натрахаетесь и пройдет. У всех проходит, главное, чтобы не прознал муж раньше времени.

Вера возвращается на свое рабочее место.

- Лучше посмотри, - открывает она папку, поправляя полы коричневого совдеповского пиджака, - как полезна оказалась информация, что ты нарыл в прошлый раз. Мы скоро добьемся результата, ты молодец, Олежка, продолжай в том же духе. Хорошо бы еще раз в офисе порыться, но это постепенно…

Я задумался над словами Веры. Естественно, не над теми, где она обвинила Нику в увольнениях из бара. Когда волна ревности спала, я для себя понял, ну не смогла бы она спать с кем попало, не такой она человек, слишком ранимый что ли. Меня испугало замечание о любви. Одно дело секс с чужой женой, совсем другое попасть в эмоциональную зависимость, от которой кровоточат все внутренности. Да и делу нашему это не поможет, если Сергей узнает, он выкинет меня из дома, а Нику прибьет. Может и лучше отрезать на корню, пока не привязались к друг другу с мясом.

  И чтобы отдохнуть от святого семейства, взял отпуск на десять дней. Решил пожить обычной жизнью. Наконец-то, как следует выспался, сходил в кино. Съездил к деду в деревню. Отремонтировал все, что давно хотел, бегал так много, что протер подошвы кроссовок. Сложил пазл на девять тысяч деталей и даже протер пыль на люстре. Но знаете, что самое интересное? Все это время я проверял телефон. Делая вид, что ожидаю важных звонков, я жаждал хотя бы ничтожного сообщения, но сам себе в этом не признавался. Она ведь знает мой номер, я эсэмесил ей, тогда, из придорожного мотеля. Но экран был темным и безжизненном, как кладбище за дедовым домом. Сам я не звонил и не писал, не только, потому что не хотел рисковать, проверял себя, боролся, пытаясь понять, все ли так печально, как сказала тетя Вера.

Сегодня встречаюсь с друзьями детства. Я все время с кем-то встречаюсь, даже с нашим сантехником с третьего подъезда дедом Володей встретился, пол часа обсуждали качество нынешнего трубопровода, лишь бы только не хвататься за чертов телефон с его мертвым экраном.

- Привет, Олег, - смеется Лиза Курочкина, улыбаясь во все тридцать два зуба, а ведь хорошая зубная щетка стоит недешево.

В голову лезет всякая чушь, потому что странная и идиотская тревога не отпускает меня.

Когда-то очень давно Лиза мне нравилась, я находил ее красивой, сейчас же, чересчур накрашенная и слишком подготовленная к этому мероприятию, она кажется мне забавной. Лиза так выпячивает свою руку, демонстрируя отсутствие обручального кольца, что я не выдерживаю, смеюсь на весь ресторан.

Она сотню раз приглашает меня на танец, при этом треща без остановки. Где-то между Ниной Симон и группой «Полис» в зале я замечаю Викторию с супругом. Женщина изо всех сил пытается на меня не смотреть, двумя руками обнимая свой мешок с деньгами. Веселые минуты.

 Домой я прихожу под утро, ведь я свободный человек, что хочу, то и делаю. И не важно, что самочувствие после ночного загула хреновое, главным было доказать свою независимость. Заваливаюсь спать на диван, прямо в обуви, как настоящий мужик, которого никто не держит за яйца.

Сплю до обеда, подрываясь, как ошпаренный, когда слышу трель мобильного телефона, бегу, чуть не переломав ноги. Подворачиваю так, что в глазах темно. А это всего лишь дед, зовущий меня на рыбалку. Без вопросов соглашаюсь, потирая покрасневшую косточку.

Насаживая на крючок красного навозного червя с едким запахом, я не замечаю, как разговор сам собой касается Ники. Туман над рекой стелется очень низко, холодно, сыро и видимость затруднена. Иногда он кажется живым созданием, крадучись, заползающим, окутывающим меня, забирающем в свое страшное логово.

- Не хорошо, - кивает дед, забрасывая, - не хорошо, внук, не гоже чужую девку…

- Знаю, - только и могу ответить, продолжая бороться с червем.

- А Верка, что говорит?

- Ругается, твоя Верка.

Птицы громко щебечут. В предутренние часы букашки и жучки еще неактивны, и поэтому пернатые могут попеть в свое удовольствие. Это мелодия немного успокаивает, но непонятная тревога, гнетущая изнутри, возвращается уже через мгновение.

- Делу это нашему не поможет.

- Знаю, - дергаю удочку, дед злится, не любит, когда я делаю что-то не так.

- Не рассказывай ничего, а то потом…

Убираю с лица прилипшие волосы. Дед забрасывает в одну точку, а кормушка, придерживаясь течения, пришивается к берегу, прикормка разбрасывается по всей дороге ее сноса. Но дед вскрикивает от радости, удалось поймать крупного леща.

- Задолбали, ничего я не скажу ей, - добавляя себе под нос, - ей вон и дела до меня. Забыла, как звать.

Вернувшись домой обжигаю пальцы, пытаясь научиться печь блины. Игнорирую входящие звонки Лизы и жую залитый карамелью попкорн, обнимая подушку. Когда все идиотские новинки кинематографа просмотрены, а сковородка почернела от масла и пригара, стою у окна, разглядывая целующуюся на улице парочку. Плюю на пол, срывая с себя белый в желтые цветочки фартук, переодеваюсь в спортивный костюм и кеды. И к концу девятого дня отпуска бегу к дому Петровых. Выглядываю из-за толстой ивы, натянув трикотажную шапку пониже. Вижу, как в сопровождении Саныча уезжает из дома Сергей, увлеченно болтая по телефону.

Тревога не отпускает меня, а вдруг он с ней что-то сделал, ударил чересчур сильно или травмировал каким-то другим способом. Кора царапает щеку, а ноги мокнут от сырой травы, когда Ника выходит с коляской на улицу, укрывая голову широким шарфом. Видимых повреждений нет, и я немного успокаиваюсь. Но я в недоумении, заметив меня, Ника спокойно проезжает мимо.

- Добрый вечер, Олег Николаевич, что вы здесь забыли? Насколько я помню, ваш отпуск еще не закончился, а в нерабочее время вы чужих жен не обслуживаете.

Ничего не понимаю, но вместе с тем по телу разливается странная, извращенная радость просто видеть ее на расстоянии вытянутой руки. Как же я скучал, оказывается.

- Чего шапку не одели, Вероника Игоревна? Так и в голову надуть может, чай осень наступила.

Она увеличивает скорость.

- Хотя, я смотрю, что вам уже надуло, - морщусь.

Гонит коляску с такой скоростью, что я едва успеваю за ними.

Хватаю ее за плечо, чтобы прекратить эту бессмысленную беготню. А она резко оборачивается, набрасываясь:

- Ненавижу! Видеть тебя не могу! Зачем ты ко мне вообще привязался? Никогда тебя не прощу. Убирайся, откуда пришел.

Стою несколько минут, как вкопанный, ничего не понимая. Ника выезжает на ровную дорогу, припуская с коляской на полной скорости, ребенок просыпается, начиная плакать. Догоняю ее по размякшей от грязи земле, поскальзываясь. И за что она меня ненавидит? Что еще за новости.