Новые приключения Стальной Крысы - Страница 20

— Тогда вы-то мне и нужны. К нам поступили серьезные жалобы на вашу церковь.

Он не поднялся из кресла, а я не собирался стоять перед ним как проситель. У стены стояли стулья. Встретившись взглядом с Анжелиной, я указал на них. Угрюмо кивнув в ответ, она принесла мне стул.

— Женщины в сей покой не допускаются, — прошипел он.

— Теперь допускаются. Куда иду я, идет и сестра Анжелина.

Сев, я начал мериться с ним ледяными взорами. Он моргнул первым.

— Чего вам здесь надо?

— Я же сказал, к нам поступили жалобы. — Я извлек блокнот в черном переплете, перелистал его и зачитал: — Вы пытались ниспровергнуть другую религию, а именно Детей Природы и Любви, с которыми делите эту планету.

— Они идолопоклонники, почитающие лжебога. Мы просто показали им Путь…

— Вы подавляли их, изгнав из домов, а сейчас мошеннически лишаете их законного заработка.

— Что вы такое говорите?

Неужели в его голосе прозвучали оправдывающиеся нотки? Естественно, они обжуливают Детей при торговле, не давая за цветы реальной цены.

— Нам поступили жалобы от тех, кому вы продаете духи.

— Они лгут!

— Они говорят лишь правду. Наши агенты беседовали с ними. Другие искусные агенты проникли в ваши ряды и узнали секреты ваших дистилляторов, с помощью которых вы получаете парфюм, которым торгуете.

Коагула откинулся на спинку, будто его ударили в лицо:

— Вы не можете…

— Можем. И будем. Возгонка — процесс, хорошо известный цивилизованному миру. Мы откроем все секреты процесса перегонки Детям Природы и Любви. А затем дадим материалы для постройки перегонных кубов. Именно этих людей вы обманули столь пагубно. Если только вы не согласитесь на наши условия.

— Как… какие условия?

— Они записаны здесь, — похлопал я по блокноту. — Вызовите своих писцов, дабы они записали то, что я продиктую.

Он совсем осунулся в кресле, чувствуя, что разбит по всем фронтам. Чуть помедлив, взялся за колокольчик, висевший на подлокотнике, и позвонил.

— Вы мудры. Я дам войскам отбой. — И тем же скучающим тоном я добавил: — Для связи с кораблем мы воспользуемся вашей аппаратурой связи.

Подняв глаза, он покачал головой.

— Но… у нас ее нет.

— Не испытывайте мое терпение, — рявкнул я. — Мы знаем, что вы связываетесь с торговцами, когда у вас есть парфюм на продажу.

— Нет, вовсе нет. Они прилетают когда вздумается. Они отказались дать нам аппарат связи. Не хотят, чтобы мы связались с их товарищами по Ремеслу.

Ноль. Ничегошеньки. Старательно выношенные планы… Взяв себя в руки, я принялся спасать из руин что удастся.

— Это не играет роли, — и сердито: — Где же ваш писец?

— Идет. — Он прокричал приказание священнику, явившемуся на зов колокольчика.

Я же уныло предался раздумьям о будущем. Надо с Флорадоры улетать. Но куда?

Мне пришлось доиграть фарс до самого конца. Продиктовать условия договора, согласно которому в будущем плата за цветы будет удвоена. Кроме того, Каратели согласились больше не пытаться обратить в свою садистскую религию ни души. Пусть оставят ее себе. Я мысленно присягнул — конечно, если мы сумеем вернуться в цивилизованный мир — доложить об их присутствии властям Галактики. Пусть о здешних проблемах болит голова у них. Конечно, они уважают права всех религий верить во что угодно. Но как они отнесутся к тому, что дети на этой планете растут в атмосфере паранойи и суеверия? До меня доходили слухи, что Психокорпус содействует распространению рассудка и здравомыслия, так что мне остается лишь надеяться, что слухи верны. Соглашение переписали в нескольких экземплярах. Они были зачитаны, подписаны, засвидетельствованы, снова подписаны. Когда мы уходили, отец Коагула отвернулся, старательно пряча глаза.

Провал попытки выйти на связь все еще угнетал меня, но слабым утешением служило хотя бы то, что мы сумели помочь друзьям-вегетарианцам.

Бильбоа ждал нас у подвод. Я — надеюсь, радостно — показал ему большой палец. Он удивленно вытаращился на меня.

— Жест твоей руки означает, что еда очень хороша… Это ты хотел сказать?

— Извини, у нас это значит, что все хорошо.

— В каком смысле?

— Каратели подписали соглашение о счастливом будущем. Прежде всего они раз и навсегда прекратят попытки обратить кого-либо в свою зловещую религию.

— Благодарю, друг Джим.

— Пожалуйста, друг Бильбоа. Заодно они согласились в будущем удвоить вам плату за цветы.

— О, радость и счастье! Мы можем купить у них больше лекарств. Исцелить некоторые хвори мы не в силах, и теперь спасены будут многие жизни…

Тут он осекся, отступил на шаг, и лицо его омрачила глубокая печаль.

— Прошу у тебя прощения, дорогой друг. Я неправедно судил о тебе, порицал твой народ, а ты оказался тем, кто подставил другую щеку, как учит Святое Писание. Я был так оскорблен вашими ужасающими обычаями питания, что ложно осудил такого мудрого и щедрого человека, как ты.

Он порывисто потянулся вперед и взял меня за обе руки. В глазах у него стояли слезы, и я порядком смутился.

— Рад помочь… — пробормотал я. — Ерунда. Этого требовала справедливость.

— И все равно я не могу забыть, как неправильно судил о тебе и твоих людях. Нижайше прошу простить. Они и их чудесные животные могут остаться на Флорадоре, ибо разве мы пастыри братьям своим? Мы уже делим свой мир с ненавистными обитателями города. Места наверняка хватит всем — разумеется, подальше от нас. И ты со своим экипажем тоже должен остаться.

Вот уж действительно, воодушевляющая речь! Мой дух взмыл на крыльях добрых вестей. Наконец-то избавлен от Эльмо и его команды! Дальнейшее будущее по-прежнему вырисовывается очень смутно, зато в нем хотя бы не будет ни свинобразов, ни их пастырей. Вслед за остальными я полез на подводу.

Когда я поделился новостью с Анжелиной и Штраммом, они обрадовались ничуть не меньше моего. А как только мы окажемся в радиусе прямой связи с кораблем, сообщу и капитану.

Эльмо может и обождать, особенно учитывая, что он дрыхнет без задних ног, как и остальные.

Без особых усилий я тоже опустил голову и последовал их примеру.

Когда мы вернулись на корабль, на мостике собралась угрюмая, молчаливая группа.

— По-моему, лучше обсудить будущее до того, как мы скажем Эльмо, что они могут остаться на Флорадоре.

— Что бы мы ни решили, я с радостью выпровожу их с корабля, — заметил капитан.

— Поддерживаю! — подхватил Штрамм. — А в качестве реактивной массы можно снова взять воду. — От этой блаженной мысли у него на губах заиграла улыбка. Однако затем он сдвинул брови, выудил из кармана смятую бумажку и зачитал: — Я включил конденсатор гравитонов сразу же после посадки. На сегодня бак пополнился на две тысячи двадцать две единицы.

— То есть? — уточнил капитан.

— Еще сорок три минуты времени Припухания. — Инженер вздохнул. — Не забывайте, машина старенькая.

Ответом послужило лишь гробовое молчание.

— По крайней мере, цистерна реактивной массы полна, да и питьевой воды тоже хватает. Мы можем выйти на орбиту, как только скажете.

У Анжелины имелись лишь вдохновляющие новости.

— Пока старейшины судили да рядили, как вести дела с нами, хищниками, женщины принесли на борт уйму свежего сыра, овощей и свежей зелени.

— Да здравствуют женщины! — восторженно провозгласил я, пытаясь разрядить обстановку. — Итак, мы договорились, что улетаем, как только выгрузим свиней и людей. — Тут я нахмурился. — Я и забыл, что мы должны перебросить их и их омерзительные пищевые пристрастия подальше от детей цветов. Надо по общей связи объявить собрание в столовой.

Растормошить Эльмо с компанией и направить их на собрание удалось не сразу. Капитан с инженером весьма благоразумно демонстративно отсутствовали. Анжелина болтала в окружении женщин, передо мной же сидели мужики с мутными взглядами.