Новые приключения Гулливера - Страница 2

Итак, кормолап выразительными жестами и громкими словами дал мне понять, что одиноко стоявшее здание отныне передается в мое распоряжение. После этого я постарался внимательно рассмотреть постройку. Увенчанная остроконечной крышей, в самой своей высокой части она достигала не менее семи футов, то есть, оказавшись внутри, я мог бы даже выпрямиться во весь рост — правда, лишь в самом центре здания. В плане мое жилище представляло собою неправильный четырехугольник, самая широкая сторона которого составляла восемь футов, противоположная — шесть, а обе соединявшие большую и меньшую были примерно по пять футов.

Простукивая легонько стены, я убедился в прочности строения. Я даже позволил себе прислониться к стене — готовый, впрочем, при первом же признаке опасности отпрянуть. Но нет — здание явно способно было выдержать мой нажим. Успокоенный, я продолжил осмотр. Более всего меня поразило то, что дверь, обращенная на север, имела поистине гигантские размеры — четыре фута в высоту и почти два в ширину. Иными словами, я мог войти в странный дом всего лишь согнувшись — отнюдь не ползком и не на четвереньках, как я опасался. Размеры входной двери стали первой загадкой, касавшейся этого строения. Вторая пришла мне в голову, когда я окинул взором окрестности. Возможно, я должен был сразу озадачиться вопросом: кому и для чего понадобилось строить величественное сооружение столь циклопических с точки зрения местных жителей размеров вне городских стен. В самом деле, отсюда до ворот, ведущих собственно в Мильдендо, было никак не менее тридцати или даже сорока футов. Но огромная дверь поразила мое воображение сразу же, а особенности расположения нового жилища заинтересовали чуть погодя.

Между тем, пока я осматривался по сторонам, придворные кузнецы споро закрепили на моей левой ноге множество цепочек (позже я посчитал — меня удерживала девяносто одна цепочка с тридцатью шестью висячими замками). Эти цепочки они провели в одно из двух крохотных окошек, пробитых по обе стороны гигантской двери на высоте шести дюймов над землей.

Таким образом была ограничена моя свобода передвижения — и в то же время я вполне мог входить в гигантское здание и покидать его и даже описывать полукруг, прогуливаясь рядом с ним. Собственно, цепи не причиняли мне серьезных неудобств и раздражали более всего тем, что являлись выражением недоверия со стороны его величества.

Тут следует сказать, что мое вселение в гигантский дом проходило в присутствии самого Гольбасто Момарена (то есть Гольбасто IV), императора Лилипутии. Признаться, я не обратил на него внимания — слишком много жителей Мильдендо собралось вокруг, но впоследствии Гурго мне сказал, что именно он во главе многочисленных придворных наблюдал за мною с высоты пятифутовой башни, стоявшей напротив моего жилища, по другую сторону большой дороги. Вообще, больше всего меня поражала удивительная быстрота, с которой власти Лилипутии принимали важные и непростые решения, и расторопность, с которой подданные эти решения выполняли. Ранее я писал о том, как быстро они наладили доставку мне пищи и питья; теперь же меня привело в восхищение то, что, пока меня везли в столицу, тут уже возвели временные сооружения, которые заняли Гольбасто IV и его свита, позиции пеших и конных войск, искусственные преграды для зевак, собравшихся в великом количестве в ожидании моего прибытия, и, конечно же, подготовили огромное нежилое сооружение для моего вселения.

Впрочем, обо всем этом я подумал позже. Пока что я был весьма утомлен дорогой, к тому же давало себя знать большое количество снотворного, подмешанного в мое питье (как я уже рассказывал ранее, во избежание неприятностей лилипуты усыпили меня перед переездом). Поэтому, обратившись к кормолапу Гурго, я знаками объяснил, что устал и хочу отдохнуть. По его приказу большой отряд конных лучников принялся теснить толпу любопытных, я же, подогнув колени и склонив голову, пошел внутрь пустого сооружения, растянулся на голом каменистом полу и тотчас уснул.

Правда, проспал я недолго — до полуночи. Причиной пробуждения стала духота, которую я совершенно не ощущал снаружи, но от которой жестоко страдал внутри. Ничего удивительного в том не было: как я уже упоминал, окна были слишком маленькими и располагались почти у самой земли. Кроме них в куполообразном своде имелось отверстие диаметром в четыре дюйма. Сквозь него внутрь проникал свет луны — достаточно, чтобы осветить помещение. Но приток свежего воздуха через него был слишком незначительным. Испарения моего тела в этом жарком климате оказались чрезмерными для относительно небольшого пространства.

Поначалу я хотел просто выйти наружу и устроиться на ночлег вне здания. Однако, едва я высунулся из двери, как услыхал пронзительный крик: «Тольго фонак!», и на меня обрушился целый дождь крохотных стрел, острых как иголки. Едва я отпрянул внутрь, как обстрел прекратился. Я лег ничком и одним глазом заглянул в крохотное окошко справа от двери.

Моему взору предстало величественное зрелище целой армии, поднятой по тревоге. Горели костры; у палаток стояли группы латников; несколько десятков тысяч лучников, подняв луки, окружили здание. Чуть поодаль — прямо перед дверью — строился клином конный полк, в полной готовности к атаке, ежели я позволю себе выразить недобрые намерения. Особенно же опасными представлялись мне две баллисты, расположенные на той пятифутовой башне, с которой днем за моим прибытием наблюдал сам император. Снаряды этих метательных орудий были размером с лесной орех и могли причинить мне немалый вред.

Итак, выход из здания ночью связан был с немалым риском. Даже для меня столь многочисленная и отважная армия могла оказаться серьезным противником. Пришлось исключить из планов ночлег под открытым небом.

Оставив попытки самовольно покинуть новое жилище, я приступил к его внутреннему осмотру. Вскоре я пришел к выводу, что вполне способен улучшить условия, внеся несколько исправлений в конструкцию здания. Мне нужно было всего лишь пробить стены в одном или двух местах таким образом, чтобы обеспечить мое пристанище парой окон или хотя бы вентиляционных отверстий. Особого труда мне это не составило. Несмотря на то, что лилипутский цемент был чрезвычайно прочен, а уже отмеченная мною добротность постройки выше всех похвал, все-таки толщина стен не превышала двух-трех дюймов. Мне вполне достало бы сил сделать необходимые отверстия в кладке, чтобы обеспечить приток внутрь свежего воздуха.

Однако я опасался того, что на попытку пробить стену лилипуты отреагируют еще жестче, и тогда мне не избежать сражения с их армией. Подумав некоторое время, я решил пока перетерпеть духоту и подождать до утра. Утром же я намеревался попросить кормолапа о дозволении внести изменения в устройство жилища.

Решив так, я улегся на пол, закрыл глаза и постарался уснуть. То ли в доме стало прохладнее, то ли из-за волнений по поводу лилипутской армии, я довольно быстро погрузился в сон и проспал до самого утра.

Наутро великое множество событий отвлекло меня от переустройства здания. Визит его величества Гольбасто IV, обыск, учиненный двумя высокопоставленными чиновниками в моих карманах (читатели моих воспоминаний, я полагаю, помнят подробную опись, приведенную мною), но главное — стремление побольше узнать об удивительной стране и ее народе на какое-то время отвлекли меня от бытовых неудобств. И вновь вспомнил я о духоте в своем жилище лишь в начале января — самого жаркого месяца здесь, в Южном полушарии. К тому времени я, во-первых, уже вполне сносно владел лилипутским наречием, а во-вторых, сумел завязать дружеские отношения с кормолапом Гурго. О степени нашей близости может свидетельствовать хотя бы тот факт, что Гурго как-то в разговоре со мной посетовал на опалу, в которой пребывал несколько лет.

— Подумайте, Куинбус Флестрин, хотя я и занимаю должность кормолапа, но ни разу его величество не допустил меня к придворным прыжкам на канате, — признался он однажды. — И даже то, что именно мне, а вовсе не гальбету Болголаму он поручил заботиться о вас, свидетельствует о прохладном отношении ко мне. Разумеется, эта обязанность очень лестна, — поспешно добавил Гурго, — и даже приятна, но коль скоро и ваша охрана, и обеспечение вас всем необходимым возложено на армию, разумно было бы ответственность возложить на гальбета как на военного министра. Но нет! Его величество назначил меня флестрин-наздаком (надзирающим-за-горой), а эти военные демонстративно не выполняют моих приказов!