Новые кыргызские сказки для взрослых (Улуулар учун жаны кыргыз эл жомоктору) - Страница 6

Задумались жигиты, а Канжарбек говорит: — "Ну, это вовсе не небылица, каждому известно, что на юге жить лучше — как тут на юг не улететь? Известно и то, что жизнь у бедных дехкан тяжёлая, что приходится им с самого детства — и даже раньше — всё самим делать. И собака пастуху так бывает нужна, что хоть сам её роди. А если родил, пусть даже и собаку — как не воспитать, грамоте не обучить? А то, что собака кади стала — так на многих кади посмотри — никакой разницы не заметишь. Правда!"

— "Слушай дальше, бек, — говорит ему Апенди. — Пас я себе стадо до недавнего времени, и всё у меня было хорошо — разве что иногда овца волка загрызёт. А недавно чихнул я, и всё моё стадо этим чихом унесло. В поисках влез я на самую высокую гору, но стада своего не увидел. Тогда воткнул я в гору палку, на неё влез, но и с палки стада не увидел. Я тогда воткнул в палку нож, а в рукоятку ножа — шило. Влез наверх, и земля показалась мне величиной с потник.[64] Опёрся я на свой чочок на самом кончике шила, а всё никак стада своего не вижу. Тогда взялся я за свой чочок, поднатужился и ещё выше себя приподнял, но стада своего опять не увидел. Обратно я на кончик шила сполз, так и заснул на нём от усталости".

Стали жигиты переглядываться и шептаться, но Канжарбек взмахом руки замолчать их заставил, и говорит: — "И это — чистая правда: иногда и палка стреляет, так почему бы овце волка иногда не загрызть? А если стадо своё потерять, так не только на чочок — на уши встанешь. А уж если нужда припрёт — и за чочок себя поднимешь. И то правда, что от чоха многие беды бывают: говорят, один бек так сильно чихнул, что у него чочок совсем отвалился. Что на палку можно залезть — это даже дети малые знают, но за смекалку, конечно, хвалю. Всё правда!"

— "Слушай же дальше, бек, — говорит Апенди. — Проснулся я от того, что вроде бы дождь пошёл. Смотрю: а это я во сне с кончика шила сполз, шило большую тучу прокололо, и из него на землю спелые дыни сыпятся. Потянулся я за дынями, не удержался на тонком шиле и вниз соскользнул, падать стал. Тут у меня полы халата как крылья захлопали, полетел я над землёй, словно птица. Пригляделся сверху, и вижу: вдали на земле лужица, посередине — остров, а на нём вроде стадо моё пасется. Подлетел я поближе и вижу, что это не лужица, а большое озеро. Сложил я тогда полы халата и на берег озера опустился. Положил я свою шапку на воду, сел в неё, как в лодку и гребу чочоком вместо весла. Подплыл. Взял я своё стадо, сложил в карман халата, хотел назад плыть, оглянулся — а мою шапку течением унесло. Что делать? Поймал я на себе блоху, сел на неё верхом и одним прыжком на самый берег перепрыгнул".

Зашумели жигиты, загалдели, но Канжарбек снова замолчать их заставил, и говорит: — "И это — чистая правда: дождь состоит из воды, и спелая дыня почти вся из воды состоит, так почему же не может быть дождя из спелых дынь? Как люди на халатах летают, мы сами видели, когда всяких нищих оборванцев в пропасть сбрасывали — правда, плохо они летали, халаты у них дырявые. И то не секрет, что, когда стадо своё потерянное увидишь, то не только чочоком, но и ушами грести станешь. И про то, что стадо в кармане поместилось — правда, все знают, какой у бедных дехкан скот тощий. И про то, какие у них большие блохи, тоже всем давно известно. Правда!"

— "Тогда слушай дальше, бек, — говорит Апенди. — Перепрыгнув озеро, решил я на берегу заночевать. Только блоху свою стреножил, смотрю — а под кустом блюдо жирного плова спит. Подкрался я потихоньку, да поскользнулся, веточкой хрустнул. Проснулся плов, уже совсем убежать хотел, да я изловчился, накинул на него аркан, связал и съесть решил. Набрал дров, чтобы костёр разложить и плов разогреть. Достал трут, глядь — а огнива-то и нет, выронил, пока по небу летал! Тогда достал я свой чочок, и ударил себя сильно-сильно по лбу — от этого искры из глаз на трут так и посыпались! Раздул я трут, только хотел костёр разжечь, как вдруг дрова вспорхнули и улетели, как птицы! Так и пришлось мне плов холодным есть. Стемнело. Разулся я и спать лёг. Ночью проснулся от шума, смотрю, а мои ичиги дерутся: я их, оказывается, неодинаково жиром смазал. Ичиг с правой ноги успел почти совсем порвать левый, насилу их разнял".

Тут уж совсем громко зашумели жигиты, с места вскакивать стали. Но Канжарбек опять сдержался, жигитов унял, и говорит: — "И это — правда: бараны, из которых плов, бегают; люди, что плов едят — тоже бегают, так отчего бы и плову не бегать? Как искры из глаз сыпятся, люди много раз видели — рассказывают, что один бай в своей юрте захотел в тундук высунуться: по аркану полез, да сорвался и лбом треснулся — и такие искры у него из глаз посыпались, что юрта сгорела совсем. Как дрова летают, врать не стану — не видел, но рассказу твоему верю, поскольку в походе дрова всегда куда-то пропадают. И про ичиги верю: несправедливость — она и ичигу обидна. Правда!"

— "Дальше тогда послушай, бек, — говорит Апенди. — Выспался я и пешком домой пошёл, так как моя блоха ночью остатками плова объелась и околела. Вдруг вижу — аксакал идёт, глаза трёт: попала ему в глаз соломинка, никак вытащить её не может. "Помогите!" — кричит. Прибежали сорок жигитов, сели на бревно, поплыли по глазу на бревне и вытащили не соломинку, а большой куржун. Бросили его жигиты на землю, а из него потекла вода и стала заливать всё кругом. Я испугался, думаю: "Утону!" Вдруг вижу, из куржуна тряпка торчит. Схватился я за эту тряпку, потянул и вытащил богатые штаны".

Загалдели жигиты, с места вскочили, стали руками размахивать. Но снова Канжарбек их удержал, и говорит: — "Это тоже правда: что аксакалу помогать надо — все знают: на его зов не то, что сорок жигитов, а весь аил сбежаться может. Что вода текла — тоже правда, недаром говорят: если глаза натрёшь, слезами всё вокруг зальёшь. И что куржун большой был — верю: когда в глаз что попадёт — сразу огромным становится. И про штаны верю — мало ли что можно из чужого куржуна вытянуть. Всё правда!"

— "Дальше слушай, бек, — говорит Апенди, — Вытянул я из куржуна богатые штаны, гляжу — остался торчать наружу чей-то очень маленький чочок. Решил я за него тянуть, а не могу — уж больно чочок маленький, никак не ухватишься. Мучился я, мучился — и придумал: пошёл в кузницу, клещи железные взял. Вернулся обратно к куржуну, взялся клещами за маленький чочок — и потихонечку, потихонечку вытянул… тебя, бек!"

Онемели жигиты, слова сказать не могут. Сам Канжарбек сидит не жив, не мёртв — только глаза выпучил и усами шевелит.

— "Вытащил я тебя, бек, из куржуна клещами за твой маленький чочок, — продолжил Апенди свой рассказ, — а ты мне и говоришь: иди, мол, Апенди, ко мне на перевал, я тебе за спасение из куржуна всё своё золото отдам — только ты никому не рассказывай, что у меня чочок такой маленький!"

Вскочили жигиты, зашумели, ногами затопали, а Канжарбек как закричит: — "Неправда, у меня чочок не маленький! И про золото мы не договаривались!"

— "Правда или не правда — всё равно золото давай! — говорит Апенди Канжарбеку с улыбкой, — Или ты своё слово держать не можешь?"

Заскрипел зубами Канжарбек, зашипел — а делать нечего: и так, и так он проиграл. Хотел он Апенди зарезать, да жигиты не дали — слово держать заставили. Погрузил Апенди награбленное золото в кибитку, сильного кутаса[65] в неё запряг и поехал себе с песней. А злого Канжарбека его же жигиты погубили: долго они его ругали и били за то, что он всё золото разом нищему бродяге проиграл, а потом посмотрели на его чочок и убедились, что он и вправду очень маленький — от того он так и любил беззащитных людей мучить. Стало жигитам противно, сбросили они Канжарбека в пропасть, а потом и сами между собой передрались, совсем друг друга извели. Апенди же всё золото бедным раздал, ничего себе не оставил: зачем золото, если ум есть?