Новое назначение (СИ) - Страница 38

— Наталья Андреевна, придется вам сегодня потревожить товарища Стасову, — официально заявил я.

— Стасову? Зачем? — не сразу поняла Наталья, с любопытством посматривающая на мои действия. Потом до нее дошло: — Ты насчет соли? Хм.

«Старая большевичка» полезла в ридикюль, вытащила оттуда бумажный фунтик, и гордо сообщила:

— Я, между прочем, женщина сообразительная. Сегодня у Николая Ивановича всю солонку отобрала. Он едва в обморок не упал.

— Умничка, — похвалил я Наташу и чмокнул ее в лобик, отчего она почему-то смутилась.

— Володя, мне все-таки иногда кажется, что ты старше, чем есть на самом деле, — вымолвила Наталья Андреевна и, как мне помнится, не в первый раз. — Поцеловал, словно маленькую.

— Это точно, — согласился я, отбирая у нее фунтик, чтобы не уронила драгоценные кристаллы. — Бухарину надо на диету переходить, скажи ему, что соль — белая смерть, а для мужчины в его возрасте соленая пища вредна, импотенцию усиливает.

— Володька, Бухарину тридцать с небольшим, — прыснула Наталья Андреевна.

Я присвистнул. Думал, ему далеко за пятьдесят.

— Тогда пусть курить бросает и начинает трусцой бегать. И, вообще, у меня есть дела поважнее.

Я принялся «творить». Для начала с помощью кухонного ножа превратил банку в некое подобие тёрки, чем вызвал легкое огорчение хозяйки комнаты.

— Я ее собиралась портнихе отдать, пуговицы хранить, — вздохнула Наташа.

— Обойдется, — отмахнулся я.

Ишь, портнихе под пуговицы. А у самой терки нет в доме. Безобразие.

Подумал — а не поручить ли сотруднику Коминтерна помыть картошку или не стоит? Решив, что в таком важном деле женщине-коммунисту доверять нельзя, надо все делать самому, как следует вымыл картофелины, старательно вырезал «глазки». Теперь осталось натереть на импровизированной терке, смешать с мукой влажную кашицу, посолить. А сковородку пора ставить на спиртовку — пусть себе греется, и масла туда, масла!

Наталья Андреевна увивалась вокруг меня, словно любопытная лисичка, приставая с вопросом:

— Может, помочь чем-нибудь?

— Лучшая помощь от женщины — когда она не мешает, — сурово изрек я, отправляя ее вглубь номера. — Иди, свежие газеты читай.

На сковородке зашкворчало, и я принялся выкладывать в нее кашицу, стараясь соорудить нечто похожее на оладьи. Эх, жалко, яйца нет, но и так сойдет.

По комнате разнесся ароматный запах.

— М-м...— промычала Наталья. — Как вкусно пахнет. А что это?

— Неужели никогда не видела? — удивился я и хмыкнул: — Эх, интеллигенция, ничего вы в жизни не понимаете! Эта штука называется «драники».

— А когда они будут готовы? — облизнулась дочь графа Комаровского, вытаскивая чистые тарелки, ножи и вилки. Вот ведь, благородные-то, не могут без прибамбасов.

— Уже.

Я за последнее время разучился пользоваться ножом и вилкой, но кое-какие навыки оставались. Так что не посрамил родное ВЧК.

— Вкусно, — восторгалась Наталья, отчекрыживая кусочки драника и отправляя их в рот.

— К ним бы еще сметанки, — вздохнул я.

— Сметана — буржуазные предрассудки, — заявила графиня.

Я управился быстрее, чем подруга. Понятно дело — у них, у аристократов, все делается медленно, с разговорами. Хотелось сказать — мол, ешь, да не блей, но постеснялся. Но на запах могут сползтись соседи.

Я как чувствовал. Не успела Наталья доесть свою порцию, как в дверь постучали, и одновременно со стуком вошла товарищ Стасова.

— Ой, как у вас вкусно пахнет! — всплеснула руками секретарь ЦК РКП (б). — А я по коридору иду — чую, божественные ароматы.

— Хотите, Елена Дмитриевна? — растерянно поинтересовалась Наташа.

— Нет, что ты, Наташа. У тебя же последний. Ну, разве что попробовать...

Товарищ Стасова ухватила вилку и проглотила оставшийся драник.

М-да... Общага, она и есть общага, будь это общежитие провинциального педагогического института, а хоть и Второй Дом Советов — напечешь драники любимой девушке, а придут голодные соседи и сожрут.

— Ой, Владимир, я вас не сразу заметила, здравствуйте, — обратила на меня внимание Елена Дмитриевна. — Если из дверей Наташеньки доносится божественный запах, значит у нее в гостях ее молодой кавалер. Да, Владимир, я вас давно не видела. На фронте были? Вижу, у вас орден. Поздравляю.

Возможно, Елена Дмитриевна немного стеснялась, что вторглась без приглашения, да еще и съела последний драник, а теперь прятала смущение под потоком слов. Между тем, Стасова продолжала:

— Наташа, я и не знала, что ты такая умелая хозяйка. Молодец! Представь себе, у меня хозяйствование всегда получалось плохо. До сих пор не научилась выбирать мясо. Помнится, в нашу бытность с Наденькой учителями воскресных школ, мы с ней добивались внимания одного молодого человека. Наденька испекла пироги с капустой, а я решила угостить его мясным супом. Вооружилась поваренной книгой, купила два фунта мяса, принялась варить, но вся кастрюля покрылась какой-то грязной пеной. Фу. Выбросила мясо, купила новое. И что ты думаешь? Опять эта грязная пена. С тех пор я никогда не варю суп, зато Наденька заполучила молодого человека себе в женихи, а потом в мужья.

Мне казалось, что я уже слышал эту историю или где-то читал, как Елена Стасова попыталась сварить суп для Владимира Ильича, но мясо оказалось «испорченным», и она его выбросила. Уж не у Воскресенской ли, детской писательницы, а по совместительству еще и разведчика? Только там ничего не говорилось о том, что Стасова вместе с Крупской ухаживали за Лениным. Что ж, история о многом умалчивает.

— Я тоже не умею выбирать мясо, — призналась Наталья. — Однажды пыталась сварить, та же история, что и у вас. Кстати, Елена Дмитриевна, эти картофельные лепешки, как ты их назвал — драники? — нажарил Владимир.

— Ай да молодец! Владимир, а вы умеете выбирать мясо для супа?

Я не понял — это они так прикалываются или всерьез? С другой стороны, что одна дама, что другая, выросли в довольно богатых семьях, где хозяева не утруждали себя готовкой. Для чего же тогда повар нужен? Кажется, всерьез. Откровенно говоря, в жизни ни разу сам не варил суп, за исключением из пакетика, но даже я знаю некоторые вещи.

— Милые женщины, вы разве не знаете, что любое мясо дает пену, которую нужно снять, вот и все?

— Да?! — в один голос выразили удивление две большевички.

— Простите, а в ссылке кто вам готовил?

Елена Дмитриевна и Наталья переглянулись.

— У меня хозяйка готовила, я ей за это деньги платила, — призналась Стасова.

— И у меня, — поддакнула Наталья. — А в эмиграции мы либо в кафе, либо в ресторане обедали. А если сама, мне бутербродов хватало, а еще кашу умею варить.

— А я даже кашу варить не научилась, — пожала плечами Стасова. — Некогда. И зачем мне на это время тратить?

Посмотрев на нас, Елена Дмитриевна улыбнулась:

— Молодежь, понимаю, что вам уже надоела такая старуха, как я.

— Елена Дмитриевна, ну какая же вы старуха? — возмутилась Наталья. — Я же вас ненамного моложе.

А сколько лет Стасовой? В принципе, она ровесница Ленина или Крупской. Ну, плюс-минус пару лет. Значит, ей где-то сорок семь — пятьдесят. Моя ровесница, елки-палки, но выглядит значительно старше. В мое время так выглядят женщины, которым далеко за шестьдесят. Возможно, возраста добавляли некрашеные волосы и безобразные очки. А сейчас она напоминала не одного из руководителей партии большевиков, организаторов октябрьского переворота, а какой-то комический персонаж в исполнении Фаины Раневской.

— Наташа, ты еще девочка, по сравнению со мной, — усмехнулась Стасова. — Не будь ты так юна, разве бы у тебя появились молодые кавалеры? Владимир, вам сколько лет? Тридцать-тридцать пять, не больше?

Я беспомощно посмотрел в глаза Наташи, пытаясь понять — признаваться мне или нет, но та решила ответить сама:

— Елена Дмитриевна, товарищу Аксенову лишь двадцать два года.

— Аксенов? — поправила очки Елена Дмитриевна. — Владимир Аксенов, председатель Правительственной комиссии порасследованию злодеяний интервентов и белогвардейцев на Севере и самый молодой начальник губчека?