Новобранец - Страница 63

Он успел подняться на колени и выставить вперед обломок копья, заранее сознавая, что это бесполезно.

Но тролль не доскакал до Дениса. Он уже вскинул руку с мечом, уже расцвел улыбкой, искажая безупречные дуги индиговых спиралей, и вдруг прогнул спину, задрал плечи, закинул голову и выронил оружие. Кровь потекла из его рта и желтых глаз.

Мелькнул промчавшийся мимо солдат с булавой. Он даже не посмотрел на Дениса.

Юноша поднялся на ноги, сумел наконец впустить в грудь немного воздуха, нащупал языком шатающийся зуб — этого только не хватало! Он плюнул кровью, бросил обломок копья и вытащил меч.

На поле боя уже появились пешие, и Денис сперва поковылял, а после и побежал к ним.

Железный палец ткнул его в плечо. Денис споткнулся, упал и снова поднялся. Стрела, попавшая ему в руку, тряслась, как желе. Денис хотел было вырвать ее, но стало так больно, что он света белого не взвидел.

Кто-то сказал:

— Погоди, не дергайся.

Он придавил Дениса коленом к земле и быстро обломал стрелу.

— Потом лекарь вытащит.

Денис размяк от слез.

Невидимка сказал:

— Ты ведь менестрель Роселидиса? Глотни воды и вставай.

И всунул горлышко фляги Денису в рот. Там было спиртное, душистое и обжигающее. Оно заполнило рот, Денис глотнул, закашлялся, прихватил больным зубом металлическое горлышко и глухо застонал. Невидимка отобрал у него флягу.

— Горазд же ты кусаться.

Как ни странно, спиртное оказало бодрящее действие. Боли стало меньше, вернулась способность соображать. Денис ухватился за протянутую ему руку, кое-как поднялся на ноги, проморгался — и невидимка стал видим: Гевис-лучник.

— Фу ты, — сказал Денис в виде благодарности.

Вместе они побежали к рощице, что начиналась за замком.

Битва охватила весь известный Денису мир — но вместе с тем это означало, что в мире оставались клочки земли, где не кипело сражение. География этих островков постоянно изменялась, но их наличие помогало переводить дух и собираться с силами.

Денис ворвался в рощу, но его встретила совершенно незнакомая ему местность. На мгновение Денису показалось, что он сошел с ума или незаметно для себя очутился в другом измерении. В этой роще они с Арилье, старательно соблюдая молчание, бродили в поисках истины, здесь, на берегу речки, встретили Махонне… Все изменилось до неузнаваемости. Тихий дух рощи был убит, за каждым стволом, за каждым камнем скрывался враг. Роща источала опасность.

Гевис выпускал стрелу за стрелой, а Денис взялся за меч и подпустил к себе первого противника.

Арилье поднял меч, готовясь встретить нового врага. Тот скакал навстречу эльфу, скалясь и смеясь. Одним плавным уверенным движением Арилье нырнул под его меч, а затем нанес противнику удар в спину. Тролль брыкнул ногами и повалился лицом в гриву своего коня.

Арилье промчался мимо.

Неожиданно жгучая капля пота упала ему на веко. Арилье моргнул, поднял голову и увидел, что солнце высоко стоит в небе. Сражение длилось уже несколько часов. Слишком долго.

Машинально он отыскал глазами на поле боя Роселидиса. Командир отряда бился, окруженный с трех сторон, и Арилье поспешил к нему.

Самого Роселидиса Арилье в этот момент не видел. Один из наседавших на командира троллей развернулся навстречу новому противнику. Арилье дико закричал, когда их мечи столкнулись, высекая искры; завопил и тролль. Краем глаза Арилье видел, что граница наползла еще ближе, поглотив новый кусок эльфийской земли. Ярость придала ему сил. Арилье отбил еще два удара, не атакуя сам, а затем снес голову врага и с ходу, не останавливаясь, отсек руку еще одному троллю.

А граница все приближалась. Она медленно, но неостановимо наползала на замок и его защитников неотвратимо, словно некто незримый придвигал ее, толкая сзади.

Те, кто бился в роще, еще не видел опасности, но оставшиеся на равнине с ужасом смотрели на свое неизбежное поражение.

Моран Джурич положил кусок колбасы на хлеб и подошел к окну. Жуя, уставился на Екатерининский канал. На «канаву», как пишет Достоевский. Джурич прочитал «Преступление и наказание», и ему чрезвычайно понравилось. Особенно эпизоды с Разумихиным и Порфирием Петровичем, хотя и Соня тоже ничего. Но ближе всех оказался Морану почему-то старый Мармеладов. Он даже накупил в кондитерском отделе мармелада, чтобы постичь своего любимого героя как можно ближе, путем поедания, но оказался жестоко разочарован и вернулся к бутербродам с колбасой.

Собака ходила по узеньким газончикам вдоль каменной набережной канала, деликатно, едва прикасаясь носом, обнюхивала стволы. Ее хозяин курил и читал газету. Моран ел и смотрел на него.

— Хороший день для конца света, — сказал Моран Джурич с набитым ртом.

У Морана не было определенных причин произносить эти слова — и тем больше он увидел оснований прислушаться к ним. Слова, которые вырывались сами собой, иногда обладают гораздо большим смыслом, нежели обдуманные и тщательно выстроенные речи.

— Конец света, — повторил Моран Джурич. — Или, по-здешнему, Апокалипсис.

Путем долгих экспериментов над собой и другими живыми людьми Моран установил, что существует лишь один способ войти в Истинный Мир — дурацкая полароидная фотография; и есть всего два способа выбраться оттуда: во-первых, умереть, а во-вторых, погубить самый мир.

Одного только Моран еще не выяснил окончательно: является ли гибель мира подлинной гибелью мира или же так обстоит дело только для одного клиента? И сколько миров, в таком случае, существует на самом деле? И куда отправляются новые клиенты, если прежние успели уничтожить свою среду обитания?

Моран Джурич не был глупцом. Он вполне отдавал себе отчет в том, что за манипуляции с реальностью его в Калимегдане по головке не погладят. Но терять-то нечего! В положении безнадежно проигравшего есть свои положительные стороны: ниже падать некуда, а вот чуть-чуть повыше подняться — возможно.

Моран Джурич обязан отыскать способ вернуться в Калимегдан. И он непременно вернется. И не имеет никакого значения, сколько миров и сколько клиентов при этом он погубит. В конце концов, человек так устроен, что склонен губить себя сам. Ни один из засланцев Морана еще не продержался дольше года. Фотографии на стене выцветали одна за другой, подчас с пугающей быстротой.

Запертые в неизбежности Апокалипсиса, люди совершают мириады ошибок. Хорошо еще, что они не знают о своей изначальной обреченности. И все же кое-кто из них достигает цели.

Не своей, понятное дело, а морановой.

Последний клиент, этот Денисик, казался мальчиком абсолютно бесперспективным. Менестрельчик, тонкие ножки. И мамаша напористая. Моран поморщился и запихнул остатки бутерброда в рот. С трудом двинул челюстью.

Интересно, как там у него дела? Какой Апокалипсис ожидает мальчишку — и вырвется ли Дениска на волю или сгинет вместе с приютившим его миром?

Моран растопырил пальцы и положил руку на подоконник. Задумчиво пересчитал пальцы. Пять.

Пять преступно опасных артефактов создал Моран Джурич, сообщили ему те, кто осудил его на изгнание. Когда Моран работал над этими предметами, его переполняла творческая радость, он упивался созиданием, и цели его были благими.

Люди — вот кто вечно все портит. Люди, завладевшие чудесными вещами и обратившие их на злые дела.

Конечно, не составило бы большого труда отыскать все заброшенные Мораном в мир волшебные предметы и попросту уничтожить их. Но в Калимегдане Морана Джурича отказались слушать.

— Я найду их! — кричал он, когда его выталкивали в шею. — Клянусь, я отыщу их!

— Ты ни минуты лишней не останешься в Истинном Мире, — так ему сказали, отправляя в небытие.

Морана Джурича душили слезы. Джурич Моран рыдал, и его слезы прожигали вселенную до самой ее сердцевины, но в Калимегдане оставались слепы и глухи, весь Калимегдан отвернулся, лишь бы не видеть этих слез.