Новобранец - Страница 58
— Одежда, если ты внимательно слушал, не просто отводила людям глаза, но и совершала превращение плоти. Так что если Лутвинне и был когда-то женщиной — предположение дикое, но пусть пока будет! — то очень-очень давно он стал стопроцентным мужчиной. Другие идеи у тебя есть?
Эопта покачал головой, сдаваясь.
— Все дело в замке, — тотчас сказал Эахельван.
— Я не понимаю…
— Сейчас поймешь.
Эахельван увлекся, излагая свою теорию. Ему было уже безразлично, кто его слушатель, начитанный коллега, друг и доброжелатель или ограниченный крестьянин, злой на целый свет за собственную неудачную долю.
— Любой замок, любое укрепление — женского рода.
— «Замок» — мужского рода, — возразил Эопта.
— Ха! Это только грамматически, но мистически, сверхрационально замок — такая же женщина, как и любая другая женщина. Замок осаждают, его добиваются, его охраняют, берегут, украшают… Он — кормилица, мать, возлюбленная. При виде замка сердце воина замирает, а потом наполняется теплом и расширяется в груди. Впрочем, тебе не понять.
— Нет, я понял. Замок подобен женщине, — проговорил Эопта спокойно. Он сам удивлялся этому спокойствию. Очевидно, число оскорблений, изрыгаемых Эахельваном, перешло критическую черту. Теперь Эопта не чувствовал ни обиды, ни злости, ни даже желания что-то доказывать. В данном положении у него было только два способа действий: либо убить наглого старикана, либо стать выше его грубости и пропускать все колкости мимо ушей, запоминая и усваивая то важное, что он излагает.
— Тот, кого мы называем «защитником», на самом деле, в истинном смысле своего служения, является, скорее, «воплощением», «манифестацией» замка, — продолжал Эахельван. — Так, Гонэл идеально подходит для своей роли. Великолепная женщина, красивая, сильная, очень женственная. Видишь ли, у женщин гораздо больший жизненный диапазон, чем у мужчин. Ни один из нашего брата не в состоянии пасть так низко, как их сестра, но ни один из нас не в силах и взлететь на такую высоту…
— Гонэл — на высоте, — подытожил Эопта.
— Меня восхищает твое внезапно обретенное умение извлекать квинтэссенцию из сказанного… — Эахельван произнес это таким тоном, что Эопта не понял, действительно ли старик восхищен, или же то была особо утонченная ирония. Впрочем, Эопту это и не занимало. — Лутвинне носил женское имя, потому что занимал место, которое по праву должно было принадлежать женщине. Вот разгадка, — сказал Эахельван. — Теперь вопрос второй, не менее важный, чем первый. Что случилось с Лутвинне и его ролью, когда в замке появилась Ингильвар?
— Ингильвар — женщина, — сказал Эопта.
— Браво, мой мальчик. Квинтэссенция извлечена. Ингильвар действительно была женщиной, женой защитника… и, как я предположил, роль воплощения замка перешла к ней.
— Иными словами, Ингильвар стала замком?
— Душой замка. Духом замка. Да. Я уверен в этом.
— Но ведь она была простой смертной женщиной…
— Вот-вот-вот… Мы уже близки к разгадке второй тайны! Лутвинне передал ей и свою роль, и свое бессмертие… Но об этом стало известно далеко не всем — и, главное, это выяснилось гораздо позднее… Теперь окончание истории, слушай. Случилось так, что однажды Лутвинне попал в плен. Враги увезли его за Серую Границу и поместили в одной из своих крепостей. Я думаю, что они даже не особенно мучили его, им этого и не требовалось. И Лутвинне начал умирать. Один из троллей срезал прядь волос с его головы и отвез в замок к Ингильвар. «Мы готовы отдать тебе твоего мужа, — сказал посланник Серой Границы, — в обмен на то чудесное платье, которое изменяет внешность».
— Откуда они знали о платье? — перебил Эопта.
— Ты тоже не поверил в то, что им рассказал об этом Лутвинне? — обрадовался Эахельван. — Вот и я не поверил. Предполагаю, разболтал никто иной, как Моран Джурич. Видишь ли, Моран хоть и Мастер, из числа высоких Мастеров, но в родстве с троллями… Это трудно объяснить, да и сейчас не требуется. История поддается пониманию без объяснения, почему Джурич одновременно и тролль, и Мастер, не так ли?
Эопта кивнул.
— Приближаемся к развязке! — провозгласил Эахельван. — Учти, ты первый, кому я излагаю историю Ингильвар в моей собственной трактовке, с моими собственными комментариями! Итак, тролли знали о платье, потому что хвастливый Моран Джурич рассказывал всем и каждому о своем сногсшибательном успехе. И троллям потребовалось это платье. Ингильвар знала, что ее муж — бессмертный эльф и что его страдания в плену у троллей будут длиться вечно, если она не сумеет вызволить его. Поэтому она перерыла весь замок, отыскала подарок Морана и вместе с посланцем отправилась за Серые Границы. Но когда она приехала, Лутвинне уже умер. Он был мертв, и ей показали его тело, чтобы она убедилась в том, что смерть его была естественной. Его не убивали, понимаешь? Он просто перестал быть бессмертным.
— Потому что бессмертной стала она, — прошептал Эопта. — Понимаю, да. Муж и жена ведь превращаются в единую плоть.
— Именно, — кивнул Эахельван.
— Теперь я должен задать третий вопрос?
— Ты быстро учишься.
— Что случилось с Ингильвар после того, как выяснилось, что она обрела бессмертие, но потеряла мужа и свободу?
— Молодец, — одобрил Эахельван. — Она осталась в плену. Тролли не отпустили ее. Они забрали платье и заперли Ингильвар в одном из своих подвалов. Так что и платье, и женщина — там, за Серой Границей, за туманами.
— У меня есть четвертый вопрос, — медленно проговорил Эопта, — а ты-то откуда знаешь про пленение Ингильвар? Вряд ли об этом пишут в книгах!
— Возможно, мне сказали об этом люди, — отозвался Эахельван. — Мы ведь с тобой в самом начале нашей беседы установили, что книги и люди в качестве источника сведений равноценны.
— Какие же люди знают о том, что творится за Серой Границей?
— И снова — молодец, мой мальчик. Такая проницательность стоит вознаграждения, и ты получишь его — в виде моей искренности. Мне сказали об этом не люди, а тролли.
— Понятно…
— Если ты хочешь изменить свою жизнь, приходи в замок, нанимайся на службу. Найди себе верных друзей. Отправляйся с ними в патруль, а потом, как-нибудь улучив момент, перебирайся за Серую Границу. Ты найдешь Ингильвар в Гарагаре, крепости туманов. Ингильвар и платье — оба талисмана находятся там. Забери их и владей — если не целым миром, то по крайней мере маленькой вселенной своей жизни.
Они помолчали, дожидаясь, пока отзвенит торжественность этих слов.
Потом Эопта пренебрежительно фыркнул:
— Ха! А тебе-то что за нужда во всем этом?
— Мне нужно платье, — просто ответил Эахельван. — И ты добудешь мне его.
Так Эопта появился в замке.
Гонэл приняла его на службу. Ей не хватало людей. Постоянно не хватало.
По сравнению с тем, как обстояли дела во времена защитника Лутвинне, все стало гораздо хуже и труднее: граница приблизилась, набеги врагов стали чаще, и нужда в солдатах резко возросла.
Гонэл не скрывала от новобранца, что опасность велика: люди часто погибают, особенно новички. Но Эопту это не страшило, он не хотел работать на земле, он предпочитает воевать и, если уж так сложится судьба, погибнуть, — так он отвечал.
И Эопта был принят на службу.
Скоро, как и советовал Эахельван, у него появились и друзья. Эопта был весьма осмотрителен в выборе и предложил свою дружбу таким же бывшим крестьянам, как он сам.
Одного звали Веньо, другого — Хатра. Эти двое выросли вместе, в одной деревне, и дома их родителей стояли по соседству, а теперь они сражались бок о бок. Они охотно приняли Эопту в свой круг. У них нашлось много общих тем для разговоров.
Эопта оказался в компании кстати еще и потому, что Веньо влюбился в эльфийскую лучницу Эвремар и отошел от старого друга. Хатра сердился, особенно поначалу, но потом вынужденно признал правоту Эопты, который говорил, что в случившемся нет ничего предосудительного. Напротив, все это в порядке вещей. Каждый может влюбиться, и тогда какая-то посторонняя особа женского пола вдруг становится для мужчины дороже его прежних привязанностей, и даже друзья на всю жизнь как будто отходят на задний план.