Новая Зона. Крадущийся во тьме - Страница 9

– Так подайте же пример. Входите. А я уж за вами следом.

– Вот так вы, молодые, всегда поступаете. Следом да следом. А чтобы первым наследить – кишка тонка?!

После чего он с неожиданной ловкостью встал на одно колено и произнес театральным голосом:

– Сэр! Я вас уважаю.

Никита покосился на крыльцо, посильнее запахнул куртку, вспомнил, что на нем джинсовые бриджи, но если повторит подвиг, то аккурат встанет на грязный мерзлый пол голыми коленями, и посмотрел на Дима. Тому было абсолютно наплевать, если бы он у двери даже разлегся: плотный бушлат, толстые штаны, сапоги до колен…

– Аркадий Райкин «Воспоминания», – вздохнув, проговорил Никита, заканчивая игру. – За некоторым исключением очень близко к тексту, входите.

– А кишка оказалась-таки тонка доиграть до конца, – заметил Дим и легко поднялся. – Ладно, так и быть, не будем смущать соседей.

– Выиграл, – констатировал Никита, входя последним и прикрывая за собой дверь. – Далеко тебе до Корнея Чуковского.

– А я разве стремлюсь, гений? Мне в отличие от тебя Зона память не дарила. – Дим фыркнул и потащил грибы на кухню, оставив Никиту в некотором замешательстве и осознании того, что выиграть-то он, возможно, и выиграл, но как-то нечестно. Тем более касательно эрудиции и памяти на детали Дим если и уступал ему, то не слишком. Видимо, действительно сказывался уровень образования, или удивительная работоспособность, или нечто еще.

Когда он пришел на кухню и тоже занялся грибами, то спросил:

– А что она дала?

– Кто? Баба Нюра? – насмешливо уточнил Дим.

– Зона. – Никита вздохнул. – Ты же сказал: мне Зона подарила память. А тебе?

Дим медленно положил нож на край стола.

– Запомни раз и навсегда: если Зона дарит, то потом и забирает. Сторицей. Мне не давала, я сам взял. И, знаешь, не сказал бы, будто стал счастливее от этого. – Взгляд у него стал каким-то затуманенным. Наверное, Дим вспоминал, но Никита больше не хотел слушать. Он уже успел пожалеть, что вообще задал вопрос. В конце концов, это не его дело. – Зона никого и никогда не отпускает, даже тех, кто выгрыз себе свободу, а тех, кто думает, будто независим от нее, любит особенно. Думаешь, почему легендарные сталкеры почти все в нее ушли? Вот из-за нее – позвала.

– Дим… – позвал Никита.

– Из всех, кого я знаю, на плаву держатся от силы пятеро, но у них… не знаю, в мозгах что-то. Слишком любят жить и… себя, наверное. Эгоисту наплевать на окружение, окружающее, окружающих, он и в Зоне выживет, и где угодно. Эгоиста зацепить-то невозможно. И разочарований у них не наступает особо. Я знал одного, так его жизнь кидала так… другой руки давно опустил и спился бы, а он – нет.

– Но не просто же так в сталкеры подался? – Никита покачал головой. – По-моему никто, относящийся к себе хорошо, в Зону не сунется. Я достаточно видел и скажу со всей уверенностью…

– А у него выхода действительно не было. Если б на эксперимент не пошел, остался бы парализованным на всю жизнь.

Никита охнул.

– Зря сочувствуешь. Там жизнь и до Зоны над парнем поизмывалась, но он тоже достаточно сильно ее прогибал. Все честно: закон кармы.

– Бандит или авария какая-нибудь?

– Теракт. Случайно оказался не в том месте и не в то время. Результат – больничная койка и что-то странное с мозгами. В смысле тело в норме, мозговая деятельность – тоже, даже более того, парень на французском говорить стал, будто парижанин в четвертом поколении, хотя раньше, как говорится, только со словарем и лучше рот не открывать. А вот вместе тело и мозг не работали.

– И как же он?..

– К аудиокнигам пристрастился, заказал за границей компьютер с голосовым управлением. В жалость к себе он не ударился точно. Может, конечно, просто не осознал еще весь ужас ситуации, раньше познакомился со… Штирнером.

– И…

– Сейчас живет в роскоши, сталкерское имя себе придумал романтичное, даже мистическое. В Зону ходит, как к себе домой, вроде как от нее никак не зависит, да только не знаю… Он всегда одиночкой был, а тут напарника завел… необычного. Какой здравомыслящий человек живое воплощение Зоны с собой таскать будет, а? Ты или я – совсем другое, а там практически не человек. Значит, не миновало его зоновое проклятье, просто зависимость у него не от Москвы.

– Может, он не из-за Зоны? – Никита вздохнул. – Просто… одиноко.

Дим пожал плечами.

– Может, конечно. Я никаких дел с ним не имею и иметь не собираюсь. Да он и сам не захочет. Он ведь, считай, из «птенцов» профессора Штирнера последний. И когда, так скажем, из установки выбрался, думал, всех положили, он лишь один и спасся. Не хочу я его тревожить, ни к чему это, хотя и приглядываю время от времени.

Дим снова взял нож. Никита дочистил гриб и задал вопрос, ответ на который хотел узнать порядком давно:

– Скажи, Дим, а я? Есть у меня шанс порвать со всем этим? Ну, я согласился с тобой работать, а если вдруг расхочу?

Дим покосился на него и фыркнул:

– Хоть завтра, только ты ведь не захочешь.

Никита вынужденно признал его правоту. Без Дима, их работы по сбору данных и слежения за Зоной он чувствовал бы себя нецелым, причем во всех смыслах этого слова. Работа давала ему цель, отгоняла пустоту, в которой Никита ощущал себя сколько себя помнил. Он не умел жить для себя и сильно завидовал неназванному легендарному сталкеру, о котором рассказывал Дим. Никите жизненно необходимо было приносить пользу, быть кому-то нужным, даже необходимым. Без этого он чувствовал себя словно висящим в вакууме: без твердой опоры под ногами, без понимания низа и верха, совершенно потерянным.

– Скажу больше: в Зону если ты и сунешься, то не дальше двух километров от стены. Это ясно?

– А я пойду в Зону? – неуверенно спросил Никита. Его пугала такая перспектива, но вместе с тем какая-то часть его замирала от восторга и ожидания. Он хотел в Москву, будто что-то тянуло его туда.

– Пойдешь, – с непонятным осуждением в голосе сказал Дим. – Во-первых, надо посмотреть, как ты будешь реагировать на аномалии, а во-вторых, все мои базы данных находятся именно в Москве, я обязан показать тебе схрон, подстраховаться на случай, если со мной случится что-нибудь летальное.

Никита вздрогнул. Спрашивать о возможной угрозе он счел несвоевременным.

Никита прятался за грудой наваленных бетонных блоков и каждые пять минут поглядывал на сканер. Подвижные аномалии в этом районе Москвы встречались редко, как та же хмарь, например, которую в сталкерских кругах давно переименовали в хмыря за привязчивый характер. Артефакты – тоже. Но, как говорилось, пусть редко, но метко они все же попадались.

«Пирамидка» внешне представляла собой объект вроде мыльного пузыря. Она имела похожую радужную оболочку, переливающуюся всеми цветами и оттенками спектра, только форму сохраняла не шарообразную, а конусообразную с квадратным основанием. Обычно она зависала в метре-полутора от земли и, что немаловажно, двигалась.

«Пирамидка» являлась нематериальным артефактом волновой природы – полем или областью, притягивающей мелкие частицы пыли и аэрозоли. Как правило, встречалась она в «иллюзе» – висела и воспринималась несчастными, пораженными аномалией, как галлюцинация, но сейчас отделилась от него и уже приблизилась метров на пять к Никите, чем сильно его раздражала.

Находись он в Зоне не один, он так не паниковал бы, но Дим в этот раз с ним не пошел и вообще настаивал на том, что настоящий легендарный сталкер – всегда одиночка. Откуда он взял, будто Никита способен стать этим легендарным, – песня отдельная, но факт оставался фактом.

«Только научившись доверять себе, сможешь обзавестись напарником, водить группу, да и вообще идти с кем бы то ни было», – повторял Дим, и Никите приходилось соглашаться. Благо, походы в Периметр оставались непродолжительными и на Никите сказывались сугубо положительно. Каждый раз, входя в Москву, он будто рождался заново: то ли так влиял адреналин в крови, то ли сама Зона.