Новая Зона. Крадущийся во тьме - Страница 12

«Какие дурацкие мысли лезут в голову», – успел подумать он, когда из автомобиля выскочили патрульные и, ловко скрутив ему руки за спиной, защелкнули наручники.

При попытке представиться Никита удостоился удара под дых и надолго замолчал в силу естественных причин – пробовал отдышаться. За это время его отлепили от капота и кинули на заднее сиденье, соблюдая абсолютную тишину. Называться полицейские не сочли нужным, из чего Никита заключил, что его похищают.

«Хотели бы, убили сразу», – решил он, мгновенно успокоившись.

В чистом и теплом салоне приятно пахло дорогим ароматизатором. Похитители не имели отношения к убившему Дима маньяку, а значит, в их обществе можно рассчитывать на какую-никакую безопасность. Относительно же их намерений Никита решил поразмышлять позже. Если людей хватают на улице ни с того ни с сего и везут в неизвестном направлении, кому-то они нужны, и рано или поздно получится узнать, зачем именно.

Велюровое сиденье неприятно терлось о щеку, Никита изловчился и сел, постаравшись не слишком облокачиваться на скованные за спиной руки. Водитель бросил на него острый взгляд через зеркало заднего вида, но ничего не сказал. Его напарник даже не обернулся. Похитители не думали, будто пленник в состоянии совершить какое-нибудь безумство вроде разбивания стекла и выпрыгивания из машины на полном ходу, и их совершенно не волновало, запомнит ли Никита дорогу. Хотели бы скрыть, засунули бы в багажник, в конце концов!

Полицейский, сидящий на пассажирском сиденье, включил радио, и Никита окончательно убедился: к правоохранительным органам похитители не имеют никакого отношения. Радиоволну не прерывал хрип радиостанций и сообщения диспетчера, никто не вызывал патрульных на связь.

– В Подольске девятнадцать часов. Новости, – произнесла ведущая поставленным музыкальным голосом.

«Тойота» выехала на Симферопольское шоссе и влилась в довольно плотный поток легковых автомобилей, мини-вэнов, микроавтобусов и фур. Водитель щелкнул тумблером, расположенным у коробки передач, включая сирену. Никита скривился, но благоразумно промолчал и уставился в окно.

Вначале он старался запоминать дорогу, отмечал в памяти дорожные указатели, потом плюнул и прикрыл глаза. Никита никогда не подумал бы, будто заснет в полнейшей неизвестности, едва пережив сильнейшее потрясение, да вдобавок под вой полицейской сирены, но именно это и сделал. То, как водитель усмехнулся, бросив на него еще один пристальный взгляд в зеркало заднего вида, он уже не видел.

– Видать, совесть-то чиста, – тихо произнес тот, кто сидел на пассажирском сиденье.

– Либо он так считает, – ответил водитель.

– Прошу, Игорь Николаевич, – произнес Вронский красивым поставленным голосом и улыбнулся. – Я ждал вас никак не раньше девяти. Доброе утро.

– Утро у меня благодаря вашему начальнику началось в полшестого, – заметил Ворон, – и я со всем старанием и чаянием не могу назвать его добрым.

Вронский изобразил на лице гримасу искреннего сочувствия, Ворон тяжело вздохнул, глянул на потолок, обнаружил на нем трещину и вздохнул еще раз. Он не знал, какими правдами и неправдами Шувалов заманил на работу этого молодого человека одного возраста с Дэном и, судя по всему, в разы более амбициозного, но оно того стоило. Насколько Ворон помнил, Вронский приходился племянником кому-то из сотрудников и устроился в морг ради того, чтобы вжиться в образ перед съемками. Профессиональный актер, да еще и соответствующей внешности, которую принято называть модельной, и вновь здесь – в обычно пустующем морге Института Изучения Зоны, в просторечье ИИЗ, – нонсенс и анекдот одновременно.

– Я не думал встретить вас снова… м-м… Анатолий, если не ошибаюсь? – заметил Ворон.

Часы над второй, стеклянной дверью, за которой скрывался длинный узкий коридор, пробили семь. Ворон приехал в ИИЗ в такую рань с намерением разнести по камешку не только сам морг, но и основное здание. Ради разнообразия он даже собирался припомнить о том, что не является штатным сотрудником – всего лишь консультирует и выполняет разовые контракты. Однако кричать на Вронского не выходило совершенно. Мальчишка безупречно играл роль аристократа на службе и сносил любую грубость с улыбкой и смиренным выражением лица. Выглядеть хамоватой сволочью и грубияном в его присутствии у Ворона не получалось, а ведь обычно ему было плевать на мнение окружающих с Останкинской телебашни. Он невольно включался в навязываемую ему игру и получал от нее некое извращенное удовольствие.

– Если вас не затруднит, Игорь Николаевич, обращайтесь ко мне по фамилии, – попросил Вронский. В принципе Ворон так и делал обычно, но не выказать свое неудовольствие хотя бы в такой форме попросту не сумел.

– Только если вы, Анатолий, в свою очередь прекратите поминать всуе мое настоящее имя и вспомните принятое в этих стенах, – холодно и столь же вежливо парировал он и довольно усмехнулся. Один-один. Называть его сталкерской кличкой Вронский отчего-то не мог категорически и постоянно запинался, то ли пробуя вставить обращение «господин», то ли «сталкер». Первое выглядело по-дурацки, второе отдавало американизмом, нечто третье не подходило по определению.

– Хорошо… Ворон, – сказал Вронский, отступив, развернулся и прошел к стеклянной двери, – я провожу вас.

Закрывать входную дверь он предоставил гостю. Ворон усмехнулся, щелкнул задвижкой замка и поспешил догнать Вронского, который довольно быстро пошел по коридору в направлении холодильника и опередил его уже шагов на десять.

Серые стены, лампы холодного искусственного света, эхо, подхватывающее отзвуки шагов. Все морги, в которых бывал Ворон, оказывались похожими один на другой и одновременно – на декорации к средненькому фильму ужасов. Слишком чисто и стерильно здесь было, подчеркнуто искусственно и не живо, неправильно и словно уже не принадлежало реальному миру. Возможно, так и должно выглядеть место, имеющее прямое отношение к смерти, но мириться с этим не получалось и не хотелось.

– Ниши прорубили бы и цветы поставили бы, что ли, – пробормотал Ворон себе под нос. – В кадках.

– Извините?

– Мысли вслух, – поморщился Ворон. – Господин Вронский, мне не хотелось бы показаться бестактным, но позвольте вопрос: вас выгнали с киностудии или из театра? Почему мы вновь встречаемся в месте, подобном этому?

– Здесь удивительно спокойно, – не оборачиваясь, произнес тот, – роли запоминаются в разы проще, к тому же работы не так уж много, я просто сижу за столом и встречаю гостей. Вчера привезли первое тело за три с половиной месяца.

– И как впечатления? Вы видели его?

– Странные. – Вронский пожал плечами. – Я ведь уже наблюдал убитых людей. Тех же белых сталкеров, помните?

– Разумеется. И?..

– Василий Семенович утверждал, будто убитый являлся сталкером-нелегалом, но он… не знаю, не походит на обычных ходоков в Зону… я не специалист, не технарь и не медик, мне сложно объяснить.

– Попробуйте.

– Когда я увидел тело, у меня почему-то создалось впечатление, как у Гамлета при встрече с призраком отца.

Ворон криво усмехнулся и тотчас одернул себя, благо Вронский по-прежнему не оборачивался и не мог увидеть гримасы.

– Признаться, заинтриговали. За все время нашего знакомства я впервые слышу от вас столь эмоциональный ответ.

– Не принимайте мои слова слишком серьезно. Вы вполне можете посчитать случай заурядным, – губы Вронского украсила тонкая улыбка, – тем более ничего особенного в методе убийства нет. Я актер и привык изъясняться образно, только и всего, а здесь и вовсе исполняю роль привратника, встречающего посетителей, вне зависимости от того, к какому миру они принадлежат.

– Да-да, – покивал Ворон, – иной раз очень нервных посетителей вроде меня. У Василия Семеновича кишка тонка встретиться со мной самому?

– Он ждет в зале.

Шувалов действительно оказался там: сидел за столом Вронского и прихлебывал чай из большой красной кружки с надписью «Босс». В окружении разнообразных оттенков серого кружка смотрелась вызывающе ярко. Кроме толстой серебристой папки, сдвинутой на угол, и настольной лампы стального цвета на подвижной ножке-штативе, столешница была пуста и практически хирургически чиста, не считая того места, куда Шувалов ставил свою кружку.