Новая реальность (СИ) - Страница 36

— Отчего же не знаю, конечно же, знаю, — я внезапно поймал кураж. Двор Августа славился своей распущенностью в крайней степени, не удивительно почему их такие вещи привлекают. Подцепив вилкой картошку, я отправил ее в рот, тщательно прожевал и только после того, как сглотнул, продолжил. — Все, о чем говорите, истинная правда. И мы все, глядючи на государя, стараемся употреблять сей овощ в достаточном количестве, чтобы не пришлось краснеть перед дамами. Я вот, например, ежедневно его употребляю, — произнеся последнюю фразу, я весьма откровенно посмотрел на графиню Ожельскую, и медленно поднес ко рту еще один кусок картохи. Она слегка покраснела и одним глотком допила вино, тут же протянув руку с бокалом слуге за добавкой. Похоже, мне сегодня предстоит на деле доказывать полезность картофеля. Интересно, а как отреагирует Фридрих, когда узнает, что мы с ним почти родственники, потому что в наших постелях побывает одна и та же женщина? Не испортятся ли наши отношения? Хотя, с графиней будет спать Петр Михайлов, а император Петр сейчас нервишки, связанные с тем, что картошка закончилась, лечит, так что тут возможны варианты. Ну и еще, надо поручить Петьке достать все новые выпуски Юдинских газет, чтобы хотя бы представление иметь о том, что этот журналюга доморощенный в них про меня накатал, и что сейчас смакуют в салонах Европы. А также разузнать, кто и на какие языки газету переводить удумал, и кто переводы эти печатает.

С графиней у меня не получилось ничего. Нет, я виноват в этом не был, просто она слегка перебрала спиртного, и когда мы добрались до ее спальни, она упала на кровать и стала напоминать мне бревно, причем бревно, пропитанное насквозь алкогольными парами. Я и сам не сказать, что очень трезв был, но внезапно мне стало не до любовных утех. Тем более, что, нагнувшись над ней, я ощутил запах тяжелых духов, которые смешавшись с другими не слишком приятными запахами внезапно вызвали протест. А ведь я специально пил больше, чем обычно, потому что подозревал подобную реакцию собственного тела. Постояв над пьяно улыбающейся во сне молодой женщиной, я помотал головой и тихонько направился к выходу из комнаты. Нет, если бы она не отрубилась, то при известной доле сноровки, возможно, все бы и получилось, тем более, что графиня не девочка, и можно было бы обойтись и без предварительных ласк, как бы цинично это не звучало. Она была всего лишь незаконнорожденной дочерью Августа, одной из многих, кстати говоря, поэтому никакой охраны при ней не было, и никто не знал, что в ее комнату мы вошли вместе. Догадывались, конечно, как тут не догадаться, если мы уходили из бальной залы вместе, при этом графиня смеялась и висела на моей руке.

Нетрудно было догадаться, что при таком наплевательстве со стороны папаши, графиня Ожельская не зря искала покровительства кронпринца Пруссии, и даже тайком ездила к нему в Берлин. И не хватился же ее никто. Такие вот веселые нравы царили при этом польском дворе.

А еще мне интересно, для кого все-таки меня так сильно хранит провидение? Я же с такими раскладами скоро узду не смогу в руки взять из-за кровавых мозолей. Прыснув над собственными мыслями, я, покачиваясь, побрел к выходу из комнаты. По дороге зацепился за стул и растянулся на полу, благо покрытому пушистым ковром, так что обошлось без сильного грохота. Лежа на животе, я собирался с силами, чтобы подняться, но тут меня привлек тусклый блеск из-под ножки секретера, которая находилась сейчас прямо у меня перед глазами, и до того, как я сумел сосредоточить на ней взгляд, сильно качалась из стороны в сторону. Любопытство сгубило не только кучу кошек, но и меня однажды оно не пощадит, я просто в этом уверен, говорил я сам себе протягивая руку к привлекшему мое внимание блеснувшему предмету. Это оказался небольшой серебряный ключик. Кто прячет ключи под ножками секретеров? Только тот, кто не хочет таскать их с собой, и хочет постоянно помнить, где он находится. И логично предположить, что этот ключ прекрасно подойдет к одному из ящиков секретера.

Хмель сразу же начала выветриваться из головы, когда я поднялся и принялся осматривать многочисленные ящики этого сооружения, которое практически все из тех самых ящиков состояло, периодически поглядывая на спящую графиню. Думать тут было не о чем, во всех ящиках, кроме одного, ключи были вставлены в замки. Это было глупым решением. Следовало и этот ключ оставить на своем месте, тогда на фоне всех остальных ящиков этот не выделялся бы, а потенциальному вору пришлось бы повозиться, прежде чем проверить каждый, дабы найти нужный. Учитывая же количество этих самых ящиков, для того, кто не знает, что и где находится, нужен был как минимум час, чтобы все как следует осмотреть, а у воров обычно в распоряжение гораздо меньше времени. Но графиня слишком умной мне не показалась, так что то, что это ее решение так сильно облегчившее мне жизнь, вместо того, чтобы ее осложнить, было все-таки довольно закономерно.

— Вместо того, чтобы любовью заниматься, ты по чужим столам шаришь, поздравляю, Петр Алексеевич, ты истинный извращенец, — тихонько пробормотав это напутствие, я открыл пресловутый ящик и, заглянув внутрь, увидел то, что и хотел увидеть — аккуратно свернутые бумаги с взломанными печатями, похожие на письма. Брать или не брать? Вот в чем вопрос. Еще раз оглянувшись на Анну Королину, я вытащил одно письмо наугад и повертел его в руках. Письмо было без обозначения адресата, скорее всего, доставлено курьером, или отданное лично в руки графине Ожельской. Открыв его, я поднес поближе к свече и принялся читать. Написано оно было на немецком, что уже вызывало определенные подозрения.

Пару раз графиня повернулась и весьма не эстетично всхрапнула, тогда я замирал, чувствуя как бешено колотится сердце, боясь, чтобы меня не застали врасплох, потому что объяснить подобное было бы сложновато. Прочитав письмо до конца, я задумался, а затем выгреб все, что было в секретере и выбрал письма, их было всего три, запечатанные подобным образом. Остальные принадлежали, вероятно, многочисленным любовникам графине и их содержимое вызывало у меня тошнотные спазмы, настолько они были фальшивы и от них просто несло пороком. Только одно из них резко отличалось от остальных, оно не было подписано, но и стихи были хороши, и чувствовалась искренняя влюбленность автора. Письмо тоже было написано на немецком, и я даже догадываюсь, чьему перу оно могло принадлежать. А может это и хорошо, что у нас с ней ничего не получилось, а то еще какую болезнь подхватил бы, учитывая количество весьма откровенных опусов.

Быстро запихав остальные письма на место, я спрятал те, что отобрал за пазуху, закрыл секретер и сунул ключ на место под ножку. Проведя по сюртуку, проверяя, чтобы ничего нигде не торчало, я внезапно напомнил самому себе де Брильи в известном фильме, который всю дорогу носился с бумагами Бестужева для французского правительства. Ассоциация была настолько сильной, что мне пришлось прикусить костяшку указательного пальца, чтобы не заржать.

Еще раз посмотрев на спящую графиню, я подхватил канделябр и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Мне было, о чем подумать. Те письма, которые сейчас лежали у меня за пазухой были адресованы графине никем иным, как Фридрихом Вильгельмом, отцом Карла Фридриха, кронпринца Пруссии. В этих письмах он всячески поощрял связь между сыном и графиней, и даже призывал ее действовать более упорно, погружая нелюбимого сына в пучину развращенности. Также в том письме, которое я мельком просмотрел, Фридрих Вильгельм высказывает опасения по поводу того, что Австрия все более и более отдаляется в сторону Англии. Видимо, Карл решил таким образом упрочить свое пошатнувшееся положение, потому что роль императора в Священной Римской империи все больше и больше напоминала синекуру. И в этом своем стремлении он не брезговал ничем, даже пригласил в качестве учителя для Марии Терезии Бенгеля, после рождения сына. Неокрепший разум девочки-подростка очень гибок, а лютеране могут быть крайне убедительны. Тем более, что опыт сосуществования с католиками у них имелся и довольно неплохой. Высказавшись, король Пруссии требовал от графини усилить влияние на отца, чтобы тот хотя бы разузнал к чему все скатывается.