Новая реальность (СИ) - Страница 27

— Я намерена умолять тебя согласиться на предложение французов. Меня всю мою сознательную жизнь готовили к этому замужеству. То, что у отца не получилось… Наверное, это потому, что я незаконнорожденная.

— Угу, это учитывая то, что мамаша самого Луи Орлеанского дочурка Короля Солнце и одной из его любовниц, признанная, но от этого более законнорожденной не ставшая. Конечно то, что твои родители все-таки поженились, хоть и после твоего рождения, сыграло здесь большую роль, — я лихорадочно пытался понять, что нужно французам. Почему сейчас? Это как-то связано с рождением у Карла законного наследника? У меня сейчас голова лопнет. Так, вдох-выдох. Наверняка мотивы, хоть и завуалированные мне озвучит Шетарди, а пока нужно говорить с Лизой. — Ты справишься? По сравнению с нами, французский двор покажется тебе воплощением Содома с Гоморрой.

— Я справлюсь, — она жестко усмехнулась, и я впервые увидел в ней не ветреную красавицу, а дочь Петра Первого, которая в нереализованном будущем была далеко не самой худшей императрицей такой огромной и противоречивой страны как Российская империя. Ну а что, история любит глупо шутить. Французы вроде бы своего дофина замуж за несостоявшуюся Екатерину вторую уже отдали. Будет снова власть из Лизкиных рук принимать, только уже во Франции.

— Что нужно было шведам? — раз пошел такой разговор, то будем играть по-взрослому.

— Ты. Им нужен ты. Точнее, не совсем ты, а тот, кто от твоего имени правит… Правда, даже я не могу вычислить этого плута. Мне предложили твою корону на некоторые территориальные претензии, существенную безделицу, учитывая награду.

— Я полагаю, что ты отказалась, учитывая наши откровения, — я поднес соединенные пальцы к переносице. — Можно узнать, почему?

— Мне двадцать один год, уже практически перестарок, сам понимаешь. Я, что бы обо мне не говорили, хочу замуж. Но есть одна маленькая преграда. Есть ты, Петруша. Ты, который из щеночка, что ел с моих рук, внезапно превратился в волка. Еще молодого, и где-то неразумного, но безумно опасного и притягательного, — ее глаза загорелись, и я невольно подался в кресле назад. — Я молилась несколько ночей подряд, потому что жаждать собственного племянника — это неправильно, это грешно, но плоть моя слаба, и выйди я замуж здесь в России, никто не знает, чем все может обернуться. Мы погубили бы друг друга, Петенька. А я не хочу, чтобы ты погубился. Я хочу видеть, как ты вырастишь в истинного вожака стаи, хочу гордиться тобой. Думаешь, это первое предложение, которое иноземцы мне делали, лишь бы избавиться от тебя и тех, кто стоит за твоим креслом? Я люблю тебя, и когда ты еще до смерти Наталии плакал на моих коленях и умолял подождать, потому что ты сумеешь избавить всех нас от совета, как сумел избавить от Меншикова, я верила тебе. Разве я не была права в своей вере? — Елизавета откинулась на спинку, и плотнее закуталась в шаль, потому что даже через кружево было видно, как вздымается в декольте ее грудь. Я же тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Значит, Петруха сам замысливал бунт, правда, не успел его осуществить. Вопрос о том, была ли оспа случайностью, снова встает в своей неприглядной красе. — Когда Остерман сказал, что сможет убедить священный Синод в том, что в нашей связи не будет ничего постыдного, я даже на мгновение поверила в это, но потом лишь убедилась, что все это глупые мечты наивной Лизки.

— Тебе придется принять католичество, — выдавил я из себя.

— Да, я знаю. Меня же готовили к этому, ты что забыл? Наверное, именно поэтому я поверила Остерману, у католиков такой брак считается обычным делом, — Елизавета покачала головой. — Но, я хочу, чтобы ты помнил, что я всегда останусь, прежде всего, русской, а потом уже католичкой.

Она встала, обошла стол, я же сидел не шевелясь. Как было бы проще, окажись она обычной хищницей, охотницей за короной. Как мне было бы проще. Елизавета наклонилась и очень целомудренно поцеловала меня в лоб. Прощай, Лиза. Какое бы решение я в итоге не принял, это наша последняя встреча наедине.

Когда Елизавета вышла, я сидел, задумчиво разглядывая руки. Ушаков вошел неслышно и снова расположился за столом, стоящим в некотором отдаление от моего.

— Все это существенно меняет дело, — проговорил он, начинаясь рыться в своей папке.

— Подслушивать — отвратительная привычка, Андрей Иванович, — я, наконец, отошел от слишком уж откровенного разговора, произошедшего только что с Елизаветой.

— Служба у меня такая, государь, Петр Алексеевич, — Ушаков вытащил бумаги, которые искал, и внимательно прочитал написанное. — Вот, Август польский болен. Скорее всего, он выздоровеет, как делал это неоднократно, но вопрос о престолонаследии поднимается уже не в первый раз. Польские шляхтичи и магнаты весьма недовольны правлением Августа, да и всем союзникам Речи Посполитой уже начинают надоедать его метания. В этом он Мазепу мне напоминает, что целый орден от деда твоего заслужил, имени Иуды.

— А Станислав Лещинский тесть Людовика, — я провел пальцем по губам. — Карлу в связи с рождением наследника поддерживать меня, ежели я вступлюсь за Августа и его саксонское семейство, не только вредно, но и где-то противопоказано. Моя поддержка в его законе о престолонаследии сейчас даром никому не нужна, и Франция решила, что вот он шанс попробовать решить польский вопрос в пользу Лещинского, не прибегая к таким затратным забавам, как война. И вот в чем дело, Андрей Иванович, я тоже раздумываю о том, чтобы закрыть все вопросы с Польшей, не отдавая ей на потеху моих солдат и офицеров. По большему счету мне наплевать, кто будет во главе Речи Посполитой стоять. Они все равно ненавидят Россию, и будут стараться как-то ей подгадить. Думаю, нужно послушать, что нам предложит сам Шетарди.

— Я немедля пошлю за ним, — Ушаков спрятал бумаги обратно в папку и вышел из кабинета, в который тут же зашел Репнин и доложил, что Кер пришел, вымотанный цинцем по самую маковку.

— Приветствую, Георгий Яковлевич, — я махнул рукой, разрешая Керу садиться. Тот не просто сел, а рухнул в кресло, на мгновение прикрыв ладонью глаза. — Что скажешь?

— У меня складывается ощущение, что богдыхан выдал нашему посланнику определенные инструкции, которым тот должен следовать.

— Странно было бы думать иначе, — я пожал плечами. — Чаю?

— О, нет. У меня этот чай уже в голове булькать начинает, — Кер состроил страдальческую гримасу.

— Так на чем удалось сойтись? — мне уже надоело переливать из пустого в порожнее с цинцами. Необходимо было определиться с будущими границами и подписывать договора, ведь и так понятно, что Тоси ехал так далеко не для того, чтобы вернуться к хозяину за дальнейшими инструкциями. Все-таки проблемы со связью были не только у меня.

— Все на том же. Посланник уперся и ни в какую не сдвигается со своего места, — Кер махнул рукой, и устало прикрыл глаза.

Так, что там у нас получается? А получается интересная картина. Цинцы к моему огромному изумлению отдают мне Лаодунский полуостров. Вот это поворот, как говорится. То ли корейцев боятся, то ли японцев опасаются, и, надо сказать небезосновательно. Далее, они подтверждают мою претензию на Алтай и Камбоджи. Насчет последнего, Тоси вообще махнул рукой и предложил мне его вместе с беспокойным Давьетом забирать. Только вот, а мне Давьет за каким чертом сдался? Ладно там посмотрим, главное, что возражений со стороны цинцев по поводу Камбоджи нет. И кстати, в переговорах с французами я эту тему отдельно подниму, и имею все шансы на то, что они поухмыляются и махнут рукой в мою сторону, мол, забирай, потому что пока не понимают ценности своей будущей бывшей колонии, а «потом» для них не настанет. Границу по Амуру цинцы со скрипом, но в итоге подтвердили, так же, как и небольшую часть Монголии. А вот с Казахскими степями уперлись и ни в какую не желали уступать ни пяди земли. А нужен ли мне сейчас кусок Казахского ханства? Может, хрен с ним? И так мы получаем больше, чем переварить сможем, учитывая, что я совсем не рассчитывал на полуостров, который совсем не маленький, к слову.