Новая реальность (СИ) - Страница 17

— Государь, Петр Алексеевич, — в комнату вошли приглашенные мною востоковеды. Вошли очень скромно, постоянно оглядываясь. М-да, не привыкли, чтобы их к императору вызывали. Ну ничего, привыкнут, мне много чего нужно у них узнать.

— Проходите, садитесь, Георгий Яковлевич, Василий Михайлович, — я кивнул на стоящие перед столом кресла. Сам же остался стоять у окна. Дождавшись, когда они усядутся, примостившись на краешке кресел, не решаясь противоречить, снова посмотрел в окно. Да, дворников обязательно в штат полиции вводить. Ушаков даже расщедрился и тех своих людей, которые сейчас были задействованы именно в уголовных расследованиях, протекающих не шатко не валко, Радищеву обещал отдать с наилучшими пожеланиями. Постояв так недолго, вздохнул и сел за стол напротив своих посетителей. — Василий Михайлович, сейчас дело больше вас касается. Что там у нас с калмыками?

— Дед ваш, государь, Петр Алексеевич, обещал Аюке, что наследником его будет Церен-Дондук, но его племянник Дондук-Омбо решил опротестовать данное заявление, и теперь они явились сюда, чтобы ты, государь, выступил для них третейским судьей и определил, кто из них больше подходит на роль хана калмыков.

— Какая интересная дилемма, — я потер подбородок, начавшая отрастать растительность на лице жутко раздражала, а бритье — это то еще приключение было. По-моему, я понял, почему русские отказывались бороды брить, да потому что почитай каждый день переживать процесс бритья, не каждый на такое пойдет, особенно, когда брить его некому и приходится самому опасной бритвой орудовать. — И каким образом я должен решить эту задачу, ежели я ни одного, ни другого в глаза не видел? Откуда мне знать, кто там у этих калмыков лучшим ханом может сделаться?

— Полагаю, государь, что Церен-Дондук надеется на то, что ты просто подтвердишь заверения деда своего, Петра Алексеевича. И только для этого уговорил племянника совершить столь долгий путь, да еще и зимой.

— Да, это очень правильное решение с его стороны, вот только если исключить крохотную деталь — я не мой дед, — откинувшись на спинку стула, я задумчиво переводил взгляд с Бакунина на Кера и обратно. Они сразу потупились и принялись разглядывать ковер. И почему они такие зашуганные? Даже как-то неудобно становится. — Василий Михайлович, я ведь спрашиваю тебя как знающего и опытного человека, что каждый из них собой представляет?

— Церен-Дондук более хозяйственный, но более мирный. Не такой славный вой, как племянник. Дондук-Омбо — задиристый, любит сражения. Каждый в чем-то хорош, но они разные, государь. Совсем разные.

— Так, хорошо, а кого нам выгоднее видеть на месте хана? — Бакунин пожал плечами.

— Не ведомо мне это, государь. Но за Дондуком-Омбо сила. Многие калмыки его поддерживают. Он способен за собой почти пять сотен кибиток увезти.

— Вопрос, куда увезти?

— В Порту он все посматривает. Сдерживает только разница религии. Османы сразу заставят ислам принять, а он не хочет, его и заветы Далай-ламы. Но Артемий Петрович больно Церен-дондука поддерживает. Даже без твоего одобрения уже объявил его ханом.

— Почему? — я попытался понять, о ком идет речь, но не преуспел. Ладно, потом узнаю.

— Боится, что калмыцкое ханство слишком сильным станет, и с ним невозможно будет справиться.

— А-а-а, а значит, подарить полханства османов — это очень хорошо, и ослабит калмыков. То, что при этом укрепятся османы — это совершеннейшая ерунда, — протянул я. — Почему мне не доложили о подобном произволе Артемия Петровича?

— Так ведь отписывали тебе, государь, что так, мол и так, князь Волынский не совсем понимает, что творит, и что нужно много раз подумать, прежде, чем судьбу калмыков таким образом строить, — Бакунин всплеснул руками. — Но, похоже, что челобитная не дошла до тебя, государь, Петр Алексеевич.

— Похоже, что не дошла, — я снова задумался. Туркам калмыков нельзя отдавать, но как предотвратить между ними раскол? Самому разделить, если только. А что, вполне себе выход. Один пускай границу охраняет, второй родные земли отвоевывать вместе с цинцами пойдет. А ханом вообще себя назначить! Принять буддизм и править всеми в мире и нирване. Или это откуда-то из другой оперы? Ну, посмеялись и будет. Скорее всего, придется разделить, скажем претендентами назвать или младшими ханами, как там у них дозволяется? Условие поставить, что кто из них докажет, что круче, тот по итогам соревнований станет ханом великого калмыцкого ханства, если они его завоюют, конечно. Я чем могу помогу, почему нет-то? Нужно с цинцем встречаться. Потом уже с калмыками. — Юрий Никитич, думаю, что нужно пригласить князя Волынского сюда, чтобы побеседовать с ним за жизнь. Скорее всего, он сумеет объяснить, чем руководствовался, делая именно такой вывод о калмыцком ханстве. Да, Радищева ко мне завтра, а на второй день посланника цинского зови. Георгий Яковлевич, знаком ли ты с тем посланником?

— С Тоси лично не знаком, — Кер покачал головой. — Но цинцев, даже, если знаешь, то все равно не знаешь до конца. Такой вот странный и по-своему опасный народ.

— А толмачом сможешь побыть? — я не хотел привлекать много лишних людей. Чем меньше человек знает о подобных встречах, тем проще сохранить их в секрете.

— Могу, — он кивнул.

— Отлично, тогда… — я не успел сформулировать мысль, как дверь распахнулась и в комнату вбежал какой-то семеновец. Отдышавшись, прислонив руку к груди, он тихо произнес.

— Пожар, государь. Немецкая слобода горит. И еще, там, в общем…

— Не мямли! — я привстал, опиравшись руками на крышку стола. — Что случилось?

— Кто-то из гвардейцев там покуролесил, государь, но пожар сильный, как бы на улицы не пошел.

— Идиоты, — прошептал я. — Седлать Цезаря! Узнаю кто мне Москву сжечь захотел, прибью как бешенную собаку.

Я выбежал из кабинета, на ходу натягивая протянутый мне Митькой тулуп. Тулуп я себе с боем выбил. Хороший, теплый, тяжеловатый слегка, но не критично. На голову легла шапка из чернобурки. Вот сапоги не переобул, выскочил на улицу в каких был. Цезарь уже пританцовывал от нетерпения, стоя возле крыльца. Рота гвардейцев личной охраны была на конях, все ждали только мое величество. Взлетев в седло, насколько быстро мне помог сделать тулуп, я тут же пустил Цезаря рысью, выскочив в едва открывшиеся ворота.

Столб дыма и даже зарево огня было видно даже отсюда. Стиснув зубы, я пригнулся к шее своего верного коня, который все ускорялся, пока не перешел в галоп.

Возле слободы уже собрался народ, организуя линию к ближайшему колодцу. Точнее, таких линий было уже несколько, и они справно работали, передавая друг другу ведра с водой. У того колодца, где я с трудом затормозил, явно не хватало людей.

— Стройся! В цепь! — я соскочил с Цезаря, бросая поводья уже подъехавшему Репнину, схватил ведро, которое протягивала мне хорошенькая девушка, в глазах которой горело пламя пожара, и от этого она не замечала не разметавшихся, вырвавшихся из тугой косы русых волос, ни то, что ведро из ее рук принял император. Я передал воду вставшему передо мной гвардейцу и тут же схватил следующее. Потому что пожар в наполовину деревянной Москве — это страшно. Не успеешь оглянуться, как твой дворец уж заполыхает. Поэтому-то у меня даже мысли не возникло, что это как-то неправильно, чтобы император ведра тягал с водой. Да и у других тоже таких дурацких мыслей не возникло.

Мимо пробежали четверо мужиков с баграми. Пламя уже не взметалось выше костела, и я понял, что устал. Руки практически не двигались, но, передающая мне ведро за ведром совсем молоденькая девчонка, может моего возраста, может на пару лет всего старше, не давала упасть и опустить руки, чтобы хоть немного передохнуть, потому что вот перед ней было стыдно. А еще у меня жутко замерзли ноги, и я был грязным как свинья.

Наконец ведра стали возвращаться реже, а со стороны слободы раздался треск и удары. Пострадавшие здания доламывали, чтобы сбить пламя окончательно, и не дать перекинуться на соседние дома. Откуда-то послышался плач и крики, а ведь еще минуту назад все посторонние звуки заглушал рев бушующего пламени.