Новая книга ужасов (сборник) - Страница 48
– Опять же, в зависимости от того, что считать смертью, доктор. Видели ли вы когда-нибудь рыбу подо льдом замерзшего пруда? Она становится настолько неподвижной, что кажется, будто ей пришел конец. Тем не менее рыба жива, и стоит ее согреть, снова начинает плавать. Как-то раз я посетил Готланд. Зимой там не восходит солнце, а от дыхания индевеет борода. Там я встретил мужчину, оставшегося живым после того, как двое суток он пролежал в сугробе. Напился и свалился замертво. Алкоголь спас его от переохлаждения, пусть он и потерял уши и пальцы на конечностях. Эта девица была мертва, когда ее вытащили из ледяной воды, но она тоже выпила слишком много вина, так что смерть не успела заявить на нее свои права. И я могу вернуть ее к жизни. Хотите посмотреть, как это делается?
– Хозяин…
Старик с почтительным поклоном подал поднос, на котором стояли потускневший серебряный графин с вином, тарелка солонины, уже немного позеленевшей по краям, и ломоть ржаного хлеба. Вдруг Преториус рванулся с места, еда и вино полетели в разные стороны. Схватив карлика за шкирку, он отшвырнул его прочь.
– Мы заняты, – спокойно произнес Преториус после всего этого.
Доктор Штайн принялся было помогать старику собирать рассыпавшиеся предметы, но Преториус ловко пнул карлика под зад, и тот на четвереньках улепетнул в тень.
– Оставьте это, доктор, – нетерпеливо сказал он. – Лучше давайте я покажу вам, что на самом деле она жива.
Стеклянный тигель так и запел в его длинных пальцах. Преториус заботливо расправил потертую алую ленту, покосился на Штайна и продолжил:
– На самом юге Египта издревле обитает племя, уже три тысячелетия занимающееся обработкой металлов. Они покрывают тонким слоем серебра украшения из недрагоценных материалов, погружая их в нитрат серебра и подключая проводками к емкости с соленым раствором, куда опущены пластины свинца и цинка. Расщепленные действием двух различных металлов, противоположные сущности соленой воды движутся в разных направлениях, и когда они соединяются, обрабатываемые украшения вытягивают серебро из раствора. Я уже провел целый ряд экспериментов и буду экспериментировать дальше, но даже когда я заменил соленый раствор насыщенной кислотой, поток сущностей оказался все еще слишком слаб для моих целей. Это… – постучал он по стеклянному тиглю, зазвеневшему словно колокольчик, – основано на игрушке, с которой забавляются их дети, обуздывая таинственную субстанцию и пугая ею друг друга. Я лишь увеличил размер аппаратуса и изобрел способ накапливать субстанцию, которую он производит. Данная субстанция свойственна и нашему телу, поэтому она входит в симпатическую связь с субстанцией, генерируемой аппаратом. Вращаясь в стеклянной емкости, шелк производит искомую субстанцию, накапливающуюся вот в этом сосуде. Подойдите поближе, если хотите. Всего-навсего обыкновенное стекло, банальная вода да пробка из коры дуба, но внутри содержится субстанция самой жизни.
– А я зачем вам понадобился?
– В одиночку я уже многого добился, но вместе, доктор, – вместе мы сможем достичь куда большего! Я ведь наслышан о ваших талантах.
– Мне всего лишь посчастливилось быть принятым этим городом, дабы обучить здешних врачей некоторым неизвестным им приемам, которым сам я научился в Пруссии. Но трупам хирург не требуется.
– Вы чрезмерно скромны. Я слышал истории о человеке из глины, которого способен создавать ваш народ для самозащиты. И уверен, что в этих россказнях есть доля правды. Конечно, глина не оживет, сколько крови на нее не лей, однако защитник, похороненный в глинистой почве, может восстать из мертвых, почему бы нет?
Штайн понял, что шарлатан уверовал в собственные фокусы.
– Я вижу, вам позарез требуются деньги, доктор Преториус. Человек науки будет продавать книги лишь в случае крайней нужды. Вероятно, ваши меценаты разочаровались в вас и не платят обещанного вознаграждения. Впрочем, эти материи меня не касаются.
– Вымыслы, содержавшиеся в тех книгах, устарели тысячу лет назад, – резко ответил Преториус. – Мне не было в них нужды. Кстати, вы и сами, можно сказать, кое-что мне задолжали, прервав мою демонстрацию и лишив по крайней мере двадцати дукатов, ведь в той толпе было немало почтенных матрон, жаждуших испробовать на себе омолаживающую силу субстанции. Теперь вы просто обязаны помочь мне. Смотрите и восхищайтесь!
С этими словами Преториус принялся давить на педаль своего аппарата. Комнату наполнили его сопение и тонкое поскрипывание вращающейся ленты. Наконец, Преториус остановился и направил золотые нити, свисавшие с верхушки стеклянного тигля, так, чтобы они коснулись лица девушки. В тусклом свете свечей, Штайн увидел вспышку голубой молнии, проскочившей между концами нитей. Тело девушки содрогнулось. Она открыла глаза.
– Чудо свершилось! – воскликнул запыхавшийся Преториус. – Каждое утро она умирает, и каждый вечер я вновь воскрешаю ее.
Девушка повернула голову на звук его голоса. Зрачки у нее были разного размера. Преториус принялся шлепать ее по щекам, пока на них не проступил слабый румянец.
– Видите? Она живет! Спросите ее о чем-нибудь. Задайте какой хотите вопрос. Она вернулась с того света, и знает больше нас с вами вместе взятых. Ну, же! Спрашивайте!
– Мне не о чем ее спрашивать, – ответил доктор Штайн.
– Но она знает будущее! Расскажи нам о будущем, – прошипел безумный врач прямо в ухо девушке.
Ее рот искривился, грудь приподнялась, будто она мучительно пыталась раздуть мехи внутри себя, потом низким шепотом девушка произнесла:
– Во всем обвинят евреев.
– Ну, это-то угадать было нетрудно, – хмыкнул Штайн.
– Но ведь именно потому вы здесь, не правда ли?
Штайн заглянул в черные глаза Преториуса.
– Скольких людей вы лишили жизни во время своих штудий?
– О, большая часть моих подопытных была уже мертва! Прочие были принесены в жертву науке, подобно тому, как в прежние времена юные девушки добровольно возлагали себя на алтарь языческих богов.
– Те дни давно миновали.
– Зато грядут дни величия! И вы мне поможете их приблизить. Я же вижу, что вам самому хочется. Позвольте показать, как мы ее спасем. Ведь вы же хотите спасти ее, верно?
Преториус встал так, что его лицо оказалось совсем близко от лица девушки. И оба они смотрели на доктора Штайна. Губы девушки шевельнулись, она невнятно пробормотала два каких-то слова. Штайна прошиб ледяной пот. Помогая старику, он поднял с пола нож, и теперь знал, как его использовать.
Преториус провел его к загону, где на соломенной подстилке хрюкал поросенок, и приподнял свечу. Штайн ясно увидел, что к спине животного пришита человеческая рука. Потом кошмарная тварь скрылась в темном углу.
Человеческая рука была отрезана на уровне запястья, она высовывалась из поросячьей кожи, как из рукава. И, похоже, оставалась живой: ногти и кожа были розовыми, как и кожа поросенка.
– Тем не менее их дни сочтены, – сказал Преториус, очевидно польщенный ужасом, отразившимся на лице Штайна. – Или свинья сдохнет, или конечность начнет разлагаться. Я думаю, между различными типами крови имеется некоторое несоответствие. Я пытался заранее накачать свиней человеческой кровью, но от этого они подыхали еще скорее. Может быть, с вашей помощью, мне удастся усовершенствовать процесс. Я сделаю девушке операцию и заменю гангренозную ногу здоровой. Хочется, чтобы она стала совершенным существом. Буду улучшать ее, часть за частью. Я смогу сделать ее настоящей Невестой моря, чудом, которому будет поклоняться весь мир. Поможете ли вы мне, доктор? Добывать тела стало чрезвычайно затруднительно. Ваш товарищ доставил мне множество неприятностей, но вы сможете поставлять мне свежие трупы хоть каждый день. Зимой многие умирают. Ножку – оттуда, ручку – отсюда… Мне даже не требуются трупы целиком. Что может быть проще?
Преториус попытался отпрянуть, когда Штайн схватил его за руку, но доктор оказался проворнее: выхватив у безумца свечу, он швырнул ее в поросячий загон. Солома тут же занялась, и поросенок выскочил наружу, едва доктор Штайн открыл загородку. Словно вспомнив своего мучителя, поросенок кинулся на Преториуса и сбил его с ног. Болтающаяся ладонь хлопала животное по спинке.