Новая книга ужасов (сборник) - Страница 47

Но лицо утопленницы постоянно стояло у него перед глазами. Он вспоминал, как под действием клубка золотых нитей она начала шевелиться и открыла глаза. Мучимый нескончаемыми видениями, в которых он находил могилу Ханны и воскрешал дочь, доктор Штайн ходил из угла в угол по кухне, пока, уже под утро, не понял, что глава госпиталя дал ему дельный совет, пусть даже невольно.

Утром Штайн продолжил розыски, так и не сказав жене, чем теперь занимается. Он сообразил, что Преториусу для его ремесла понадобятся травы и тому подобные вещи. Доктор Штайн, одного за другим, обошел всех аптекарей, описывая им приметы шарлатана. К вечеру, в скромной лавочке на calle[78] близ площади с расписной, недавно возведенной церковью Санта Мария деи Мираколи, он нашел свидетеля.

Аптекарь был молод и хорош собой, впечатление портили только маленькие жадные глазки. Взглянув на доктора из-под свисавших на лоб немытых черных прядей, он с таким жаром принялся отрицать свое знакомство с Преториусом, что Штайн сразу понял: врет.

Одно сольдо развязало юнцу язык. Он признал, что у него действительно имеется клиент, похожий на человека, описываемого доктором Штайном.

– Не покупал ли он у вас квасцы и масло? – поинтересовался доктор.

– Он ведь врач, а не кожевник! – удивился аптекарь.

– Да-да, конечно, – поспешно согласился Штайн, чувствуя, как в душе разгорается надежда.

Отдав еще одно сольдо, Штайн получил возможность лично доставить заказ Преториусу: бутыль серной кислоты, оплетенную соломой.

Следуя указаниям аптекаря, Штайн, преодолев лабиринт calli и площадей, оказался во дворике размером с чулан, образованном высокими зданиями. Никакого другого выхода, кроме той крысиной норы, через которую доктор туда попал, не было. Он было решил, что окончательно заблудился, но не успел повернуть назад, как за его спиной раздался шум, и чьи-то грубые руки сжали ему горло. Штайн попытался вырваться, уронил бутыль, но, благодаря удаче и соломенной оплетке, та не разбилась. Доктор вдруг обнаружил себя лежащим на спине под лоскутом серого неба, который внезапно с огромной скоростью начал удалятся, пока не сжался в микроскопическую звездочку…

Доктор пришел в себя от торжественного звона колоколов, возвещающих о наступлении комендатского часа. Он лежал на колченогой кровати, в каморке, увешанной пыльными гобеленами и освещаемой высокой сальной свечой. Горло нещадно саднило, голова болела. Под правым ухом вздулся желвак, однако в глазах не двоилось и дурноты не было. Кто бы его ни ударил, дело свое негодяй знал.

Дверь оказалась заперта на ключ, окна забраны толстыми деревянными ставнями, для верности приколоченными гвоздями. Доктор Штайн возился как раз со ставнем, когда дверь распахнулась, и в комнату вошел старикашка, – сморщенный карлик в бархатной тунике и дублете, скорее приличествовавшими юному щеголю. Его морщинистая физиономия была густо напудрена, ввалившиеся щеки – нарумянены.

– Мой хозяин будет говорить с тобой, – объявила эта смехотворная креатура.

Доктор Штайн осведомился, где он находится, и старик ответил, что в доме его хозяина.

– Когда-то это был мой собственный дом, но я отдал его хозяину в качестве гонорара.

– А-а-а, так вы были больны, и он вас вылечил?

– Я был болен жизнью. Он убил меня и воскресил, я теперь буду вечно жить этой другой жизнью, лежащей за порогом смерти. Мой хозяин – великий человек.

– Как ваше имя?

Карлик захихикал. Во рту у него виднелся единственный зуб, да и от того остался лишь почерневший пенек.

– В этой новой жизни меня еще не окрестили. Иди за мной.

Вслед за стариком Штайн поднялся по широкой мраморной лестнице, которая, судя по всему, вилась в центре величественного палаццо. Двумя этажами ниже виднелась черно-белая плитка пола, напоминающая шахматную доску. Поднявшись на два этажа, они, наконец, достигли верхнего.

Длинная комната, по-видимому, служила когда-то библиотекой, теперь же полки потемневших стеллажей вдоль главного прохода пустовали, остались лишь цепочки, некогда удерживавшие книги от падения. Комната освещалась редкими, беспорядочно расставленными свечами, беспокойное пламя которых порождало паутину мерцающего света, скорее прячущую предметы, чем открывающую.

В одной нише была загородка, за которой в тени возился поросенок. Доктор Штайн успел заметить что-то на спине животного, но что именно – было не разглядеть. Нечто размером с мышь прошмыгнуло под его ногами, и Штайн с ужасом увидел, что это существо, неуклюже переваливаясь, бежит на задних лапках.

– Одна из моих деток, – произнес голос доктора Преториуса.

Тот сидел у простого стола, заваленного книгами и бумагами. На полках за его спиной громоздилась лабораторная посуда и бутыли с кислотами и солями. Рядом, в кресле с высокой резной спинкой, сидела утонувшая девушка. Ее голову удерживал кожаный ремень. Запавшие глаза были закрыты посиневшими веками. Позади кресла высился тот самый аппарат, который Штайн уже видел во дворе винного склада. Сильно пахло розовым маслом.

– Но это была всего лишь мышь, – возразил Штайн. – Ну, или крысенок.

– Как вам будет угодно, доктор, – хмыкнул Преториус. – Однако я все же надеюсь открыть вам глаза на сотворенное мною чудо. Неси сюда еду, – приказал он старикашке.

Тот было заныл, что тоже хочет остаться, но Преториус в неожиданном порыве гнева вскочил и запустил в своего слугу чернильницей. Карлик залопотал, брызгая слюной и размазывая чернила по напудренному личику, а Преториус расхохотался.

– Ах, ты никчемная прочитанная книжонка! – пробормотал он сквозь смех. – Быстро тащи еду и вино моему дорогому гостю. Это самое малое, что я могу для вас сделать, – обратился он к Штайну. Между прочим, вы ведь пришли сюда по доброй воле, не правда ли?

– Полагаю, аптекарь сообщил вам, что я вас разыскиваю. Если, конечно, он на самом деле аптекарь.

– Вы желали еще раз увидеть девицу, я угадал? – лукаво улыбнулся Преториус. – Что же, она перед вами. Я еще в прошлый раз заприметил, как нежно вы на нее поглядывали, прежде чем нас бесцеремонно прервали. И теперь я вновь замечаю те же взгляды.

– Поверьте, я ничего не знал о планах моего товарища.

Доктор Преториус сложил ладони домиком и коснулся кончиками длинных бледных пальцев, которые, казалось, имели по одному лишнему суставу, своих бескровных губ.

– Не надейтесь, что он отыщет вас здесь, – произнес Преториус.

– Я не боюсь. Вы привели меня сюда потому, что хотели, чтобы я здесь оказался.

– Не боитесь, говорите? А следовало бы. Здесь я единственный господин над жизнью и смертью.

– Старик хвалился, что вы подарили ему вечную жизнь.

– Ну, он в это верит, – осторожно ответил Преториус. – Видимо, этого достаточно.

– Но он действительно умер, а вы вернули его к жизни?

– Зависит от того, что именно считать жизнью. Хитрость не в том, чтобы оживить тело, а в том, чтобы смерть не забрала его вновь.

На второй день своего пребывания в Венеции доктор Штайн видел пантеру, доставленную вместе с огромной партией попугаев с Дружелюбных островов. Зверь так оголодал, что из-под черной шкуры выпирали кости, и совершенно обезумел от долгого пути. Пантера металась по тесной клетке, ее глаза горели зеленым пламенем. Штайн подумал, что Преториус так же безумен, как та пантера: он утратил человечность во время своего долгого путешествия в неведомые края, покоренные им по его утверждению. На самом же деле это неведомое покорило его.

– Большую часть времени я держу ее во льду, – продолжал лекцию Преториус, – но тело все равно уже начало разлагаться, – он приподнял подол юбки девушки, и Штайн увидел черное пятно размером с ладонь, напоминавшее безобразный синяк. Вонь гангрены вдруг прорвалась сквозь аромат розового масла.

– Девушка мертва, – сказал доктор Штайн. – Я сам в этом убедился, когда ее вытащили из канала. Ничего удивительного, что ее плоть гниет.