Новая история Второй мировой - Страница 116
О том, какими могут оказаться эти последствия, написано у А. и Б. Стругацких в «Далекой Радуге», а также у американца Д. Симмонса в цикле «Гиперион».
2. Создать для интеллигенции иллюзию деятельности. Этот способ описан шведским фантастом П. Вале в «Гибели 31‑го отдела», а на практике широко применялся в Советском Союзе. Результат — огромные экономические потери, создание слоя высокообразованных диссидентов, недовольных государственной политикой и при этом имеющих много свободного времени.
3. Деклассирование «ненужной» интеллигенции: лагеря и «шарашки». В первой половине столетия такая политика еще была возможна, но к концу века — вряд ли. Помимо моральной стороны дела и международного осуждения, необходимо учесть, что именно интеллигенция пишет историю. Иван Грозный получил свою репутацию вовсе не потому, что он был самым кровавым из российских правителей. Просто свои репрессии он обращал против образованного слоя…
4. Создание системы безопасности и контроля. При этом вы можете занять деятельностью любое количество людей, поскольку системы безопасности обладают способностью «размножаться»: безопасность — контроль за безопасностью — контроль за контролем безопасности — безопасность контроля за контролем безопасности…
Легко понять, что последняя политика действительно решает проблему: нужно обладать очень высокой рефлексией мышления, чтобы понять, что деятельность по обеспечению многоступенчатого контроля является на самом деле иллюзорной. Общество готово оплачивать эту деятельность в любых объемах и при любой степени идиотизма (я устал уже писать в этой связи о системе контроля в аэропортах…) Конечно, за все приходится платить конечным пользователям, но, ведь «вопросы безопасности являются приоритетными».
Замечу в связи с этим, что, например, в Арабской Республике Египет ясно осознают, что угроза со стороны террористов в отношении туристического бизнеса, заставляющая ввести сложную и дорогостоящую систему охраны отелей, туристских маршрутов, дорог и т. п., на самом деле просто повод для создания большого количества государственных рабочих мест, которые оплачивает туристический бизнес (и в конечном счете сами туристы). Своеобразная форма налога.
Поскольку проблема утилизации образованного населения никуда не исчезает, а острота ее только возрастает со временем, увеличивается и количество угроз безопасности. Я склонен предсказать, что эта тенденция сохранится и в дальнейшем — пока, наконец, непроизводительные расходы общества на обеспечение безопасности не превысят порог устойчивости мировой экономики, что, впрочем, может произойти уже в следующем десятилетии.
Необходимо учитывать и еще одну составляющую «кризиса безопасности»: экзистенциальный голод, то есть отсутствие онтологии, отсутствие внятных трансцендентных представлений о личности, душе, жизни, загробном существовании, порождает у людей очень сильный страх смерти. Этот страх, разлитый и среди населения, и среди правящих элит, является важным психологическим обоснованием объявления безопасности наивысшим авторитетом.
Наконец, важной является экономическая составляющая: именно угроза международной (или внутренней) безопасности явилась формальным оправданием агрессивных действий США в Афганистане и Ираке, США и Европы в Югославии, Грузии в Абхазии и Осетии, России в Чечне.
Хотелось бы подчеркнуть: все перечисленные проблемы на самом деле носят только внутренний характер и не связаны с внешней угрозой. Другими словами, если бы терроризма не было, его пришлось бы выдумать. Как пришлось выдумать глобальное потепление, астероидную опасность, «теорию сверхмалых доз радиации» и т. д.
Если относиться к международному терроризму как к поводу для повышения расходов на безопасность и построения нормального полицейского государства, в котором безопасность (достаточно сомнительная) обеспечивается ценой свободы, то стратегическим приоритетом является сохранение и поддержание террористической угрозы на достаточно высоком уровне.
Если действительно стремиться ликвидировать международный терроризм, если рассматривать, как стратегическую цель именно это, то задача довольно проста. Необходимо обеспечить три стратегических приоритета:
1. Полная информационная блокада терроризма. Никакой информации по осуществленным террористическим актам (в пределах возможности), во всяком случае — никакой рекламы таким актам. Никаких действий, продиктованных террористами. Не вступать ни в какие переговоры при захвате заложников. Это, конечно, жестоко, но общее количество пострадавших от актов террора не увеличится, а уменьшится. Пример СССР в обоих отношениях достаточно показателен — да и израильтян в заложники уже давно никто не захватывает… И в любом случае нельзя допускать изменения законодательства и ведомственных правил в результате действий террористов. Нет большей рекламы террору, чем ситуация, когда великая держава вводит ряд ограничений для своих или иностранных граждан под действием шока, вызванного террористической атакой. Подобные действия должны рассматриваться как прямое и явное подстрекатель ство к расширению террористической деятельности.
Повторюсь: основа стратегии антитеррористической борьбы — «не замечать» террора, при этом крайне жестко реагируя на все его проявления. Между прочим, именно это имел в виду президент В. Путин, когда на заре своего правления произнес знаменитый лозунг: «Мочить в сортире».
2. Население должно уметь защищать себя. Это единственная возможная форма борьбы против настоящего, серьезного террора — против «насыщающего» террористического нападения, поддержанного одним из значимых государств. При таком нападении на территории противника одновременно действуют десятки террористических групп — смертники, диверсанты, создатели паники, — причем деятельность этих групп координируется и направляется в реальном времени.
Речь идет, разумеется, в том числе и о праве населения на ношение личного оружия (для начала, по крайней мере, оружия несмертельного действия).
3. Жители страны должны обладать онтологией и аксиологией — более действенными, нежели онтология и аксиология террористов. Когда–то христиан называли «людьми, которые не боятся смерти». Замечу, что подъем Руси после монгольского владычества был связан с действенностью (в условиях того времени) православной онтологии. Сейчас ответ терроризму нужно искать в идеологической, духовной плоскости, в том числе во внутренней готовности, в понимании того, что «есть вещи поважнее, чем жизнь».
Впрочем, еще Сунь — Цзы говорил:
«Бросай своих солдат в такое место, откуда нет выхода, и тогда они умрут, но не побегут. Если же они будут готовы идти на смерть, как же не добиться победы? И воины, и прочие люди в таком положении напрягают все свои силы. Когда солдаты подвергаются смертельной опасности, они ничего не боятся; когда у них нет выхода, они держатся крепко; когда они заходят вглубь неприятельской земли, их ничто не удерживает; когда ничего поделать нельзя, они дерутся.
По этой причине солдаты без всяких внушений бывают бдительны, без всяких понуждений обретают энергию, без всяких уговоров дружны между собой, без всяких приказов доверяют своим начальникам.
Только после того, как солдат бросят на место гибели, они будут существовать; только после того, как их ввергнут в место смерти, они будут жить; только после того, как они попадут в беду, они смогут решить исход боя»
Это — все необходимые стратегические приоритеты.
Практически фанатизму террориста нужно противопоставить ответственность свободного человека; отчаянию террориста, готового умереть за то, что он считает своими убеждениями, — готовность не только умереть, но и жить, и побеждать за свои ценности.
На уровне чистой тактики хотелось бы получить прибор, позволяющий отслеживать террориста–смертника по характерным излучениям мозга (это наверняка можно сделать). Другой вопрос, что это — опасное лекарство, и нужно следить за тем, чтобы оно не стало опаснее самой болезни.