Новая эпоха во всемирной истории - Страница 1

Балканская война как война союзников с турками, несомненно, закончена. Каковы бы ни были окончательные её результаты, явно, что господству турок в Европе пришёл конец. У них, по-видимому, ещё останется небольшая территория на Балканском полуострове, сохраненная им соперничеством держав между собою. Но значение Турции как европейской державы отныне может считаться уничтоженным.

Политики могут с своей точки зрения оценивать причины и поводы заканчивающейся войны. Для историка – она только новый этап многовековой борьбы европейцев с турками и монголами. Или даже более того: только новый пример той борьбы рас и культур, которую история наблюдает на протяжении десятка тысячелетий. С этой, исторической точки зрения мы и хотим взглянуть на балканскую войну.

В течение долгих тысячелетий на земле было несколько совершенно обособленных очагов культурной жизни, развивавшихся вполне самостоятельно. Даже оставляя в стороне «Древний Восток», мы видим это и в истории собственно Европы. Мы знаем обособленную жизнь древне-греческого мира, который считал, что он окружен океаном «варварства», знаем длившуюся более столетия борьбу Лаконии с соседней Мессенией, тридцатилетнюю войну афинского союза со спартанским, жестокую борьбу Фив с Афинами, бесконечное соперничество маленьких эллинских городов-государств. Позднее, когда Эллада была вовлечена в сферу, так сказать, мировой истории, когда горизонт её политических деятелей включил в себя Персию, Египет, южную Италию, всё ещё чуждой ей оставалась «возрастающая мощь» молодого Рима, а тем более судьбы кельтских племен в Галлии или распри жителей отдалённой Британии. Даже для всемирной империи римлян круг мира, orbis terrarum, был весьма ограничен. Борьба с парфянами и их преемниками новоперсами, договоры с царством аксумитов, неудачные походы в глубь северной Африки да торговые сношения с Индией и Китаем – вот весь мировой кругозор римлянина времен империи. Хотя Рим и отсылал своё золото, и в громадном количестве, на Дальний Восток в обмен на шёлк, пряности и ароматы, но, в сущности, Индия и Китай жили совершенно обособленной жизнью, не испытывая никакого влияния римской культуры. Ещё обособленнее развивалась, как бы не существовавшая для римского мира, Америка, где медленно совершалось возрастание империи перуанцев и майев, позднее сокрушенных ацтеками. Точно так же обособленной жизнью жили народы южной Африки и Океании.

Эпоха средневековья только увеличила эту разобщённость народов. Опять начались войны не только между отдельными племенами, но между отдельными городами и даже отдельными рыцарскими замками. Германия, Франция, Италия стали только географическими названиями: внутри страны каждая область жила самостоятельной жизнью и враждовала с соседней. Дальний Восток был совершенно потерян из виду, и цивилизация на берегах Жёлтой реки продолжала идти своими самобытными путями. Мы знаем, что так продолжалось до самой эпохи Возрождения. Лишь к концу XV века обозначилось в Европе несколько замкнутых государств, объединивших в себе целые народности.

Эпоха великих открытий вновь показала европейцам, как обширен мир. Испанские, португальские и голландские корабли достигли берегов Нового Света, обогнули мыс Доброй Надежды, поплыли основывать колонии на Цейлоне и Малабаре, появились близь устьев Янцекианга. Походы конквистадоров на время связали Европу с Америкой. Но скоро все эти связи как бы оборвались. Европейцы получали товары из этих своих ост-индских и вест-индских колоний, посылали туда своих губернаторов, но Европа, Азия и Америка продолжали развиваться самостоятельно. Америка, понемногу свергнув европейское владычество, зажила своей собственной, нам мало известной и мало понятной жизнью. Ещё в течение всего XIX века отдельные очаги культуры продолжали оставаться разобщёнными. Европа жила одними своими местными интересами, оглядываясь на другие части света лишь постольку, поскольку это касалось её. Европейцы XIX века, словно древние эллины, считали себя окружёнными океаном варварства и только одну свою европейскую культуру истинной культурой.

Неудивительно поэтому, что весь XIX век наполнен соперничеством и войнами между отдельными европейскими государствами. Несмотря на всю общность и сходство культуры, французы при Наполеоне воевали со всеми соседями – с итальянцами, с немцами, с испанцами, с англичанами. Вражда племён кончилась, и нелепым казалось бургундцам идти походом на парижан, но не было ничего странного, что французы истребляют австрийцев. В конце века мы видим войну Австрии с Пруссией и ещё более страшную франко-прусскую войну, когда немцы не останавливались перед тем, чтобы осыпать снарядами осаждённый Париж, разрушая вековые сокровищницы общееевропейской науки и искусств. После этой войны вооружённый мир ещё тридцать лет держал всю Европу под угрозой нового кровавого столкновения европейских народов, одинаково возросших на чернозёме, удобренном развалинами Римской империи.

Однако уже в XIX веке замечается и поворот в другую сторону. Народы Европы, хотя смутно, начинают чувствовать свою солидарность, общность единой для всех них культуры. Первой ласточкой новой эры можно признать ещё священный союз, образованный Александром I. Формально союз этот не удержался, но как бы сам собою возник «концерт держав», присвоивший себе право вершить судьбы европейских народов. В какие бы отрицательные формы он порою ни отливался, как бы ни искажался стремлением отдельных государств вести самостоятельную политику, – значение «концерта» и его влиянине на европейскую историю последних десятилетий несомненно. Образование тройственного союза, а затем двойственного соглашения, перешедшего вскоре в соглашение тройственное, подтвердило стремление отдельных государств к действиям совместным и согласованным. Повторился в большем масштабе тот же процесс, который заставлял отдельные греческие города собираться постепенно вокруг союзов ахейского и пелопонесского. Параллельно этому в Америке была возобновлена доктрина Монро, открыто провозгласившего принцип «Америка для американцев», и великая северная республика приняла на себя защиту всех американских государств от европейских посягательств.

Такие явления недавнего прошлого, как три раза производившийся делёж Африки между европейскими государствами, совместный поход европейских отрядов на Пекин, учреждение гаагского суда, не говоря уже о почтовом союзе, о женевской конференции, о литературных конвенциях, показывают, что солидарность между европейскими государствами упрочивается. В то же время такие войны как испано-американская, которая велась на двух океанах, как война с бурами, разыгравшаяся в южной Африке, как наша война с Японией, театром которой служили поля Манчжурии, намекают, что эпоха европейских войн кончилась, что наступает новая эпоха борьбы между материками и расами. Ещё четверть века назад европейские газеты довольствовались телеграммами из одних европейских центров. В наши дни нам уже необходимо знать, что вчера случилось в Нью-Йорке и в Пекине, каков урожай в Австралии и южной Африке. Есть известная и ещё недавно очень ценившаяся книга Ф. Шлоссера «История XVIII столетия». Несмотря на своё универсальное заглавие, она говорит исключительно о Европе. «История XIX столетия» будет явно неполной, а «История XX столетия» прямо невозможной, если в неё не будут включены события других частей света.

Что произвело такой переворот? Можно с уверенностью сказать, что главным фактором было усовершенствование путей сообщения. XIX век и XX век победили пространство. Железные дороги, транс-океанские стимеры, телеграфы, телефоны, автомобили и, наконец, аэропланы связали между собою страны и народы. То, что прежде было разделено многими днями или даже неделями пути, теперь приблизилось на расстояние одной или двух ночей переезда или по телеграфу на расстояние нескольких минут. Для чего прежде надо было предпринимать длинное и трудное путешествие, теперь составляет приятную забаву скучающего туриста. Титаники, более счастливые, чем их собрат, переплывают Атлантический океан в пять-шесть дней. Фантастическое путешествие героя Жюля Верна «вокруг света в восемьдесят дней» давно стало анахронизмом: действительность перегнала Филеаса Фогта. Из Лиссабона теперь можно ехать на берега Великого океана, не покидая железнодорожного вагона.