Новая алмазная сутра - Страница 91
Было семь часов утра, а для него это был конец еще одного дня. Он, бывало, смеялся, что мы называем его еду завтраком, обедом и ужином, потому что на самом деле, он просто немного перекусывал, и он не знал, какое было время дня до тех пор, пока мы не давали этой еде имя.
Он начал спать днем более часто, и поэтому не работал с секретаршами Нилам и Анандо как раньше. Анандо и иногда Нилам приходили и разговаривали с ним, пока он ел обед или ужин. Во время еды он диктовал Анандо книгу. Книгу, которая охватывала всю его философию: "Философия существования: Мир Ошо". Это была очень домашняя сцена: Ошо, сидящий за маленьким столом, под которым он всегда скрещивал свои ноги, которые покоились на ножке стола или подушке, и Анандо и Нилам, сидящие на полу со своими тетрадями и письмами. Одна стена столовой была полностью стеклянной, и она выходила в сад роз, который был освещен ночью.
Именно в один из таких моментов Ошо сказал: "Четана может написать книгу", - и дал мне название: "Мои алмазные дни с Бхагваном" с подзаголовком "Новая алмазная сутра". Я сказала ему, что когда я только стала санньясинкой, я написала ему, что подарю ему алмаз, и в тот момент я была озадачена, почему я дала такое обещание, потому что знала, что у меня никогда не хватит денег, чтобы купить ему алмаз. Я не осознала, когда он дал мне идею книги, какой подарок он дает мне, и я никогда не смогла отблагодарить его.
Он не дал мне никаких советов по поводу книги, и хотя время шло, он даже не спрашивал меня, как идет работа. Он упомянул Алмазные Дни только однажды, и это был очень мистический случай. Был август 1988, и Ошо вызвал меня по пейджеру.
Была середина ночи, и я поспешила вниз в коридор с беспокойной мыслью, что, может быть, у него приступ астмы. Я открыла ключом дверь и увидела, что он сидит на кровати совершенно проснувшийся, в комнате темно, горит только лампочка у кровати. Холодный воздух и запах мяты в комнате прогнали мой сон.
"Принеси тетрадку", - сказал он, - "у меня есть кое-что для твоей книги".
Я вернулась с ручкой и тетрадкой и села около его кровати, чтобы он мог видеть то, что я буду писать. Он продиктовал мне эту страницу и сказал мне, чтобы я расположила имена по кругу.
Он удостоверился, что я поняла все правильно, а потом лег и снова заснул. Я никогда не допытывалась у него, что это значит, и даже не упоминала про этот лист. Я просто положила его в свою папку, и все. Я никогда не говорила никому об этом и всегда считала, что это - "для книги".
Интересно заметить, что хотя он говорил про двенадцать человек, он дал мне тринадцать имен. Но потом имя Нирвано надо было отбросить, хотя в то время это было неизвестно.
Amrito Jayesh
Anando Avirbhava
Hasya Nitty [Nityano]
Chetana Bhagwan Nirvano
David Kavisha
Neelam Maneesha
Devageet
"Двенадцать могут быть названы. Тринадцатый остается неназванным. Это моя тайная группа. Тайная группа тринадцати. В середине неизвестного Бхагвана".
Восемь месяцев спустя Ошо сформировал Внутренний Круг, который состоял из двадцати одного человека.
Приведенной выше "тайной группе" Ошо никогда не поручил никакой работы, она просто осталась такой, как она есть - тайной группой!
Каждый раз после того, как Ошо болел, и возвращался к дискурсам, он выглядел очень хрупким, и было впечатление как будто он двигался на расстоянии многих световых лет от нас. Но когда он начинал говорить, он постепенно становился сильнее. Было заметно, что его голос становился более сильным, и после пары дней он выглядел совершенно другим. Он всегда говорил, что разговор с нами поддерживает его в теле, и после того дня, когда он прекратит говорить, ему останется жить немного. Он выглядел таким сильным, когда он говорил, что было трудно поверить, что он был болен, но это было единственное время дня, когда он был сильным. Он экономил всю свою силу, чтобы придти и говорить с нами.
Я никогда не слышала, чтобы Ошо упоминал что-нибудь, что он сказал на дискурсе, после того, как дискурс был закончен, как будто то, что он сказал, прилетело из ниоткуда и не хранилось в его памяти. Но однажды вечером после дискурса он спросил меня, не думаю ли я, что он изложил определенный пункт очень ясно? То, что он подчеркнул это, заставило меня бросить еще один взгляд, это было:
"На сцене это все актерство.
На сцене это просто драма.
За сценой чистая тишина.
Ничто, отдых, расслабление.
Все движется к полному спокойствию".
Он начал говорить о дзене, но казалось, он больше приготавливал атмосферу тишины, чем говорил. Он выдерживал паузу и говорил:
"...Эта ТИШИНА...", почти указывая на нее, или он выдерживал паузу и обращал наше внимание на звуки вокруг нас: скрип высокого бамбука; звук дождя, жалобный стон ветра среди падающих листьев: "Слушайте..." - говорил он, и покрывало тишины нисходило на Будда Холл.
Я никогда не знала, шутит ли Ошо, использует ситуацию как устройство, или вещи действительно такие, какими они кажутся.
Например, призраки: Ошо говорил много раз на дискурсах, что нет таких вещей как призраки, это просто человеческий страх. Он также знал, что меня очень интриговала идея призраков, и я даже сказала ему однажды, что мне встречались только дружелюбные призраки, и я не боялась их.
В любой ситуации вокруг Ошо единственный путь, которым я могла быть с этим, это быть абсолютно искренней, потому что таким был он. По поводу духов и призраков он говорил, что он не имеет ничего против духов, до тех пор, пока они не мешают его сну.
Он звал меня несколько раз и спрашивал, не заходил ли кто-нибудь в его комнату.
Однажды он позвал Анандо и сказал ей, что он видел фигуру, которая прошла через дверь, пересекла комнату, подошла к его кровати, остановилась около его стула и перед тем, как возвращаться обратно, пыталась коснуться его ног, а затем ушла через дверь обратно. Он сказал, что он мирно спал, и этот дух потревожил его сон. Он не был уверен, был ли это мертвый дух, или это был кто-то, у кого было глубокое стремление быть с ним.
Он подумал, что, может быть, это была я, так как фигура шла как я, и ее тело было похоже на мое. Я, на самом деле, спала в то время, как дух проходил сквозь дверь. Это был особенно освежающий сон, один из тех случаев, когда человек наполовину спит, наполовину бодрствует, но полностью отдыхает.