Ностальгия - Страница 3
- Ты меня слышишь? - переспросил Валентин. Павел вздрогнул. - У тебя связи намечены?
- В прошлом? - да, конечно. Я говорил тебе, что все начнется с ателье.
- Да, говорил, - Валентин точно побоялся узнать подробности. - Хорошо, значит, будешь творцом своей собственной вселенной, мгновенно отпочкующейся от нашей, и очень на нашу похожую, вплоть до мелочей, но в которой наличествует стразу два тебя в разных возрастах, причем, один из которых знает о существовании другого, а другой не имеет о том ни малейшего понятия вплоть до того мига, пока не придет ко мне, к тому мне, что будет заниматься пространственно-временными переносами, и не поинтересуется, как дела и не пожалуется на ужасную жизнь, и не попросит хоть какой-то надежды. Конечно, он имел в виду нечто другое, некую работу за сносный заработок, тот я уже устраивал некогда подобное, - но услышав о том, что работа почти завершена и ждать осталось всего ничего, будет просить о другом. Слово в слово произнесет все то, о чем сказал мне ты, и круг замкнется...
- Что это? - Павел только сейчас заметил ящик в руках Валентина и вздрогнул от этой мысли: сколько он пробыл в своих грезах? Изобретатель умолк и опустил взгляд.
- Ящик. На него встанешь, когда отправишься, а то ты с собой порядочный кус бетона в прошлое потащишь, зацепив полем. При захлопывании генератор все с собой потянет, что в сферу вошло, так что пускай он не перенапрягается, когда будет создавать "кокон" вокруг тебя.
Павел послушно встал на ящик. Генератор тяжкой ношей давил на грудь и плечи. Валентин, подав руку, помог ему взобраться. Ящик затрещал, но выдержал.
Они неумело, неловко попрощались; впрочем, Валентин в последний момент нашел нужные слова и напутствия. Павлу же все происходящее: его нелепая поза с генератором, опоясывающем грудь и спину, на скрипучем шатком ящике, отошедший подальше изобретатель, мазавший ему и призывавший не медлить с переброской, пустота бетонной площадки, уходивший вдаль на десятки метров, - все это казалось неумелым фарсом, непонятно зачем и для кого разыгрываемым. В прощальных действиях обоих молодых людей - на двоих им не было и семидесяти - ему представлялось что-то заурядное, годное для дешевой постановки в захолустном летнем театре для бесплатной аудитории. Он все же превозмог себя и помахал рукой, сам же и ругнулся за этот жест и, зло скривившись, точно нырял в холодную воду, нажал на кнопку запуска генератора. И, разом оглохнув и обомлев от вида замерцавшей вкруг него картины прежнего мира, негнущимися пальцами щелкнул выключателем переноса.
Раздался неслышный взрыв, мыльный пузырь мгновением раньше, переливавшийся на свету всеми цветами палитры схлопнулся; неведомая сила ударила Валентина по ушам и рванула к исчезнувшему пузырю, - к жалким обломкам деревянного ящика. Он не устоял на ногах, упал на колени и нелепо помахал рукой, уже сам не зная, кому. Листок бумаги выпорхнул из кармана куртки, полетел, влекомый ветром, по бетонной площадке. Валентину пришлось проворно вскочить на ноги и броситься за ним. Поймав его, он еще раз взглянул на свою и Павла подписи, поставленные под актом дарения квартиры, бережно, точно это была единственная, оставшаяся у него память о друге, сложил листок и, как драгоценный дар, положил обратно в карман.
Секунды небытия истекли так же внезапно, как внезапно рука его щелкнула выключателем и выкинула "кокон" в новый, свежий, с иголочки, мир. Мыльный пузырь вырос вновь на бетонной площадке, все такой же, не изменившийся ни на йоту за пролетевшие вспять пятнадцать лет, только ныне пустынной, овеваемой не по-летнему холодным ветром. Тотчас же генератор отключился, с шипением утихая. Пузырь раскрылся, и Павлу удалось услышать эхо громоподобного хлопка, возвестившего всем и каждому о его появлении в этом мире.
Мир слишком походил на тот, что он знал по своему отрочеству, походил настолько сильно, что казался практически неотличимым от него. И все же, едва подумав об одной только возможности встретить самого себя здесь, случайно наткнуться на человека, который тогда еще не был ему знаком или уже был, но вскоре забылся, затерялся в прожитых годах, от одной этой мысли Павел вздрогнул и испуганно оглянулся по сторонам. В эти первые мгновения, истекшие с момента остановки генератора, он все еще был не в силах представить рассудком свое перемещение, и потому представлял все окружающее его пространство не иначе как умело построенную, но все же картонную декорацию, за которую он вот-вот, за следующим поворотом, зайдет и вновь вернется назад, к Валентину, к родным и знакомым, ко всей прежней своей жизни, той самой, что он оставил в пятнадцати годах впереди.
И оттого, что мосты были предусмотрительно заблаговременно сожжены, и возвращаться для него уже не имело смысла, - оставив квартиру со всем барахлом Валентину и взяв с собой лишь самое необходимое, - он чувствовал себя крестоносцем, в одиночку отправившимся искать не то чашу святого Грааля, не то Гроб Господень, - чего-то поистине великое, за что надобно заплатить самую высокую цену, и что теперь лежит уже пред ним, распахнувшееся во все стороны, как земля Иерусалимская, к которой привез его потрепанный штормами корабль.
И, все еще ощущая себя сошедшим на берег Обетованной земли, он упаковал генератор в сумку, и, пытаясь придать своей походке - пока никто не видит - некую величественность, невзирая на двухпудовую ношу, отправился в сторону станции.
Рашида Фатиховна - старушка мусульманской национальности - бойкая и жизнерадостная в свои семьдесят два, как и в дни комсомольской молодости, по ее собственному выражению, припоминаемому Павлом, совсем не изменилась, представ перед гостем из далека в точности такой, какой он и помнил ее по давно прошедшим годам. О комнате на два месяца, а там видно будет, они сторговались тотчас. Он заглянул в свое новое, пускай и временное, жилье маленькую комнатушку с окном, выходящим в сад, более всего для того, чтобы лучше припомнить его. Восемнадцать лет назад это была как раз его комната, родители занимали большую, выходившую во двор, на веревки с бельем и заборчик, увитый диким виноградом. Он хотел посмотреть и ту, родительскую, но не решился.