Номонган: Тактические боевые действия советских и японских войск, 1939 (СИ) - Страница 3

Это превратилось в порочный круг. Силы Квантунской Армии росли, но так же увеличивалась и численность Красной Армии на Дальнем Востоке. С шести стрелковых дивизий в 1931 г. силы Красной Армии к 1936 г. увеличились до двадцати дивизий, насчитывая к тому времени более 1000 танков и примерно столько же самолетов. Особая Дальневосточная Армия стала слишком большой и начала восприниматься Сталиным как угроза для его власти. Вследствие этого после создания Забайкальского Военного Округа она потеряла свои западные элементы. После инцидента у озера Хасан в 1938 г. Сталин расформировал Особую Дальневосточную Армию, сформировав вместо нее 1‑ю и 2‑ю Особые Краснознаменные Армии, ответственные за оборону Уссурийской и Амурской областей соответственно. Обе армии подчинялись непосредственно Народному Комиссариату Обороны. Кроме того, в 1938 г. во Внешнюю Монголию был направлен 57‑й Особый стрелковый корпус[5].

В 1938 г. 19‑я пехотная дивизия Японской Императорской Армии оказалась вовлечена в кровопролитные 12-дневные бои с войсками Красной Армии у высоты Чжангуфэн/озера Хасан, на границе Кореи и СССР[6]. Хотя 19‑я дивизия сумела удержать первоначально захваченные позиции, отразив несколько мощных советских контратак, она понесла тяжелые потери. Более 500 японских солдат были убиты и свыше 900 ранены. Потери советских войск, по некоторым данным, составили 236 убитых и 611 раненых[7]. Однако, по мнению штаба Японской Императорской Армии, Советы не продемонстрировали инновационной тактики и искусства управления войсками, подтвердив, таким образом, мнение офицеров Квантунской Армии, что политические чистки Красной Армии серьезно ослабили ее эффективность. В результате этого, в начале 1939 г. штаб Квантунской Армии принял ряд более агрессивных правил задействования сил и средств с целью в будущем сокрушить любое советское вторжение на территорию Маньчжоу — Го.

В апреле 1939 г. командование Квантунской Армии сформулировало новую оперативную директиву под названием «Принципы урегулирования спорных вопросов по советско–маньчжурской границе». Позже в том же месяце командир Квантунской Армии генерал Уэда Кенкити объяснил эти новые принципы на совещании с командирами корпусов[8]. С этого времени, согласно оперативной директиве № 1488, подразделения Квантунской Армии могли предотвращать эскалацию пограничных инцидентов решительными действиями против советских нарушителей границы. Тем же приказом японским войскам давались полномочия входить на советскую или монгольскую территорию, если это требовалось для выполнения поставленных задач. В таких случаях всех убитых и раненых японских солдат следовало забрать с поля боя и, вместе с убитыми и пленными вражескими солдатами, доставить на территорию Маньчжоу — Го. От командиров на местах ожидались решительные действия («агрессивное патрулирование»), и в случаях, когда граница была определена неточно, командиры имели право сами принимать решение о ее переходе[9]. Командиры дивизий Японской Императорской Армии, ответственные за охрану определенных участков длинной и неточно определенной границы были наделены весьма широкими полномочиями, и ожидалось, что они будут эти полномочия использовать.

11 мая, спустя две недели после вступления в силу новой директивы, около 70–80 монгольских кавалеристов, вооруженных легкими и тяжелыми пулеметами, пересекли реку Халха и оказались на территории, считавшейся маньчжурской, в поисках пастбища и воды для своих лошадей. Поблизости от деревни Номонган они напали на небольшую группу маньчжурских пограничников. На помощь пограничникам подошли подразделения маньчжурской пехоты численностью до батальона. Маньчжуры контратаковали и отбросили монгольский отряд обратно за реку Халха. Монголы при отступлении оставили на поле боя пять убитых, четыре лошади и значительное количество стрелкового оружия и боеприпасов к нему.

На следующий день отряд монгольских солдат примерно той же численности перешел границу к юго–западу от Номонгана. Контратака маньчжурских подразделений, предпринятая 13 мая, на этот раз успеха не имела. Так начался конфликт, которые японцы назвали Номонганским инцидентом, а Советы — сражением у Халхин — Гола[10].

Для генерал–лейтенанта Комацубара Мититаро, командира 23‑й пехотной дивизии, расположенной в Хайларе, в чьей зоне ответственности произошел инцидент, последняя пограничная стычка показалась вполне типичной. Он считал, что быстрое применение достаточных сил позволит быстро решить инцидент. Первые донесения, сильно преувеличенные, сообщали, что границу нарушили около 700 монгольских солдат. Комацубара приказал выдвинуться в район инцидента силам быстрого реагирования, сформированным из разведывательных подразделений 23‑й дивизии (одна кавалерийская рота, одна рота тяжелых бронеавтомобилей и штабное подразделение — всего 593 человека) и 1‑го батальона 64‑го пехотного полка (за исключением двух рот) на автомобилях (около 100 машин) с взводом 37‑мм скорострельных пушек[11].

Японские штабные офицеры с трудом даже смогли найти Номонган на своих оперативных картах, и, казалось, не было оснований полагать, что для решения незначительного инцидента могут понадобиться еще какие–либо дополнительные силы. Офицеры и солдаты 23‑й дивизии после долгих месяцев учений были полностью уверены в своей подготовке и тактике, и с нетерпением ожидали возможности применить полученные навыки в бою.

Генерал–лейтенант Комацубара Мититаро, командир 23‑й пехотной дивизии Японской Императорской Армии

23‑я дивизия была относительно новым соединением, она была сформирована в июле 1938 г. и месяц спустя направлена в Маньчжурию для боевой подготовки. Большинство ее военнослужащих рядового и унтер–офицерского состава были солдатами первого или второго года службы, призванными из южных японских городов (Кумамото, Фукуока, Хиросима и Оита). Солдаты, призванные из этих районов, традиционно считались хорошими бойцами, особенно в наступательных операциях. Императорский Генеральный Штаб первоначально намеревался использовать 23‑ю дивизию для гарнизонной службы в оккупированных районах Китая. Однако, приняв во внимание требование о дополнительном усилении Квантунской Армии, Генштаб направил новую дивизию для обороны провинции Хэйлунцзян в северо–западном Маньчжоу — Го[12]. Несмотря на качество ее бойцов, штаб Квантунской Армии считал дивизию недостаточно подготовленной для противостояния главной — советской — угрозе.

Боевые подразделения дивизии трехполкового состава (каковой являлась 23‑я) включали в себя одну пехотную бригаду, в состав которой входили три пехотных полка. Кадровые дивизии Квантунской Армии, сформированные до 1937 г. (такие как 7‑я пехотная дивизия, к которой относился и 2‑й батальон 28‑го пехотного полка) были четырехполковыми и включали в себя две бригады по два пехотных полка, в каждом полку — три батальона. В трехполковой дивизии по штату было 12 000 чел., а в четырехполковой — 15 000. Кроме того, в трехполковых дивизиях было недостаточно артиллерии для боя с советскими дивизиями первой линии. Например, в 23‑й дивизии было только 65 орудий, в том числе семнадцать 37‑мм скорострельных пушек. Для сравнения, в 7‑й дивизии было шестнадцать 37‑мм пушек и 64 орудия других типов[13].

В командовании Японской Императорской Армии уже более 10 лет шли дискуссии, следует ли принимать трехполковую структуру дивизии как основную. Решающим фактором в пользу принятия трехполковой дивизии стало более быстрое увеличение числа дивизий в армии. В противном случае, при сохранении четырехполкового состава дивизий, Япония стала бы испытывать нехватку ресурсов и средств военного бюджета для дальнейшего увеличения армии. Формировать дивизии трехполкового состава было экономически более целесообразно. Реорганизация армии в 1936 г. путем принятия трехполкового состава дивизий позволила сформировать шесть новых пехотных дивизий из ресурсов, полученных за счет сокращения семнадцати уже имевшихся дивизий. Деньги, сэкономленные на формировании этих новых дивизий, были потрачены на развитие бронетанковых войск и ВВС. В ходе операций на китайском фронте так же подтвердилось, что «облегченные» дивизии предпочтительнее, так как китайские националисты использовали бронетехнику редко и неэффективно, а у китайских коммунистов бронетехники вовсе не было.