Номер 11 - Страница 13

– Но почему он так напуган? – спросила Элисон. – От кого он прячется?

– К моему великому сожалению, я не многого от него добилась, – ответила Фиби. – Говорит он на мандаринском наречии, я это точно знаю, и, следовательно, прибыл сюда из Китая. Наверное, в поисках работы, и, похоже, он реально работал здесь, и довольно продолжительное время. На очень тяжелой работе, иначе не был бы таким изможденным. Уверена, он моложе, чем выглядит.

Меня вдруг осенило:

– Торговля людьми! Может, и его продали в рабство?

На Элисон и Фиби моя догадка произвела впечатление. Гордая собой, своей подкованностью и рассудительностью, я продолжала:

– Я видела передачу по телевизору. Про то, что в Англии есть рабы. Настоящие. Большинство из них иностранцы, и им приходится работать чуть не по двадцать четыре часа в сутки, а когда они пытаются сбежать, их бьют или травят собаками.

– Не знаю, как он попал в Англию, – сказала Фиби, – но думаю, что с принудительным трудом он столкнулся. Однако как это выяснить? Зацепок маловато, у него даже паспорта нет и вообще никаких документов. Возможно, паспорт отобрал его хозяин. Но вот что лежало у него в кармане.

Она показала нам клочок бумаги. Это была выписанная от руки квитанция на бланке из дешевой бумаги с голубым штемпелем. Сверху название компании – «Санбим Фудс».

– «Санбим Фудс»? – прочла Элисон. – Кто они такие?

– Я порылась в интернете, – ответила Фиби, – они производят продукты питания, их головной офис в Кенте. У таких заведений фермерские хозяйства могут быть в любой части Англии, и там они обычно используют дешевую рабочую силу. И у меня имеются кое-какие соображения о том, где именно трудился Лю. Как-то я произнесла одно слово в его присутствии, и с ним случилась форменная истерика. Это слово – куры.

Заслышав знакомое слово, Лю резко обернулся к нам, паника исказила его лицо.

– Куры? – просипел он. – Нет. Куры нет.

Фиби поднялась. Утешая его, помассировала старику плечи, утерла лоб.

– Куры нет, – повторяла она, пока его волнение не улеглось. – Все хорошо, Лю. Куры нет. Для тебя нет.

– А в чем проблемы с курами? – наклонилась ко мне Элисон.

– Помнишь, нас возили на ферму, где делают продукты, там еще все такое автоматизированное. Это был ужас. Некоторые из нашего класса не могли на это смотреть. Изабель и Анунья с тех пор не едят мясо. Может, и он на такой работал?

– Весьма вероятно, учитывая, что «Санбим Фудс» поставляет свою продукцию компании «Группа Брануин», – заметила Фиби. Что такое «Группа Брануин», она не пояснила, а я в ту пору ничего о них не знала. – Они числят себя среди передовых – с гуманным отношением к животным, вольным выпасом и прочим, но… бывает, что красивые слова лишь прикрывают гнусные прегрешения. А кроме того, в самом начале производственного цикла им очень даже не помешают люди вроде Лю, которых можно заставить трудиться в ужасных условиях.

– И что вы дальше намерены делать? – спросила Элисон, возвращая разговор в практическую плоскость.

– Не знаю пока. Подождем – увидим. Взяла в библиотеке самоучитель мандаринского, и потихонечку мы начинаем друг друга понимать. И кажется, память к нему тоже понемногу возвращается. Он постоянно твердит один слог – сперва я думала, что это какое-то слово, которого я не понимаю, но сейчас склоняюсь к мысли, что это чье-то имя. Сянь.

Лю обернулся и пытливо уставился на Фиби, будто ждал от нее чего-то очень важного.

– Сянь, – повторил он. – Сянь!

– Точно, – отозвалась Фиби. – Ты хочешь найти его, да? Я тебе помогу.

– Найти Сянь! – Лю энергично закивал.

– Моя теория такова, – продолжила Фиби. – Правда, это лишь теория. Но предположим, что Лю и Сянь вместе приехали сюда из Китая – легально или нет, но в любом случае они, скорее всего, отвалили какому-то прохиндею кучу денег за проезд. Потом их разлучили – возможно, прежде чем Лю взяли на работу в «Санбим Фудс», а может, и позже. Либо они работали вместе, кто знает. Ясно одно: если компания базируется в Кенте, а Лю в итоге оказался в Йоркшире, его и других рабочих перевозили с фермы на ферму, что разбросаны по всей стране, и порой на приличном расстоянии. Далее, предположим, что в какой-то момент Лю решил, что с него хватит. И однажды ночью, когда их, допустим, выгрузили у автостоянки для короткой ночевки, он просто улизнул от сопровождающих и дал деру.

– Но он не убежал бы без Сяня, – возразила я.

– Да, ты права, – подумав, согласилась Фиби. – Должно быть, их разлучили много раньше. Возможно, сразу по приезде в Британию.

– Очень надеюсь, что с ним все будет хорошо, – сказала я, выпрямляясь в кресле и приканчивая чай. И вдруг увидела на стене часы, они показывали половину третьего. Дедушка с бабушкой наверняка уже вернулись и теперь беспокоятся, не зная, куда мы подевались. – Большое спасибо за чай и за то, что поставили меня на ноги. Но нам с Элисон пора домой.

Фиби проводила нас до входной двери:

– Заходите еще, буду рада. Жаль, что мы начали с недоразумения. Я вовсе не собиралась пугать вас в лесу, но мне позарез нужно было найти эти карты. Не хочется, чтобы полиция вычислила, где искать Лю, так что… держите все это при себе, ладно?

– Конечно! – откликнулась Элисон.

И только уже выйдя на крыльцо, я вспомнила:

– А что случилось с вашей пустельгой?

– Откуда ты знаешь, что у меня была пустельга? – изумилась Фиби.

– Видела однажды, как вы ее выпускали в небо – там, в Вествуде. Несколько лет назад.

– Табита… – задумчиво произнесла Фиби, и взгляд ее на мгновение потух. – Я держала ее в сарае в саду. Но как-то ночью сарай взломали. Я так и не выяснила, кто это был. Ее задушили.

Мы ахнули.

– Но это же подло! – возмутилась Элисон. – И кому только в голову такое приходит?

– Не знаю. В городе на меня осерчали – вероятно, за то, что миссис Бейтс меня любила и оставила мне дом. Странные люди, очень странные. – Улыбнувшись, она протянула нам руку: – Но теперь вы со мной познакомились и знаете, что я не такая плохая, как обо мне говорят. Расскажите дедушке с бабушкой, что я не сумасшедшая злыдня, что снует вокруг, убивая старушек. Пусть обо мне пойдут хорошие слухи для разнообразия.

– Расскажу обязательно! – пообещала я.

По очереди мы крепко пожали протянутую руку, и я поймала себя на том, что впервые в жизни не боюсь Бешеной Птичьей Женщины. Но я также понимала, что никогда не привыкну ни к металлическим штуковинам, которыми она утыкала себе все лицо, ни к татуировкам на шее и вокруг глаз. Зачем себя так уродовать? Что подтолкнуло ее к этому? В моей голове брезжила догадка, неопределенная и, однако, неискоренимая: к этому неким образом причастна картина, что висит у нее в гостиной, – пустошь накануне бури и чудовищный черный дом на вершине гряды. Но я не осмелилась спросить ее ни тогда, ни потом.

С Фиби мы вновь увиделись лишь один раз. Когда мы вернулись домой, бабушка и дедушка были уже там, и они даже не поинтересовались, где и как мы провели время. Никогда еще я не видела их такими счастливыми. Лишь сейчас мы поняли, что за черное облако висело над ними всю неделю. Но все закончилось хорошо: бабушке выдали результаты сканирования мозга, и врач сказал, что никакого рака у нее нет. А есть только нечто под названием менингиома: доброкачественная опухоль, легко удаляемая хирургическим путем. Облегчение, радость и беззаботность наполнили дом, и было это чувство таким сладким и насыщенным, что, казалось, его можно потрогать руками или попробовать на язык. Дом и сад словно залило светом.

В четверг, в наш последний день в Беверли, мы вчетвером отправились после обеда в Вествуд на пикник. Бабушка и дедушка сидели на скамье, опоясывающей Черную башню, а мы с Элисон, расстелив покрывало, валялись на солнышке, уплетая бутерброды с рыбным паштетом и шоколадный торт, испеченный бабушкой. Затем Элисон растянулась на траве, закрыла глаза и заснула или притворилась, будто спит. Я села и позволила себе предаться размышлениям. Меня тянуло домой, к маме, я соскучилась по ней, и одновременно точила мягкая грусть от мысли о скором расставании с этим местом, таким обжитым и уютным. Оно ощущалось теперь почти как родной дом. Я вспомнила, как впервые сидела здесь с братом, всего несколько лет назад, холодным серым октябрьским днем, и как тогда, ближе к вечеру, в спустившихся сумерках он зло подшутил надо мной. А потом, ровно в тот момент, когда в памяти моей возник образ Фиби, толкающей по полю кресло-каталку с миссис Бейтс и пустельгой Табитой на плече, в отдалении появилась Фиби собственной персоной, и приближалась она с той же стороны, что и тогда, но теперь она весело махала нам, как старым знакомым. Она села рядом с нами на покрывало, и я представила ее бабушке и дедушке (им заблаговременно был дан отчет, тщательно отредактированный, о нашем посещении ее дома); с инстинктивной вежливостью они привстали, подали руки, поздоровались, однако присутствие Фиби их явно сковывало.