Ноги - Страница 35

— Эй, командир! — хрипло, почти беззвучно позвал Шувалов. И потряс прутья решетки. Офицер повернулся, показав худое, узкое лицо с аккуратной скобкой усов над плотно сжатыми губами. «Пожилой», — сказал себе Семен, хотя офицер был скорее средних лет. У него были круглые, навыкате, глаза исправного, не-рассуждающего служаки, бессмысленные, непроницаемые. Во всяком случае, так показалось Шувалову. — Что случилось с той девушкой?.. Она была там, на том месте, где вы меня взяли…

— А, проснулся. С девушкой-то? С девушкой ничего. Все кричала, к тебе рвалась, билась в истерике… Ничего, приехала «скорая», успокоили. Дали там что-то…

— Гдe она? У себя, в квартире? — Семен с трудом ворочал языком.

— Ну почему в квартире? Здесь она. Не хочет уходить.

— Я могу ее увидеть?

— Нет, не можешь. Не положено.

— Почему не положено?

— Потому что не положено.

— А чего я здесь?

— А где тебе быть еще? — сказал офицер и взял официальный тон: — Вы, гражданин, человека убили.

— Я… убил? Кого я убил? Это того, которого ногой, что ли?

— Ну я не знаю, ногой, не ногой, разберемся со временем. У человека раздроблена голова, предположительно, от удара тупого тяжелого предмета.

— Да какого предмета? Я ему ногой в челюсть засадил — и все. А что там дальше, я не знаю.

— Разберемся.

— Тогда ей хоть скажите, чтобы шла домой.

— Да говорили уже, только без толку.

— А можно, это… кому-нибудь сообщить? Ну там вызвать кого-нибудь?

— Требуешь адвоката, парень? — усмехнулся офицер. — И позовем со временем, и вызовем. А ты пока отдыхай. Тебе долго отдыхать предстоит.

Семен отвалился от прутьев и, покачиваясь, направился обратно к лавке. Тяжело опустился и привалился ноющим затылком к стене.

Неужели убил? Не могло такого быть. Если только он башкой при падении о какую-нибудь железку… Но это ведь несчастный случай и только, можно будет отмазаться. Он защищал, оборонялся… всех допросят, и очень скоро все встанет на свои места. Клуб пришлет адвоката, какого-нибудь ловкого очковтирателя, и все будет в ажуре. Кто же их послал? Азархов? А кому же еще быть? Верняк, Азархов. Не так просто же он угрожал, совпадения быть не может. Но так даже лучше. Хрен он что теперь от Шувалова получит. Шувалов в кутузке, а стало быть, под защитой. Никакого договора с «Тотгенхэмом» он в кутузке, находясь под следствием, подписывать не обязан. Так что нечего было угрожать — только себе хуже сделал.

Через час прибежал администратор армейского клуба Борзыкин с адвокатом.

— Ты знаешь, кто это такой? — раздавался из соседней комнаты его зычный бас. — Это Семен Шувалов. Знаменитый футболист. Нападающий национальной сборной.

— Да хоть президент. Он преступление совершил и поэтому задержан. Заключен под стражу до проведения предварительного следствия.

— Слушай, не зли меня, лейтенант. Ты что, не представляешь, какие у тебя могут быть проблемы? Ну отпусти хоть под залог, человеку медицинская помощь нужна, а ты его с б… в обезьяннике держишь.

— Задержанный будет переведен в следственный изолятор. Необходимая медицинская помощь ему уже оказана.

— Да в какой изолятор? Ты в своем уме? Ты на что подписываешься, понимаешь? Ну ты сам напросился. Жди звонка от начальства и готовь вазелин. Ох, не завидую я, лейтенант, твоей ж…

— Покиньте помещение. Покиньте помещение, я вам сказал.

— Эй, ты как там, Семен? Короче, через час мы тебя вытащим.

Через час Семена не вытащили. И через два часа тоже. Через три часа его вывели из отделения милиции, посадили в зарешеченный уазик, доставили в следственный изолятор и поместили в одиночную камеру, которую, должно быть, выторговали для него Борзыкин с адвокатом, и Семену оставалось только лежать на койке да пялиться в потолок, думая о своем затянувшемся мглой будущем и Полине. Он провел тут двенадцать часов, противных, гнусных, полных унизительного чувства беспомощности. А потом раздался скрежет — тяжелая, в полпальца толщиной дверь с глазком и оконцем для выдачи пищи распахнулась.

— Ну, здравствуй, Семен, — сказал Азархов, удрученно вздыхая. — Вот и встретились мы, хотя даже не знаю, что лучше в подобном случае — встречаться нам с тобой или не встречаться. Не самое лучше место для встречи, не так ли?

Шувалов выжидательно молчал.

— Ну да ты сам виноват. Наломал дров — теперь расхлебывай. Ну кто тебя просил вести себя неадекватно? Молчишь? Ну так даже лучше. Молчи и слушай внимательно. Может быть, тогда тебе удастся осознать всю серьезность своего положения. Тебя, Семен, ждет следствие, а затем и суд, самый гуманный и справедливый суд в мире… По обвинению в убийстве. Предварительное следствие, считай, уже закончено. У отличного парня раздроблена голова. Прутом арматуры. И на этом несчастном пруте, Семен, твои отпечатки пальцев. Представь, что тебе после этого светит. Да, ты можешь сказать, что находился в состоянии аффекта, что твоей девушке угрожали, вот, правда, в весьма завуалированной форме, и этих угроз никто, кроме тебя, не слышал… и ты, конечно, бросился ее защищать, но это ведь ничего не меняет. Убийство есть убийство.

— Никого я не бил… железной палкой. Дал один раз ногой.

— А хотя бы и так. Руки профессионального боксера давно уже приравнены к оружию, а твои замечательно тренированные ноги нельзя приравнять, что ли? Да и не в этом дело. А в том, что железный прут действительно существует. А свидетели?.. Сам посуди, Семен. Полина — лицо заинтересованное. А те парни, на которых ты напал, уже дали соответствующие показания.

— Ловко вы все… И что же, вы даже человека убили, чтобы запрятать меня в кутузку?

— Да зачем нам кого-то убивать? Кто-то где-то кого-то ударил железным прутом арматуры по голове, а дальше — дело техники. Протоколы, экспертные заключения… Да! На своих армейских друзей не рассчитывай — не помогут они тебе. Суд будет. А за умышленное убийство, Семен, светит тебе до десяти. Возможно, принимая во внимание твою репутацию и твой статус национального героя, суд и ограничится пятью, но тебя ведь это не сильно греет? Так что придется тебе повторить судьбу Стрельцова. Пять лет — самых плодотворных… Тебя просто не будет, Семен, ты перестанешь существовать как игрок, и это самое главное.

— Короче, чего вы хотите?

— А, вот уже слышу речь не мальчика, но мужа. А нужно от тебя все то же — подпись под контрактом с «Тоттенхэмом». Теперь, правда, на несколько других условиях. Считай, что на тебя наложен штраф — обещанная тебе зарплата сокращается вдвое. И в течение ближайших пяти лет ты — полная собственность этого замечательного английского клуба. Без права переходить куда-либо еще. Твое дело, как ты понимаешь, будет закрыто. Одно твое слово, и сегодня же вечером ты вместе с Полиной сядешь в самолет, летящий в Лондон. А дальше я замолкаю. И если ты не полный дебил, то поймешь, что выбора у тебя больше нет. И времени на размышления тоже.

— У меня одно условие.

— От тебя, Семен, теперь никаких условий.

— Я скажу, а вы решайте. Без этого я ничего подписывать не буду.

— Хорошо, что за условие?

— Вы должны взять в «Тоттенхэм» еще одного человека. Ильдара Тарпищева.

— Господи, кто это?

— Это мой старый друг. Вы должны с ним заключить контракт, и он тоже должен стать игроком вашей сраной команды.

— Да зачем он нам нужен? Да и зачем он нужен тебе?

— Старый друг мой, ясно же сказал. Хочу рядом иметь родственную душу. Чтобы было с кем по-русски поговорить. Да и денег хочу ему дать заработать… настоящих. Вот такое условие. Без этого ничего подписывать не стану. Но сначала вы должны вытащить меня отсюда.

— Ну, это-то пожалуйста. Только учти — если с первым глотком свободы вздумаешь заартачиться и проявить свое прежнее упрямство, тотчас же сюда вернешься.

Через час Семен получил первый глоток свободы. Двое дюжих молодцев взяли его под локти. У ворот его встречал целый кортеж: длинный черный «мерседес», «гелендваген», «тахо» сопровождения, правительственные мигалки. И Азархов…