Ночной поезд - Страница 13

В полицейском управлении это не обсуждается. Ходим как побитые. Но теперь никто не сомневается, что вечером четвертого марта Дженнифер Рокуэлл покончила с собой.

Если бы она села в машину, проехала сто миль к северу и пересекла границу штата, то умерла бы невиновной. Но у нас в городе самоубийство считается преступлением. Она совершила преступление. В своем роде идеальное преступление. Да, она не избежала разоблачения. Зато избежала наказания.

И публичного позора тоже избежала. Если это можно назвать позором. Спросите у коронера, который осмотрел труп и снял все подозрения.

Если заглянуть в глубь веков, коронером раньше называли сборщика податей. Как говорили римляне: Coronae custodium regis. Хранитель царских поборов. Он взимал налоги с мертвецов. Все имущество самоубийц конфисковывалось в пользу казны. Наравне с имуществом других преступников.

В наши дни городской коронер трудится в управлении судебно-медицинской экспертизы. Зовут его Джефф Брайт; он приятель Тома Рокуэлла.

Брайт написал: «Причина смерти не установлена». Полковник Том. насколько я знаю, настаивал на формулировке: «Смерть наступила в результате несчастного случая». В конце концов они сошлись на первой версии. Как и мы все.

Повторю, я никогда не чувствовала с ее стороны ни тени осуждения, даже когда была совершенно беззащитна перед любым выражением презрения. И сегодня не мне судить Дженнифер Рокуэлл. Самоубийство, как и все великие потрясения, исходы и поражения, случается там, где нет выбора.

Зато страдания – полной мерой. Мысленно возвращаюсь к тому времени, когда Рокуэллы заточили меня, в полубессознательном состоянии, у себя в доме. У Дженнифер – она тогда была стройнее и трепетнее, чем в зрелые годы, – хватало своих забот. В девятнадцать лет она запуталась в каких-то неприятностях. Это был выверт затянувшегося отрочества. Сейчас я припоминаю, как ее родители нервно мерили шагами гостиную. Вроде бы речь шла о каком-то отвергнутом друге, который то ли не хотел, то ли не мог от нее отказаться. Да, а еще всплыла некая подруга (кажется, что-то связанное с наркотиками), она же соседка по университетскому общежитию. Дженнифер вздрагивала от каждого телефонного звонка, от стука в дверь. Но, несмотря на страхи и переживания, она каждый вечер заходила ко мне, чтобы ободрить и почитать вслух.

Она меня не осуждала. А я не осуждаю ее.

В действительности произошло вот что. Эта женщина словно сошла на землю с небес.

Ну. Да. Знаю я это сошествие с небес.

На похоронах ни почетного караула, ни ружейного салюта, ни духового оркестра. Кое-где – белые фуражки, золотые галуны и орденские планки. Зато отпевание по всей форме. Маленький седой человечек в черном одеянии говорил – в переводе на человеческий язык: «Теперь мы о ней позаботимся. Доверьте ее нам, поручите ее церкви, что стоит посреди зеленых лужаек, устремленная шпилем прямо в небеса…» Нет, похороны совсем не походили на полицейский сбор. Мы там оказались в меньшинстве. Стояли, опустив глаза, объединенные нашим общим поражением, среди армии штатских. Казалось, на похороны явился весь кампус. Никогда не видела такого скопления открытых молодых лиц, искаженных горем. Был там и Трейдер – стоял вместе с семьей Рокуэллов. Его братья присоединились к братьям Дженнифер. Том и Мириам, застыв как изваяния, неотрывно смотрели на могилу.

Земля, прими эту непрошеную жертву.

Когда присутствующие стали расходиться, я шагнула к живой изгороди, чтобы пробежать пуховкой по щекам и выкурить сигарету. От переживаний невыносимо хочется курить – больше, чем от кофе, выпивки или секса. Обернувшись, я заметила, что ко мне направляется Мириам Рокуэлл. Ее лицо, обрамленное черной шалью, напоминало лица таинственных нищенок из Иерусалима или Касабланки. Прекрасное, но требовательное лицо. Мне стало ясно, что история с ее дочерью для меня не закончилась. Черт побери.

Мы постояли обнявшись – отчасти потому, что солнце в тот день само замерзло, повиснув в небе холодным шариком желтого льда. Мириам осунулась, но, в отличие от мужа, не выглядела раздавленной. А вот полковник Том, ожидавший поодаль, превратился в тщедушного старика. Однако он не проявлял никаких признаков безумия. Грусть, растерянность – да, но не безумие.

– Впервые вижу твои ноги, Майк, – сказала Мириам.

– Что ж, полюбуйтесь, – ответила я и вместе с ней стала разглядывать свои ноги в черных чулках. – А от кого у Дженнифер были такие ножки? – пользуясь моментом, внезапно спросила я. – Вроде бы не от вас. Мы с вами слегка похожи.

У Дженнифер были ноги как у беговой лошадки. Мои же смахивают на отбойные молотки – да и у Мириам не лучше.

– Я раньше не раз говаривала, мол, она всю жизнь будет гадать, откуда у нее такая фигура. Пусть себе ломает голову. В кого она вышла фигурой, в кого – лицом. А форма ног – это от Райаннон, от матери Тома.

Мы замолчали. Я приходила в себя, затягиваясь сигаретой. Для меня это были мгновения отдыха.

– Майк… Послушай, Майк, мы кое-что узнали про Дженнифер и хотим поделиться с тобой. Ты готова?

– Готова.

– Ты не видела результаты токсикологической экспертизы. Том их уничтожил. Майк, Дженнифер сидела на литии.

Литий… Мне требовалось переварить эту новость – литий. В нашем городе (его не зря прозвали Наркотаун) полиция невооруженным глазом видит наркомана. Литий – это легкий металл, который применяется в производстве смазочных материалов, сплавов и химических реактивов. А карбонат лития (если не ошибаюсь, это вроде бы соль) используется как стабилизатор психоэмоционального состояния. Вот это действительно прозвучало как гром среди ясного неба. Ведь литий назначают при одном из самых тяжелых психических расстройств – при маниакально-депрессивном психозе.

Я спросила:

– И вы не знали, что у нее были такого рода проблемы?

– Нет.

– А Трейдер в курсе?

– Трейдеру я не сказала. Обошла этот вопрос. В общем, нет, он не в курсе. Нет! Кто бы мог подумать такое о Дженнифер – она выглядела абсолютно уравновешенной.

Да, люди много чего делают тайком. Убивают, хоронят, разводятся, женятся, меняют пол, сходят с ума – и никто ни сном ни духом не ведает. Рожают тройню в ванной – и все шито-крыто.

– Понимаешь, Майк, нам от этого, конечно, не легче, но все-таки история нашла хоть какое-то объяснение.

– И как это пережил полковник Том?

– Постепенно оправился. Я уж стала бояться, что мы его потеряем. Но он оправился.

Мириам резко обернулась в ту сторону, где стоял ее муж. Отвисшая нижняя губа, остекленевшие глаза. Как будто теперь он подсел на литий. Его психоэмоциональное состояние стабилизировалось. Он не моргая смотрел сквозь вселенскую дымку.

– Видишь ли, Майк, мы искали ответа на вопрос «почему?». И кажется, нашли. Но теперь возникает вопрос «кто?». Кто такая была наша Дженнифер?

Я выжидала.

– Найди ответ, Майк. Кроме тебя, некому. Можешь не торопиться. Том тебя отблагодарит. Найди ответ. Дело можно доверить только тебе, Майк.

– Но почему?

– Потому что ты – женщина.

И я согласилась. Сказала: ладно. Хотя понимала, что эта история – не голливудский сироп и не детские игрушки. Знала, что ответ будет страшным. Знала, что он приведет меня к какому-то пределу – и дальше, за последнюю черту. Знала – как теперь мне кажется, знала уже тогда, – что смерть Дженнифер Рокуэлл откроет нашей планете нечто новое, доселе неслыханное.

– Вы уверены, что хотите получить ответ? – спросила я.

– Этого хочет Том. Ведь он – полиция. А я его жена. Так что все в порядке, Майк. Хоть ты и женщина, но, по-моему, достаточно решительная.

– Наверно, – сказала я и опустила голову.

Я достаточно решительная. Но с каждым часом все меньше этим горжусь.

Мириам снова повернулась к мужу и медленно кивнула. Прежде чем направиться к нему, она еще раз спросила: