Ночной Орел (сб. ил. Л.Фалина) - Страница 9
— А узнать нельзя?
— Можно. Мать ее, наверное, знает.
— К матери мне неудобно… И надолго она?
— Кажется, на три недели.
— Благодарю вас, господин доктор. Не забывайте об осторожности в лесу. До свиданья!
Проводив Крафта, доктор Коринта сел в кресло и задумался. На него обрушился целый поток самых неожиданных мыслей, догадок и новых забот. Советский воздушный десант… Таинственный бесшумный снаряд… Угроза Ивете со стороны настойчивого обер-лейтенанта… Доктор свирепо потер лоб рукой и встал. Надевая халат, подумал:
“Что ищут немцы в лесу, теперь известно. Кожину это, к счастью, ничем не угрожает. Остальное надо обдумать… А Ивета? Ивету нужно срочно спрятать под броню фиктивного брака с Майером. Сегодня же поговорю с этим парнем…”
13
Ивете было стыдно, что она проспала приход доктора Коринты в сторожку. Но усталость брала свое. На другое утро девушка снова не смогла встать к раннему приходу врача. Это была естественная разрядка после чрезмерного нервного напряжения.
Проснувшись, Ивета не сразу сообразила, где находится. Откуда эти почерневшие от времени балки, эта косая черепичная крыша, эти вороха сена?.. На чердаке царил полумрак, но скупые лучи света, проникавшие через слуховое окно, говорили о том, что день уже давно наступил.
Остатки сонливости быстро рассеялись, сознание полностью включилось в действительность. До слуха донеслись приглушенные голоса Коринты и Кожина. Ивета невольно прислушалась.
— Нет, вы что-то определенно пропустили! — говорил доктор. — Вспомните хорошенько свое душевное состояние во время падения. Вот вы дернули за кольцо и поняли, что парашют не раскроется. Что же вы почувствовали?
— Ну что почувствовал? Страшно, конечно, стало и обидно, что так глупо помирать приходится, — смущенно пробормотал Кожин.
— А потом?
— Потом стал смотреть на часы и ждать… Только с часами, надо думать, случилось что-то. А может, и ничего не случилось. Может, мне показалось…
— Что показалось?
— Да так, чепуха какая-то. Наверно, с перепугу померещилось.
— Но что именно померещилось? Скажите!
— Почудилось мне, что секундная стрелка на часах вертится как сумасшедшая. Если по ней считать, то упал я не на сороковой секунде, а на пятнадцатой минуте. Чепуха, как видите. Не мог же я так долго падать с высоты каких-нибудь двух тысяч метров!
— Разумеется, не могли. Но вы, друг мой, чего-то не досказываете, — с досадой проговорил Коринта. — Ваши объяснения противоречат собранным мною данным. Давайте по порядку. Прежде всего ваше предположение о том, что самолет неправильно вышел к месту высадки, в корне неверно. Вы ведь прыгали на сигнальные костры, а в нашем лесу их никто раскладывать не мог. Кроме того, мне удалось установить совершенно точно, что в ночь на пятнадцатое сентября, то есть в ту самую ночь, когда вы упали в нашем лесу, в горах близ города Б. высадилась группа советских парашютистов. Могу вас, кстати, порадовать. Мне доподлинно известно, что немецкие каратели вернулись ни с чем.
— Откуда вы все это знаете? — взволнованно воскликнул Кожин.
— Тише! Ивету разбудите!
— А я уже не сплю. Я уже несколько минут слушаю, как вы спорите, да не хотела вам мешать. С добрым утром, пан доктор! С добрым утром, Иван!
Мужчины ответили на приветствие девушки, после чего Кожин с нетерпением повторил свой вопрос. Коринта не счел нужным скрывать источник своей информации.
— Мне рассказал об этом немецкий офицер из нашего к-овского гарнизона. Но это теперь не имеет значения. Вернемся к делу. Все, что вы мне сообщили, доказывает, что вы, друг мой, покинули самолет вместе со всей группой в сорока километрах отсюда. Ведь вы не замешкались со своим прыжком? Вы прыгали не последним?
— Я шел седьмым номером, — хмуро сказал Кожин.
— Тем более. Кроме того, вы сказали, что ясно видели сигнальные костры. Как же вас отнесло на сорок километров в сторону да еще при нераскрывшемся парашюте?
— Не знаю, доктор…
— Ладно, допустим, что не знаете. Пойдем дальше. Вы упали на развесистую сосну и, проваливаясь сквозь крону, ушибаясь о ветви и сучья, достигли земли. За такое мягкое приземление вы расплатились переломами ног и ребер. По-моему, плата слишком ничтожная, и это тоже не поддается никакому объяснению. Я осмотрел эту сосну, пан Кожин. У нее сломаны лишь верхние тонкие ветки. А ведь если бы вы упали на нее с высоты трех тысяч метров, то и дерево пострадало бы гораздо больше, да и вас самого разнесло бы в клочья! Травмы на вашем теле и повреждения в кроне сосны говорят о падении с высоты пяти, от силы десяти метров.
— Вы уверены, доктор?
— Абсолютно!
— Тогда я сам ничего не понимаю…
— Я допускаю, что вы не понимаете. Но вы не можете не знать, как происходило ваше падение! Ведь вы были в полном сознании вплоть до удара о крону дерева?
— Да, я был в сознании…
— Почему же вы не помните, что с вами творилось в течение целых пятнадцати минут?
Кожин промолчал. В душе его происходила жестокая борьба: открыться полностью этому человеку или попытаться сначала самому во всем разобраться?..
Что, собственно, волнует доктора Коринту? Почему Кожин остался жив после падения на землю с высоты трех тысяч метров? Но это и для самого Кожина пока что загадка.
Да, он был в полном сознании. Но что он помнит? О чем может говорить как о достоверном факте? О мимолетном воспоминании детства? О странном ощущении полета? О сумасшедшем поведении секундной стрелки?.. Разве это факты?.. Разве стоит об этом говорить?..
А может, доктора интересует другое?.. Но что? Кожину твердят, что он упал близ К-ова, в сорока километрах от места высадки десанта. Говорят… А что, если это неправда? Разве Кожин знает, где он находится? Разве он может полностью довериться этим людям? Кто этот лесник? Кто этот доктор? При чем тут какой-то немецкий офицер?.. Эй, сержант, не забывай, чему тебя учили! Будь осторожен! Враг хитер и коварен! Тебя лечат? Но это еще ничего не значит. С тобой, возможно, ведут какую-то тонкую и опасную игру!..
14
Увлеченный собственными мыслями, доктор Коринта не заметил внезапной перемены в настроении русского десантника и продолжал говорить с прежним жаром:
— Как видите, пан Кожин, я собрал много интересного, пытаясь пролить свет на вашу таинственную историю. Но это не все. У меня есть для вас еще одно сообщение. Эта новость может показаться несколько фантастической, и к вам она, наверное, не имеет никакого отношения, однако подумать о ней стоит.
— Еще что-нибудь от немецкого офицера? — с открытой неприязнью спросил Кожин.
— Да, от него же, — простодушно признался врач. — Правда, он сообщил мне это как своего рода анекдот, но их командование занимается этим всерьез. Дело вот в чем. В ту ночь, когда вы так неудачно прыгнули с самолета, со стороны города Б. к нашему лесу пролетел какой-то загадочный бесшумный снаряд. Он летел с большой скоростью, постепенно снижаясь, и должен был упасть или приземлиться где-то в нашем лесу. Немцы считают его новым секретным оружием русских и каждый день рыщут по здешнему лесу в надежде найти его. А теперь слушайте внимательно. Я пометил на карте три пункта, где видели этот странный снаряд. В первом пункте его видели на высоте трехсот метров, во втором — на высоте ста метров, в третьем — не более пятидесяти. Если провести прямую через эти три пункта и продолжить ее с учетом постоянной тенденции снаряда к снижению, то получится, что он должен был упасть где-то возле той сосны, под которой мы вас нашли. Интересно, правда?
— Бред какой-то… — пробормотал Кожин и отвернулся.
Сначала Коринта растерялся. Он смотрел на затылок Кожина и хлопал глазами. Но потом понял, что русский ему не верит, и обиделся. Он медленно поднялся и заговорил в совершенно ином тоне:
— Вот что, пан Кожин. Если это военная тайна, можете мне ничего не говорить, но если это какой-то исключительный случай, о природе которого вы сами не имеете понятия, мы должны в нем разобраться. Сейчас не время для взаимного недоверия и подозрительности. Кроме того, надо помнить и о самой пагубной для нас возможности.