Ночной мотоциклист - Страница 14

Анданов… Восьмого августа «почтмейстер» навещает Шабашникова. В тот же вечер срочно выезжает из Колодина. С больной женой. В отдельном купе. Что мне известно о его поведении в вагоне?

«Значит, я заступил. Зашел в купе: не нужно ли чего? Нет, говорит, не нужно. Жена хворая лежала. В третьем часу он вышел из купе. Попросил бинта. Ногу он поранил, прыгая с полки. Соды спросил для жены».

В третьем часу – сразу же после того, как поезд вышел из Полунина. Говорят, сода помогает при ожогах. Говорят еще, что у мотоциклистов ожог ноги – довольно частая травма. Если бы «Ява» сразу же накрыла меня и я не успел бы задержать ее рукой, то получил бы такой же ожог.

Выходит, он…

Факты, только факты! Не спеши… Прежде всего необходима проверка.

Медсестра в районной поликлинике, полная меланхоличная блондинка, перебирает карточки – вот-вот заснет.

– Анданов? Да, был на перевязке. У хирурга Малевича.

С Малевичем мы уже добрые друзья. Утром он бинтовал мою руку, предварительно в пламенной речи изничтожив изобретателей, которые додумались до мотоцикла. «Раньше предпочитали лошадок. Тихая, мирная езда. Укрепляла нервную систему. Сейчас у нас в Колодине каждый второй – мотоциклист. Мои пациенты. Настоящие или будущие».

Малевич – очень экспансивный товарищ, с жестикуляцией, какую можно увидеть только в старых немых фильмах.

– Вы снова ко мне? Рука беспокоит? Может, вы опять взобрались на это железное помело?

Я объясняю причину визита.

– Анданов? Только что был у меня. Весь мир помешался на мотоциклах. Даже этот немолодой человек. У него тоже травма. Ожог ноги. И выглядел он вначале похуже, чем вы. Он смешной человек. Стыдится признаться. Думает, что я посмеюсь над его увлечением. «Кипятком обварил». Это он мне говорит. Как будто я не видел ожогов.

– Доктор, когда Анданов впервые пришел к вам с травмой?

Медсестра приносит историю болезни. Малевич с трудом вчитывается в записи, сделанные его торопливой рукой.

– Сейчас, сейчас… Да, вот. Десятого августа, утром.

Десятого августа утром Анданов, оставив жену в клинике, возвратился в Колодин. Как он умудрился получить ожог в купе мягкого вагона?

Помилуйко слушает, барабаня пальцами по столу. Этот стук раздражает меня, сбивает с толку.

– Стоп, стоп, братец, – говорит Помилуйко строго-снисходительным голосом экзаменатора. – По-твоему, Анданов мог совершить такой бросок?

– Посмотрите расчет, товарищ майор.

Если бы я не прожил в Колодине семнадцать лет, то, пожалуй, не сумел бы сделать этого расчета. Вот они, цифры, на листке. В десять тридцать поезд вышел из Коробьяникова. В одиннадцать остановился в Лихом, а затем медленно пополз по однопутке, берегом озера, через тоннели и мосты. Он как бы описывал полукруг с центром в Колодине, и на этом могла быть основана затея преступника. Затея, которая свидетельствовала о незаурядном уме и изобретательности.

Лихое – Колодин, Колодин – Полунино. Вот два радиуса полукруга. В Лихом преступник мог незаметно покинуть вагон и пересесть на мотоцикл. Тридцать пять километров отделяли его от Колодина. Та самая таежная тропка, по которой ехала Ленка. К двенадцати преступник на окраине Колодина. В двенадцать десять – происходит убийство… А затем стремительный бросок в Полунино на перехват поезда.

– Ну а где он взял бы мотоцикл? – спрашивает Помилуйко, продолжая барабанить пальцами.

– Он мог использовать только чужую машину. Украденную. Запрятать ее недалеко от станции. Перед убийством в Колодине были уведены два мотоцикла. Один из них, первый, найден близ Черемшанки, то есть по дороге из Колодина в Лихое. Он был неисправен. Поэтому не случайно вскоре был украден и второй мотоцикл. Характерно, что ранее подобным воровством здесь никто не занимался.

– А приехав в Полунино, он втащил мотоцикл в вагон?

Я пожимаю плечами. У Помилуйко веселеют глаза.

– Теоретик ты, Паша. Я в твои годы тоже был теоретиком. Всюду искал какие-то тайны, загадки. На самом деле все проще.

– Но бывают случаи, когда…

– Скажи, можно проехать эти тридцать пять километров по таежной тропе за шестьдесят минут?

– Не знаю.

Мне следовало бы сказать: «сомневаюсь». Ленка проскочила эту тропку за полтора часа. А она ездит классно.

– Допустим, что возможно. Но, значит, Анданов великолепный мотоциклист, да? Есть сведения об этом?

– Нет.

– Еще вопрос. У тебя этот Анданов просто демон какой-то. Разрабатывает тончайший план, идет на огромный риск… Ради чего? Он обеспеченный человек, тихий, скромный. И вдруг! Взгляни на свою версию с точки зрения реальной жизни.

– Дело, по-видимому, не в деньгах. Мы не знаем, что было в дневнике.

При моей версии ограбление как причина убийства отпадает само собой. Может, сведéние каких-то давних счетов? Но пути Анданова и Осеева не пересекались… Однако кто знает. Я вспоминаю комнату Анданова, фотографии в рамках. Я еще подумал – бывают люди, которых нельзя представить детьми. Они пришли в этот мир без молодости, без прошлого. Или боясь прошлого? Опять теоретизируете, лейтенант… Но почему все-таки у Анданова не сохранились старые фотографии? Его домовитая супруга не преминула бы вывесить их на стенку.

– Это скорее материал для романа, Павел.

Да, Помилуйко не любит «теоретиков». Он практик, он не отрывается от земли. Дело, за которое он взялся, должно быть закрыто. Я же предлагаю длинный и сомнительный путь, который может привести к неудаче.

– Посмотри, какую любопытную штуку я нашел.

Помилуйко достает из ящика стола старую, сделанную из медной гильзы зажигалку.

– Зажги эту «адскую машину».

Фитиль чадит и наконец вспыхивает. Я стряхиваю бензин с пальцев. «Адская машина» течет.

– В связи с делом о хищении ножа я еще раз осмотрел дом Шабашникова, – говорит Помилуйко. – Жаль, что вы с Комоловым не обратили внимания на зажигалку… Значит, перчатки были смочены бензином с небольшой примесью масла, да? Так вот, Шабашников заправляет свою зажигалку из бутыли, которую взял у соседа Зуенкова. А в бутыли – горючее для мопеда, понял? В бензине разбавлено масло.

Помилуйко подбрасывает на ладони зажигалку.

– Вот и разгадка. Я так понимаю: Шабашников не хотел включать свет в доме и воспользовался своей старой зажигалкой. Горючее попало на перчатки. Тики-так.

Майор прав: на зажигалку стоило обратить внимание.

– Все-таки я попробую найти доказательства для своей версии, – говорю я. – Уверен, что это удастся.

– Упрям, упрям, – благодушно ворчит Помилуйко.

Ожог, который Анданов пытался выдать за ушиб, пока еще не улика. Это скорее исходный пункт в той сложной умственной динамике, которую мы называем догадкой.

Должны найтись доказательства. Моя теория – соляной раствор, насыщенный предположениями и умозрительными расчетами. Нужна хотя бы тоненькая ниточка, чтобы раствор начал кристаллизоваться. Нужны реальные детали, которые сами собой, без принуждения, укладывались бы в версию.

Нет преступника, который не оставлял бы улик. Аксиома, известная каждому новичку. Прежде всего мотоцикл. Куда он делся, где был укрыт? Надо снова отправляться в Лихое по той злополучной тропе. Только один человек сможет помочь мне в тайге. Кеша Турханов, лесной житель.

Утром звонит Комаровский: «Кеша будет ждать в Лихом, у станции. Я просил его разузнать, где охотничал последние дни Анданов».

С опаской сажусь на «Яву». Забинтованная рука едва держит рычаг сцепления. Никакие мази доктора Малевича не спасают от боли. А мне еще предстоит доказать, что от Лихого до Колодина можно проскочить за шестьдесят минут.

Небо хмурится, вершинки сопок исчезают в облаках. Опять пахнет дождем. Еду не спеша, изучая тропу. Надо полагать, преступник не один день присматривался к этой дороге, прежде чем решился привести в исполнение свой план.

В ту ночь, когда мы с Ленкой возвращались из Лихого, дорога показалась мне легче и безопаснее, чем теперь. Иногда тропа натыкается на каменные осыпи, руль дергается, вырывается из рук. Толчки отдаются во всем теле. Скальные обломки по сторонам как надолбы. Гонка будет с препятствиями.