Ночной извозчик - Страница 9

— Ну… потому что… словом…

Жюв резко прервал его:

— Нет, — сказал он, — не спорьте, сударь! Вы не знаете, как искусно могут гримироваться субъекты такого рода, как превосходно владеют иные из них даром перевоплощения! Но вы утверждаете, что никто не мог занять ваше место? Тогда как же вы объясните все это приключение?

— Увы! Просто ничего не понимаю!

— Однако вам должно быть ясно, сударь, что тогда придется допустить дьявольские козни…

Г-н Шаплар ответил ему с таким отчаянием, что Жюв, несмотря ни на что, не мог сдержать улыбку.

— Черт возьми! — сказал он, — не надо так волноваться. Я повторяю, нет сомнения в том, что вы оказались жертвой ловкого мошенника, вот и все! Кто-то разобрался в ваших делах, занял ваше место, сыграл вашу роль… Другого быть не может… К тому же…

— Что к тому же, господин Жюв?

— Вы не поговорили нынче утром с этой девушкой, Раймондой? Не расспросили ее?

— Нет. Она не пришла на работу, не появилась… И вот именно…

Жюв немного помолчал, потом заявил:

— Право, господин Шаплар, история конечно курьезная, надо признаться, но в общем-то не трагическая, ничего страшного с вами не случилось в результате этого… раздвоения. Однако не могу не согласиться, вас не зря мучает эта загадка… Так вот, можете рассчитывать на меня, завтра я непременно зайду к вам, мы вместе проведем небольшое расследование и уж наверняка докопаемся до истины.

Прошло около двух часов после ухода г-на Шаплара, а Жюв и Фандор все еще обсуждали дело, которое привело к ним директора «Пари-Галери». Мнения их разошлись.

Молодой и пылкий журналист был захвачен этой историей. Она казалась ему невероятной, загадочной. Жюв рассуждал спокойнее и видел в ней всего лишь банальное происшествие.

Поэтому на все возражения Фандора Жюв упрямо отвечал:

— Совершенно неважно! Совсем неинтересно! Ты все увлекаешься, увлекаешься… Спрашивается, почему? А хочешь, я тебе скажу, как все обстоит на самом деле? Все это чистейшая выдумка господина Шаплара. Шаплар лжет… С какой целью? Не знаю, думаю, что с какой-то личной целью. Прежде всего, в деле замешана женщина, эта продавщица. Гм! Когда замешана женщина, надо всегда быть начеку.

Жюв уже чуть ли не в десятой раз повторял это скептическое рассуждение, как вдруг раздался телефонный звонок. Он подошел к аппарату.

— Алло! Алло!

Выслушав ответ, он побледнел и сказал:

— Положитесь на меня… Да, положитесь на меня.

Фандор ничего не понял, не догадался о причине звонка.

— Кто это звонил, черт бы его побрал? — спросил он.

Жюв в эту минуту повесил трубку. Он был очень взволнован и ответил Фандору без обиняков:

— Знаешь, малыш, плохо дело, я свалял дурака, история Шаплара очень серьезна.

— Почему, Жюв?

— Потому что он только что сообщил мне по телефону, что сверился с кассирами и обнаружил, что незнакомец, подменивший его во вторник вечером, похитил у него пятьсот тысяч франков.

— Здорово!

— Это бы еще ничего, а вот девица Раймонда, продавщица, за которой он ухаживал, исчезла из дому…

— Ах, дьявольщина!

Жюв, чрезвычайно взволнованный, продолжал:

— Кто-то, подменив Шаплара, забирает пятьсот тысяч франков, похищает девушку… Фандор, Фандор!.. Мне страшно!

Фандору пришла та же мысль, что и Жюву. Он тоже побледнел и, кусая губы до крови, ответил:

— Жюв! Жюв! Это никто иной, как ОН, ОН! Но это же безумие!

Жюв, помрачнев, прервал его:

— Молчи, Фандор. Там, где замешан ОН, нет места безумию. Ах, скорее бы настало завтра!

— Завтра, почему?

— Чтобы обследовать «Пари-Галери».

— Неужели вы не поедете туда сейчас же?

— Нет, боюсь привлечь внимание.

И не добавив более ни слова, Жюв и Фандор одновременно, как бы поневоле, подошли друг к другу и крепко, быстро обнялись.

— Жюв!

— Фандор!

— Если бы мы догадались раньше…

— Ах, если бы мы догадались!

Только что маленькая гостиная казалась светлой, приветливой. Но когда Жюв и Фандор произнесли эти слова, даже не уточняя их смысла, в комнате, казалось, потемнело и воздух сгустился, как перед грозой.

И даже сам Жюв, всегда спокойный Жюв, заметил это:

— Неужели я ошибаюсь? Нет, черт подери, нет — запахло порохом!

— Значит, Пантера, заметано? Все поняла? Без промаха сработаешь? Да ты, может, накирялась?

— Я же сказала, что нет.

— У меня с такими бабами, как ты, всегда сердце не на месте. Вот ведь беда, вечно ты трясешься, вечно воешь, того гляди — сдрейфишь.

— Да нет, что ты, Фонарь!

— Да нет, да нет, затвердила одно, думаешь, со мной пройдет. Ей-богу, Пантера, как посмотрю на твою рожу, сразу слинять хочется. Ладно, сматываюсь, приглядывай за предметом…

— А ты куда, Фонарь?

— К хозяину Клада.

— А кто такой?

— Кто такой? Так я тебе и сказал, у тебя, известное дело, язык без костей… Нет, ей-богу, ты меня еще не знаешь, Пантера… И вообще хватит, с концами, ничего я больше тебе не скажу… Дай-ка мой картуз…

— Ты не поздно вернешься, Фонарь?

— Когда вернусь, тогда и вернусь.

— А мне, значит, сидеть дома?

— Сиди, нагуливай жирок.

Так беседовал Фонарь со своей любовницей Пантерой в убогой комнатенке, грязной, нищенской, захламленной, какую только и встретишь в вонючих трущобах. Из зарешеченного окошка в стене с трудом, как бы нехотя, пробивался дневной свет, и все же его было достаточно, чтобы увидеть всю отвратительную уродливость этого жилья.

Но Фонарю и Пантере было ровным счетом наплевать на окружающую их обстановку. У него, тощего апаша, с развинченной походочкой и порочным, гнусным выражением лица, было только одно желание — поесть до отвала, одна страсть — напиться до беспамятства.

Что касается Пантеры, коротконогой, толстенькой женщины, которая, казалось, не ходила, а проскальзывала, — ей тоже хотелось только одного — бездельничать и по возможности — всегда. Поэтому, если их жилье было убогим по причине бедности, то грязным и запущенным оно было по вине хозяйки дома.

Как же познакомился Фонарь с Пантерой? Это была обычная история — связь апаша с уличной девкой. Однажды они встретились на танцульке, возле укреплений, то ли в «Голубом каштане», то ли еще где, проплясали вальс-другой, не расстались до самого утра, да так и зажили вместе.

Фонарь ничем в жизни не занимался. Он смутно помнил, что когда-то собирался стать кровельщиком, но это все ушло из памяти, осталось только воспоминание о том, как сладко спалось на шиферной или железной крыше, нагретой солнцем, обвеваемой чистым ветерком, — вот это была, по его выражению, страсть что за житуха! Но он уже давно отказался от малейшей возможности что-либо заработать честным трудом.

— Потеть, стараться, пачкать руки и подтягивать брюхо, — разглагольствовал он иногда, — нет, это не про меня писано… Шесть с полтиной франков огрести — слуга покорный, со мной этот номер не проходит, если мне уж понадобятся деньжата, я их просто возьму, это куда проще и труда не требует.

Где же Фонарь брал деньги? Уж во всяком случае, не в своем сейфе; когда он, время от времени, появлялся с туго набитым бумажником, с улыбкой на лице к с попутным ветром в парусах, по живописному выражению, бытующему в преступном мире Парижа, Пантера безошибочно угадывала, как обстоят дела.

— Откуда явился? — спрашивала она. — Фраера пришил или только наведался в карман?

Как правило, Фонарь ничего не отвечал. Он ненавидел женское любопытство и предпочитал скрывать свои дела от Пантеры. Иногда, в виде исключения, когда ему случалось выпить лишнего, он снисходил до разъяснений.

— Да, точно, и нечего тут глаза закатывать и зубами скрипеть со страху. Наведался к нему, и всё, с концами…

«Наведался, пошарил» — ни в чем другом Фонарь никогда не признавался.

Неужели этот страшный субъект ни разу не пользовался более жестокими, более беспощадными способами, чтобы раздобыть нужные деньги, не прибегая к честному труду? В этом приходится усомниться.