Ночная погоня(сборник) - Страница 19

— Самое ужасное, — сказала Лив, — именно то, что вы умеете убивать.

— Да, — ответил я грустно. — Это самая кривая из всех кривых дорожек развития нашего рода.

— Знаешь, — теперь уже отозвался Эо, — даже нас пробовали использовать для этого.

— Как это? — удивился я.

— Нам иногда случается ошибаться, завязывая знакомство с людьми, которые… Так случилось и со мной. Человек, которого я встретил по другую сторону большого моря, казался похожим на тебя. Он понимал природу и любил ее, как свою мать. Но, вместе с тем, он был способен ненавидеть других людей. Он пытался склонить меня, а с моей помощью и других среди нас, чтобы мы «вели разведку» для его государства.

— Разведку?

— Ему казалось, что из нас получатся идеальные шпионы для обнаружения неприятельских атомных баз.

Я молчал. Мне было стыдно, ведь, как ни говори, я тоже принадлежал к Большим Людям.

Послышалось сначала приглушенное, затем все более мощное жужжание. Это был большой слепень. Он кружился около меня. Я не мог сдержать невольного страха: не люблю насекомых вроде слепней, шершней, ос… Слепень отлетел от меня и присел на островке клевера. Лив, сама немногим больше его, подлетела и начала гладить его желто-коричневую шерстку. Он казался разомлевшим от ласки, как кот, и тихонько жужжал. А через несколько минут поднялся в воздух и улетел.

— Я еще увижу вас когда-нибудь? — спросил я.

— Может быть. А может быть — и нет, — прошептал Эо. — Мы путешествуем по всему большому миру. Вместе с облаками. В ту пору, когда здесь холодно, мы живем в тех краях Земли, где всегда тепло и всегда светит солнце. Наверняка мы снова прилетим сюда весной или летом. Ты нас, наверное, запомнишь — ведь эта встреча с нами была для тебя приключением… Но запомним ли мы тебя — не знаю. Мы встречаем множество людей, похожих на тебя, таких, с которыми, как нам кажется, можно поговорить. Я думаю, что они будут существовать на Земле так же долго, как и мы. Если ты придешь сюда, на эту поляну, на будущий год, — может быть, однажды мы появимся тут снова. А если не мы, то кто-нибудь из наших сестер или братьев. Так что — до встречи, Большой Человек.

— До встречи, — сказал я, глядя, как они, собираясь лететь, поднялись в воздух и какой-то миг парили на высоте моего лица.

Лив помахала мне на прощание своей маленькой ручкой, а потом, быстро взлетев, они исчезли из поля моего зрения, устремляясь к белым облакам, непрерывным хороводом плывущим по прозрачному летнему небу.

— Черт подери всех марсияшек! — Тонкие губы Толстяка Уэлша выплюнули эти слова со всей злобой, на какую способен оскорбленный представитель высшей расы. — Взяли такой отличный груз, лучшего иридия ни на одном астероиде не сыщешь, только-только дотянули до Луны — и не угодно ли, опять инжектор барахлит. Ну, попадись мне еще разок этот марсияшка…

— Ага. — Тощий Лейн нашарил позади себя гаечный ключ с изогнутой рукояткой и, кряхтя и сгибаясь в три погибели, снова полез копаться в нутре машинного отделения. — Ага. Знаю. Сделаешь из него котлету. А может, ты сам виноват? Может, марсиане все-таки тоже люди? Лиро Бмакис тебе ясно сказал: чтоб полностью разобрать и проверить инжектор, нужно два дня. А ты что? Заехал ему в морду, облаял его дедов и прадедов и дал ровным счетом восемь часов на всю починку. А теперь хочешь, чтоб он при такой спешке представил тебе все в ажуре… Ладно, хватит, дай-ка лучше отвертку.

К чему бросать слова на ветер? Сто раз он спорил с Уэлшем — и все без толку. Толстяк — отличный космонавт, но начисто лишен воображения, никак не позабудет бредятину, которой пичкает своих граждан Возрожденная Империя: о высоком предназначении человека, о божественном промысле — люди, мол, для того и созданы, чтобы помыкать всеми иными племенами. А впрочем, если бы Толстяк его и понял, так ничего бы не выиграл. Лейн и высоким идеалам цену знает, тоже радости мало.

Он-то к окончанию университета получил лошадиную дозу этих самых идеалов да еще солидное наследство — хватило бы на троих — и вдохновенно ринулся в бой. Писал и печатал книги, произносил речи, беседовал с официальными лицами, вел переговоры в кулуарах, вступал в разные общества и сам их создавал и выслушал по своему адресу немало брани. А теперь он, ради хлеба насущного, перевозит грузы по трассе Земля — Марс на старой, изношенной ракете; на четверть ракета — его собственность. А тремя четвертями владеет Толстяк Уэлш, который возвысился до этого без помощи каких-либо идеалов, хотя начинал уборщиком в метро.

— Ну? — спросил Толстяк, когда Лейн вылез наружу.

— Ничего. Не могу я это исправить, слабовато разбираюсь в электронике. Что-то разладилось в реле прерывателя, но по индикаторам не поймешь, где непорядок, а наобум искать опасно.

— Может, до Земли дотянем? Тощий покачал головой.

— Навряд ли. Лучше сядем где-нибудь на Луне, если ты сумеешь дотащить нашу посудину. Тогда, может, и найдем поломку, прежде чем кончится воздух.

Толстяку тоже это приходило в голову. Пытаясь как-то уравновесить перебои в подаче горючего и кляня лунное притяжение — хоть и слабое, оно порядком мешало, — он повел ракету к намеченному месту: посреди небольшой равнины он высмотрел на редкость чистую и гладкую площадку, без каменных обломков и выбоин.

— Пора бы тут устроить аварийную станцию, — пробурчал он.

— Когда-то станция была, — сказал Лейн. — Но ведь на Луну никто не летает, и пассажирским кораблям тут садиться незачем, проще выпустить закрылки и сесть в земной атмосфере, чем тратить здесь горючее. А грузовики вроде нас не в счет. Странно, какая ровная и чистая эта площадка, мы в миле, не выше, и ни одной метеоритной царапинки не видно.

— Стало быть, нам повезло. Не хотел бы я шлепнуться в какой-нибудь кратеришко и сбить дюзу или пропороть обшивку. — Толстяк взглянул на высотомер и на указатель скорости. — Мы здорово грохнемся. Если… что за черт?

Тощий Лейн вскинул глаза на экран: в тот миг, как они готовы были удариться о поверхность, ровная площадка раскололась надвое, половинки плавно скользнули в стороны — и ракета стала медленно опускаться в какой-то кратер: он быстро расширялся, дна не было видно; рев двигателей вдруг стал громче. А экраны верхнего обзора показали, что над головой опять сошлись две прозрачные пластины. Веря и не веря собственным глазам, Лейн уставился на указатель высоты.

— Опустились на сто шестьдесят миль и попались в ловушку! Судя по шуму, тут есть воздух. Что за капкан, откуда он взялся? Бред какой-то!

— Сейчас не до того. Обратно не проскочить, пойдем вниз, а там разберемся. Черт, неизвестно еще, какая внизу площадка.

В таких вот случаях очень кстати, что Толстяк не страдает избытком воображения. Делает свое дело — опускается в исполинском кратере, будто на космодроме в Йорке, и занят только неравномерностью вспышек из-за барахлящего инжектора, а что ждет на дне, ему плевать. Тощий удивленно посмотрел на Толстяка, потом вновь уставился на экраны — может, удастся понять, кто и зачем построил этот капкан.

Лъин лениво поворошил кучку песка и истлевшего сланца, выудил крохотный красноватый камешек, с первого раза не замеченный, и медленно поднялся на ноги. Спасибо Великим, очень вовремя они послали ему осыпь: старые грядки столько раз перерыты, что уже совсем истощились. Чуткими ноздрями он втянул запах магния, немножко пахло железом, и серы тут сколько угодно, все очень, очень кстати. Правда, он-то надеялся найти медь — хоть щепотку. А без меди…

Он отогнал эту мысль, как отгонял уже тысячи раз, и подобрал грубо сработанную корзину, набитую камешками пополам с лишайником, которым заросла эта часть кратера. Свободной рукой растер в пыль осколок выветрившегося камня заодно с клочком лишайника и все вместе отправил в рот. Благодарение Великим за эту осыпь! Приятно ощущать на языке душистый магний, и лишайник тоже вкусный, сочный, потому что почва вокруг не истощенная. Если бы еще хоть крупицу меди — больше и желать нечего.