Ночь живых мертвецов - Страница 1

Задумайтесь на минуту о тех, кто жил на свете и умер, чьи чувства не будет больше ласкать шелест листьев, пение птиц и нежные лучи утреннего солнца.

Все, что так дорого и так быстротечно, для них больше не существует. Прожить немного и затем умереть… Что может быть печальнее, не так ли?

Однако, в некотором смысле, мертвым можно и позавидовать.

Для них позади уже и жизнь и сама смерть.

А разве не заманчиво оставить другим все жизненные невзгоды и, оказавшись под землей, обрести, наконец, долгожданный покой и забвение… Забыть и боль, и страдания, и вечный страх смерти. Им не придется больше жить. И не придется умирать, чувствовать боль и задумываться о том, что предстоит испытать, когда настанет час смерти. Они не будут уже ломать голову над своими и чужими поступками, ждать и надеяться, любить и ненавидеть, заботиться, страдать и ежечасно думать о завтрашнем дне.

Вы никогда не задавались вопросом, почему жизнь кажется нам такой прекрасной или отвратительной, радостной или печальной, но все же значительной, пока. мы живем, и оказывается столь пустой и банальной, когда все подходит к концу?

Жизнь тлеет какое-то время и потом угасает. А молчаливые могилы терпеливо ждут, когда их заполнят. Смерть венчает собой любую жизнь, и новым поколениям, занятым своими заботами, нет никакого дела до тех, кто жил раньше. До затем и они, в свою очередь, уступают место потомкам.

Люди рождаются и умирают ежесекундно, а в промежутке между этим они живут иногда счастливо, иногда нет, но в конце концов смерть приводит всех к наименьшему общему знаменателю.

Но что заставляет людей так бояться смерти?

Не только боль. Не всегда. Ведь смерть может быть мгновенной и почти безболезненной; она сама по себе является концом боли.

Так почему же все-таки люди боятся умирать?.. Кто знает ответ на этот вопрос?.. Может быть, мы смогли бы узнать об этом у тех, кто уже умер, если б им удалось хоть на минуту вновь оказаться с нами; если бы они воскресли из мертвых?.. Но кто скажет, друзей или врагов мы встретили бы в их лице? И смогли бы мы вообще иметь с ними дело — мы, кто никогда не был в силах преодолеть свой страх и прямо взглянуть в лицо смерти.

Были уже сумерки, когда они обнаружили, наконец, крошечную церковь, стоявшую в стороне от дороги и почти полностью скрытую в зарослях кленов. Если бы они не нашли ее до темноты, то возможно, что не нашли бы и вовсе.

Целью их поездки было старое кладбище позади церкви. И они разыскивали его уже почти два часа, обследуя одну за другой длинные, извилистые проселочные дороги с такими глубокими колеями, что днище машины то и дело скребло по земле и им приходилось ползти со скоростью меньше пятнадцати миль в час, слушая душераздирающий стук летящего из-под колес гравия по крыльям и изнемогая от жары в облаке горячей желтой пыли.

Они ехали, чтобы положить венок на могилу своего отца.

Наконец Джонни резко затормозил на обочине дороги у подножия поросшего высокой травой холма, и его сестра Барбара посмотрела на него со вздохом усталости и облегчения.

Джонни молчал. Он лишь рассерженно дернул узел своего и так уже слегка ослабленного галстука и уставился в лобовое стекло, ставшее почти непрозрачным от пыли.

Он все еще не выключил двигатель, и Барбара тотчас же догадалась, почему Джонни хотел заставить ее еще немного помучиться в духоте автомобиля, всем своим видом давая понять, что не зря с самого начала был против этой поездки и теперь возлагает на нее всю ответственность за эти дьявольские неудобства. Он очень устал и был сильно раздражен, и сейчас хранил ледяное молчание, хотя на протяжении двух часов, пока продолжались их поиски, беспрестанно выплескивал на сестру всю свою обиду и гнев, постоянно огрызался и даже не пытался казаться бодрым. Машина жутко подпрыгивала на ухабах, и он с трудом сдерживался, чтобы не вдавить педаль газа до самого пола.

Джонни было уже двадцать шесть лет, а Барбаре только девятнадцать, но во многих отношениях она была гораздо более зрелой, чем он, и за годы их совместного взросления прекрасно научилась справляться с его настроениями.

Она просто вышла из машины, не сказав брату ни слова, и оставила его сидеть, уставившегося в ветровое стекло.

Неожиданно из приемника, который был включен, но не работал, донеслось несколько слов, которые Джонни не разобрал, и радио снова замолкло. Джонни посмотрел на приемник, затем ударил по нему и принялся яростно крутить ручку настройки взад и вперед, однако по радио больше не было произнесено ни единого слова. «Странно», — подумал он. Странно и так же необъяснимо, неудачно и досадно, как и все, случившееся с ним в этот совершенно отвратительный день. Все это уже приводило Джонни в тихую ярость. Если радио неисправно, то почему оно то и дело начинает говорить и ту же опять умолкает? Оно должно быть или исправно, или неисправно, а не сходить с ума.

Джонни еще несколько раз ударил по приемнику и снова покрутил ручку настройки. Ему показалось вдруг, что он услышал произнесенное кем-то слово «опасность» среди треска и мешанины полуслов, пробивавшихся сквозь свист и помехи. Но сколько Джонни ни старался, его усилия были тщетны; радио молчало.

— Черт побери! — громко сказал Джонни, выдернул ключи из замка зажигания, вылез из машины и ногой с силой захлопнул дверь.

Он поискал глазами Барбару, а затем вспомнил о венке, привезенном на могилу отца, открыл багажник и вытащил его на дорогу.

Венок был в коричневом бумажном пакете, и Джонни положил его прямо на землю, чтобы тот не мешал закрывать багажник. Потом он окликнул Барбару и испытал новый прилив гнева, поняв, что она решила не дожидаться его.

Барбара уже взбиралась вверх по холму, направляясь к маленькой церкви, прятавшейся между растущими на вершине высокими деревьями.

Не торопясь, стараясь не запачкать ботинки, Джонни двинулся за ней по поросшему травой склону и вскоре догнал сестру.

— Какая славная церковь! — сказала она. — И эти деревья вокруг… Замечательное место!

Это была самая обычная сельская церковь — деревянное строение, выкрашенное в белый цвет, с красным шпилем и длинными, узкими старомодными окнами из цветного стекла.

— Давай сделаем то, зачем приехали, и будем возвращаться, — раздраженно сказал Джонни. — Уже темнеет, а нам еще три часа добираться до дома.

Барбара с досадой пожала плечами, и Джонни молча последовал за ней в обход церкви.

На кладбище не было ни тропинок, ни ворот — лишь торчащие из высокой травы надгробия беспорядочно расположенных под столетними деревьями могил. Под ногами хрустели прошлогодние опавшие листья. Захоронения начинались уже в нескольких ярдах от церкви и простирались до самой опушки леса, подступающего к другой стороне холма.

Надгробные камни здесь сильно различались и по размеру и по степени своей ветхости и совсем не походили один на другой. Тут можно было встретить и скромный песчаный холмик с воткнутой в него жестяной табличкой, и тщательно выполненные монументы в виде францисканского распятия или высеченною из мрамора распятие ангела-хранителя. Самые старые из камней, потемневшие и растрескавшиеся от времени, почти не обнаруживали сходства с надгробиями а напоминали скорее лесные валуны, тускло блестевшие в опускающемся на землю сумраке.

Последние лучи уходящего солнца мягким сиянием отражались на посеревшем небе, а деревья и длинные стебли травы, казалось, дрожали в сгущающейся темноте. И над всем этим царствовали спокойствие и тишина, которую скорее усиливал, чем нарушал, непрекращающийся стрекот сверчков и шорох опавших листьев, перешептывающихся о чем-то при каждом дуновении ветерка. Джонни остановился и с неприязнью посмотрел на Барбару, медленно идущую между могилами. Она двигалась не торопясь, очень осторожно, стараясь не наступить на чей-нибудь холмик, и наклоняясь чуть ли не к каждому памятнику, стараясь отыскать принадлежащий ее отцу. Джонни подозревал, что мысль оказаться на кладбище после наступления темноты пугала ее, и это его забавляло, поскольку он все еще был зол на сестру и хотел заставить ее немного помучиться за то, что она вынудила его проехать две сотни миль только ради того, чтобы положить венок на могилу. По его мнению, это было поступком глупым и бессмысленным.